Роман Злотников - Время Вызова. Нужны князья, а не тати

Ире потребовались очень серьезные усилия, чтобы не зажмурить глаза и не скрестить пальцы. Но она справилась… и тихо ответила:

— Да.

На следующий день она подошла к шефу и, смущенно теребя воротничок блузки, тихо сказала:

— Олег Константинович, я… уволиться хочу.

— Хочешь? — переспросил тот.

— Нет, не хочу, — мотнула головой Ира, — просто… ну так получается.

— Значит, совсем в свой бизнес уходишь, — усмехнулся тот. — Ну что ж, удачи тебе. Ну а как раскрутишься — знаешь, где бумагу и канцелярию покупать. Так ведь?..

А затем случилась беда. Вернее, едва не случилась… В тот вечер Ира возвращалась домой поздно. Машина была в гараже у Митрича, на очередной «профилактике». Поэтому до дома Ира добралась на метро. Ближний выход был уже закрыт, и потому ей пришлось выходить через дальний.

Почему ее понесло в тот переулок, она и сама не знала. Всю жизнь ведь боялась по нему ходить, даже днем, видно, предчувствовала что-то.

Эта пьяная или обкуренная компания семнадцатилетнего плебса вывернулась откуда-то внезапно. Иру мгновенно обступили какие-то молодые люди, кто-то схватил ее за руку, послышался чей-то пьяный голос:

— Ой, какая девушка… а что вы делаете сегодня вечером?

Вокруг заржали. Ира выдернула руку и буркнула:

— Отстаньте.

— Девушка нас не уважает… — издевательски продолжил тот же голос. — Она нами брезгует…

Ее тут же вновь схватили за руку и сразу же за другую.

— Нами не надо брезговать, девушка… а то мы обидимся.

Ей в лицо дохнуло перегаром, а затем чья-то рука рванула застежки блузки.

— Что вы делаете? — растерянно пролепетала Ира. — Перестаньте.

— Заткнись, шалава, — вновь дохнули ей прямо в лицо, — от тебя не убудет…

— Нет! Не смейте! — закричала Ира, но тут ей засветили такую оплеуху, что заболела челюсть.

— Тебе сказано — заткнись…

И в следующее мгновение ей резко задрали лифчик, обнажив грудь.

— Ты смотри, — заржал кто-то, — а сиськи-то — класс!..

И тут раздался глухой удар, и мимо пролетело чье-то тело.

— Эй, ты че…

Еще удар. Вопль. И удивленное:

— Мужик, ты… ля-я-я-а… ать… да ты… ах су… — Еще несколько ударов и топот множества разбегающихся ног. Ира почувствовала, как руки, державшие ее, куда-то исчезли, и обессиленно опустилась на землю. А в следующее мгновение над ней склонилось мужское лицо и сильный голос озабоченно спросил:

— Девушка, вам помочь?

Виктор сидел на кухне, обложившись томами Самуэльсона [6] Самуэльсон Пол Энтони — американский экономист, лауреат Нобелевской премии по экономике. вперемежку с Друкером, [7] Друкер Питер — классик современного менеджмента. и ожесточенно грыз карандаш. Время подходило к полуночи. Вдруг тихо стукнула дверь и послышалось торопливое шлепанье по полу маленьких ножек. Сонька подошла и, взобравшись на стул, серьезно заглянула отцу в глаза.

— Ты чего не спишь?

Но Сонька проигнорировала его вопрос.

— Пап, — серьезно начала она, — а где мама?

Виктор замер. Он давно ожидал подобного вопроса и… боялся его. Потому что не знал, что отвечать. Отвечать тем не менее было надо.

— Мама, — он тихонько вздохнул, — она ушла.

— Почему?

— Так получилось.

Похоже, Сонька что-то уловила в его лице, а может, бабушка что-то рассказывала… во всяком случае, она спросила:

— Она тебя обидела?

Виктор тихонько вздохнул.

— В общем, да.

Сонька задумалась.

— А если она придет и попросит прощения, ты ее простишь?

Виктор погладил дочку по головке.

— Я ее уже простил.

Сонька радостно вспыхнула.

— Значит, если она вернется — мы будем жить все вместе?

— Не знаю, — серьезно ответил Виктор.

— Почему?

Виктор снова вздохнул.

— Понимаешь, Сонь… вот помнишь, когда ты была совсем маленькой, то писалась в трусишки. И тебя никто за это не ругал.

Сонька серьезно кивнула.

— Ну вот. А если ты сделаешь это сейчас, то непременно поругают. Так ведь?

— Да, — кивнул ребенок.

— Так и другие люди: чем взрослее становятся — тем больше от них требуется. А мама — это вообще самая вершина, на которую может взойти человек, понимаешь?

Сонька мгновение подумала, а затем кивнула:

— Ага, а для вас, мужчин, — папа.

— Верно, — кивнул Виктор, — потому что можно стать самым знаменитым, самым богатым, самым талантливым, но если ты при всем при этом не сможешь стать настоящим папой… или мамой, то весь твой успех умрет вместе с тобой. Ну и ты как бы вместе с ним. А если станешь, то… нет.

Сонька вновь задумалась.

— А мама не смогла стать… мамой?

— Ну да.

— Но почему? Она же меня родила?

— Ну… это только первый шаг, — грустно усмехнулся Виктор, вспомнив, в какую панику ударилась Нина, узнав, что беременна, — можно сказать, самое простое из того, что нужно сделать, чтобы стать настоящей мамой.

Сонька опять задумалась.

— А если она уже научилась быть настоящей мамой?

— Ну… тогда, наверное, да, — кивнул Виктор, — только мы ведь пока этого не знаем. Вот поэтому я и сказал, что не знаю.

Сонька вздохнула.

— А я буду очень-очень сильно хотеть, чтобы она научилась.

— Тогда и я тоже, — усмехнулся Виктор.

Сонька просияла и, прильнув к нему, крепко обхватила его ручонками за шею.

— Я тебя очень-очень люблю!

— Я тебя тоже. — Виктор прижал ее к себе. — Ладно, беги спать…

Когда тихонько хлопнула дверь комнаты, он покачал головой и вновь пододвинул учебники. Он так боялся этого разговора, а оказалось, что все просто — достаточно было только сказать правду…

— До Шереметьево, шеф… и багажник открой.

Андрей послушно вылез из машины и… оказался в объятиях своего однокашника по училищу Гришки Покровского.

— Андрюха, братан!

— Гришка! — Андрей в ответ также стиснул приятеля в объятиях, а затем отодвинул его от себя, удивленно разглядывая. Гришка был в гражданке — в длинных брюках, рубашке и пуловере, но самая интересная деталь его костюма находилась на голове. Это была кипа — маленькая простенькая шапочка-колпачок, означающая, что ее носитель принадлежит к евреям-иудеям.

— А что… то есть как это ты?

— А вот так, — захохотал Гриша, — выяснилось, что у меня бабушка по маминой линии — еврейка. Всю жизнь звал ее бабой Олей, а она оказалась бабой Эльхой.

— Вот оно что… — протянул Андрей.

— Ну да, — радостно кивнул Гриша. В этот момент откуда-то послышался пронзительный женский голос:

— Григорий, ну где машина? Мама ждет!

— Сейчас! — крикнул Гриша и, повернувшись к Андрею, торопливо махнул рукой: — Вот что, Андрюх, давай во двор. У нас там чемоданов…

— Уезжаешь, значит, — тихо произнес Андрей, когда они, набив машину чемоданами, стояли и курили, ожидая, пока спустится «мама». — И куда, в Израиль?