Виктор Сапарин - Суд над Танталусом

— Что может дать интенсивное таяние льда? — продолжил мысль главный гляциолог планеты. — Массы льда испарятся и рассеются в атмосфере. Если произвести этот процесс в достаточном масштабе, то вес того куска, что оторвался, заметно уменьшится…

— Зато климат планеты… — возразил главный климатолог Земли, — может измениться… В какой степени? Дайте исходные цифры, и я скажу.

— Цифры мы дадим, — вмешался руководитель инженерной группы. — Если вы хотите получить как можно больше льда и побыстрее, мы наколем с помощью взрывчатки этакой ледяной щебенки. Скаты местности идут как раз в сторону ущелья. Значит, ледяные глыбы сами потекут навстречу огню. По сделанным нами расчетам можно будет…

Он назвал цифры. Тотчас же стали рассчитывать изменение массы оторвавшегося куска Антарктиды. Эти данные положили в основу определения взаимодействия «каменного плота» с упругой подстилкой. Еще одна группа исследователей выяснила роль, которую сыграет тяговое усилие искусственного вулкана, приложенное к этому плоту с учетом постепенного изменения его веса. Возникали все новые вопросы — на них искали ответа другие группы специалистов-ученых.

Прошло два часа. За это время поступило столько данных, что, если бы вздумали собрать их вместе, получилась бы целая полка толстенных томов. Но эти данные были проанализированы, обобщены машинами и доложены в виде нескольких конечных логических выводов. Ознакомившись с ними, председательствующий потребовал всеобщего внимания.

— Пришла пора, — сказал он, — вынести решение. — Он сделал паузу. — Прежде чем принять его, прошу ответить в свете самых новых данных на один последний вопрос: как скоро может быть двигатель включен после остановки и на сколько часов работы останется в нем горючего, если его выключить через двадцать одну минуту?

Инженер, заменяющий Забелина, тотчас же сообщил, что гора-форсунка прочна и непоколебима, а горение идет строго по графику. Общее время действия, таким образом, составит ожидаемые пять суток. Если остановить процесс сейчас, неизрасходованного топлива останется на 32 часа работы двигателя. Для создания сколько-нибудь значительных новых запасов горючего потребуется год. Когда можно снова включить двигатель? Для восстановления запального устройства при современной технике достаточно суток. Но проникнуть внутрь сопла после остановки двигателя даже автоматы смогут не раньше чем через месяц.

— Там все раскалено, — сказал он. — Огнестойкая футеровка, которую мы положили слоем в двадцать пять метров, почти вся обгорела. Я боюсь, что через несколько часов вообще может начаться неостанавливаемый процесс. Мы просто не сможем выключить этот вулкан. Он будет действовать, пока не израсходует все горючее.

Наступила короткая пауза.

С экранов Зала Совета люди, оторвавшиеся на миг от напряженного труда, смотрели друг на друга.

И тут академик Бобров, главный холодильный «бог», на глазах у всех хлопнул себя по лбу и сказал:

— А Манташев-то молодец! Теперь я понял его мысль… Знаете, о чем он думал? Об охлаждении вулкана. Да, да! Он думал не о «сжигании» льдов, не о превращении их в пар с помощью пламени вулкана, а об охлаждении его жерла после выключения. Понимаете? Выключить двигатель, а льды вокруг раскрошить и подтолкнуть по естественным скатам местности, завалить ими жерло, испарить в конце концов горы льда, но охладить гору-форсунку. Тепло для образования пара будет отниматься от раскаленных пород. Скажите мне, сколько льда максимально вы сможете запихать в глотку вулкана, и я скажу вам, когда роботы смогут проникнуть туда, чтобы восстановить запалы.

Голоса загудели, и тут же восстановилась тишина. Участники Совета наклонились над письменными столами, протянули руки к пультам вычислительных машин, извлекали из электронной памяти автоматов формулы и коэффициенты, работали в полную силу человеческого ума.

Через пятнадцать минут стало известно, что, если сгребать лед в вулкан с окружающей территории с помощью направленных взрывов, на охлаждение потребуется всего шесть суток.

За пять минут до полудня председательствующий отдал распоряжение:

— Приостановить действие реактивного двигателя «Земля» в двенадцать ноль-ноль.

— Они сражались до последней минуты. Это был настоящий бой. Манташев пришел в себя только на третий день. На смену вылетели другие. Спасатели выхватывали из потока людей, находившихся на волосок от гибели. Некоторых спасали дважды. Одна девушка…

— Девушка?

Оля подняла глаза. Цветок ромашки в ее руке светился, как солнце с белыми лучами. Она покрутила плотный стебель.

— Да. Свиридов вытащил ее из разбитой машины. А потом разбился сам. Всех подобрали. Девушка даже не подозревала, что дважды попадала в аварию. Она потеряла сознание от духоты, когда подлетали к вулкану. Нарушилась герметичность скафандра. В самом тяжелом состоянии Свиридов.

Костя остановился. Потом добавил:

— В физическом. А в моральном — Манташев.

— Ведь он придумал этот способ охлаждения!

— Да, но на четыре часа задержалось выключение двигателя планеты. Операция, в которой дорога каждая секунда. По его вине.

— Он же не хотел. Просто…

— В том-то и дело. Просто! Он не подумал, что его мысли в такой момент принадлежат не ему. Вернее, забыл. Конечно, привычка мышления чисто механическая: ученые обычно не спешат с выводами, пока не проверят их. Но ведь мозг, его работу тоже надо направлять. Он очень переживает. Свиридову легче. Он герой. Сотни людей ломают голову, как вернуть ему полную работоспособность.

— А Манташев?

— Его убеждают, что все в общем обошлось. Стараются смягчить… Но он не может сам простить себе. Он считает, что не было бы последних самых опасных полетов, если бы решение выключить двигатель состоялось на четыре часа раньше. И не случилось бы аварии с машиной Свиридова.

— А авария с планетой?

— С планетой? Никакой аварии не было.

— Позволь, — удивленно спросила Оля. — А все эти меры? Экстренные заседания ученых? Полеты в опасную зону?

— Сейчас все окончательно выяснилось. Это было условие, поставленное Контролем безопасности. Так называемая «лупа риска». Они договорились — Плановое бюро и Контроль безопасности, — что опыт ставится в безопасных масштабах, абсолютно безопасных, но возможные вредные последствия эксперимента преувеличивались в сто раз. Условно. Поэтому и работали так напряженно ученые, и люди вылетали, и спасатели действовали. Своего рода боевые учения. Иначе Контроль безопасности не давал согласия на производство опыта.

— И люди шли на риск?

— Ведь это первый опыт в истории Земли! Иначе просто нельзя. Без серьезной подготовки нечего и думать о таких вещах. В конце концов Контроль безопасности, который так трясется за здоровье каждого из нас, вовсе не думает воспитывать из людей трусов. Наоборот. Речь ведь идет и о подготовке людей. А без риска нет даже спорта.