Михаил Михеев - В тихом парке

– Хорошо?

– Не знаю… Видимо, у меня спектр зрения сдвинут в сторону фиолетового восприятия, за четыреста миллимикрон… Я ничего не поняла. Люди вокруг улыбались, а мне было грустно… Я думала, что ты придешь.

Он заволновался.

– Я хотел… только задержался. В лаборатории установили новый диполятор, и вчера мы свертывали пространство.

– Почему вы свертывали его вечером?

– Мы начали днем, свернули почти кубометр, а потом в диполяторе лопнул мезодатчик и мы никак не могли раскрутить пространство обратно.

– Оставили бы так.

– Ты же знаешь, что пространство держать свернутым нельзя. Может произойти временной парадокс.

– Пусть происходит.

– Что ты! Потеряется целый кубометр…

– Подумаешь, один кубометр у бесконечности. Никто бы и не заметил.

– Конечно, никто бы не заметил. Только наш профессор заявил, что мы не имеем права так бесхозяйственно обращаться с бесконечностью. Пришлось раскручивать пространство вручную, вот мы и крутили до вечера. Хорошо, что потом Бинель нашла в утиле старый мезодатчик.

– Значит, Бинель тоже… раскручивала…

– Разумеется. Она же наш мезопрограммист.

– Так я и знала…

– Послушай… ты не права. Мы с ней работаем вместе и только…

Она отвернулась. Он беспокойно задвигался на скамейке.

– Я же тебе верю… – сказал он. – Я не спрашиваю, с кем ты тогда была в автомате. Что это за молодой человек?

– Это… это не молодой человек. Это мой отец.

– Вот как? Я думал, у тебя нет отца.

– Он недавно вернулся из экспедиции к Большой Медведице.

– Сколько же времени его не было?

– Восемнадцать земных лет.

– Он такой молодой.

– Они летели на субсветовой скорости. Сейчас он моложе меня на один год.

Легкий, но холодный ветерок – настоящий, далекий гость с семидесятой параллели – проник за деревья, зашелестел искусственными листьями.

На ней было легкое платье без рукавов. Она невольно поежилась.

– Тебе холодно?

– Немножко. Мама говорит, что у меня плохо усваивается витамин группы «В», поэтому нечетко работает центр теплорегуляции, и я мерзну чаще других.

Он продолжал беспокоиться.

– На самом деле, холодный ветер. Не понимаю, почему здесь не устроили би-поле над скамейками, для микроклимата.

– Вероятно, много потребуется энергии.

– Подумаешь, над каждой скамейкой полусфера в десять квадратов. По восемь на десять в пятой джоулей на квадрат.

– Ты забываешь про деревья, их тоже придется накрывать би-полем.

Тут он наконец вспомнил про свою куртку. Снял ее, накинул на ее плечи.

– Спасибо, – сказала она. – А ты?

– Мне не холодно.

Но он подвинулся ближе, она прижалась к его плечу, и они закрылись вместе одной полой и притихли.

Ее щека коснулась его щеки. Время остановилось для него, как останавливалось оно в днполяторе, когда свертывали пространство. Ему хотелось сидеть так вечно…

Она думала о другом и спросила:

– Ты меня любишь?

– Что? – переспросил он. – Ах, ты в том смысле?.. Кажется, люблю.

– Почему – кажется?

Он замялся.

– Ну… это слово, как я помню, выражает общее состояние…

Она нетерпеливо завозилась у его плеча.

– Вот и вырази свое общее состояние.

– Я не знаю, как сказать.

– Ты же читаешь художественную литературу.

– Там нет таких слов. Разве только в старинных романах. Но кто же сейчас говорит теми словами.

Она вздохнула легонько.

– Старинными словами тебе говорить не хочется. А своих у тебя нет. Мне так захотелось, чтобы ты сказал какие-нибудь старые слова.

– Зачем?

– Не знаю, – сказала она грустно. – Наверное, такие слова приятно слышать…

Он разволновался, задвигался, растерянно поморгал.

– Хорошо! Я скажу. Подожди, сейчас… – он помедлил, потом заговорил быстро и сбивчиво: – Мне всегда скучно без тебя… всегда трудно без тебя… Я всегда хочу тебя видеть. Я, кажется…

– Кажется…

– Нет, просто… я не хочу без тебя жить!.. Хорошо?

– Хорошо, – сказала она и улыбнулась чуть. – Почти так же, как у Диккенса…

Незаметные в темноте, по соседней аллее прошли два робота.

РТ-120 шагал методично и размеренно, каждый шаг его был равен метру и делал он один шаг в секунду.

ЭФА-3 была ниже его, зато ножки ее двигались быстрее, и она не отставала от своего спутника.

Она остановилась первая.

Повернула в сторону сидящих на скамейке хорошенькие решетчатые ушки очень похожие на кухонные шумовки, но ничего не поняла.

– Ты слышишь, что они говорят?

Слуховые локаторы РТ-120 были несравнимо чувствительнее. Он отрегулировал усиление и без труда разобрал все слова.

– Он сказал, что, кажется, любит ее. Что такое «любит», ты не знаешь?

– Конечно, знаю, – ответила ЭФА-3.

– Объясни мне.

– Ты не поймешь.

– Я попробую понять.

РТ-120 подключил к киберлогике схему сложных понятий. Он еще ни разу ею не пользовался, и схема работала нечетко. Тогда он увеличил напряжение питания. На предохранителе защелкали голубые искорки.

Запахло озоном и изоляцией.

– Ну тебя! – сказала ЭФА-3. – Выключись, а то сгоришь. Я прочитала про. любовь в справочнике.

– И поняла?

– Поняла. Почти все… – ЭФА-3 пощелкала переключателями эмоции, просто так, без надобности. Что они еще говорят?

РТ-120 прислушался.

– Он сказал, что не хочет без нее жить. Как это так?

– Помолчи! – тихо сказала ЭФА-3. – А что он делает?

РТ-120 включил инфракрасные видеоанализаторы.

– Он обхватил ее руками за плечи, будто она падает.

– Как интересно! – сказала ЭФА-3. – Покажи, как он это сделал.

РТ-120 обхватил ЭФА-3 стальными руками.

– Тише, тише! – воскликнула ЭФА-3. – Отпусти, сейчас же.

Она отступила на шаг.

– Посмотри, что наделал. Смял правый локатор. Теперь я потеряю слуховую ориентировку. Разве так можно!

– Я не знал, что ты такая непрочная, – оправдывался РТ-120. – Ничего, в институте тебе поставят новый локатор.

– Для меня нет запасных деталей. Я же экспериментальная модель, не то, что ты.

– Локатор помялся совсем немного, – сказал РТ-120. – Я его выправлю сам.

Он щелкнул переключателем, и на его пальце появилась отвертка. Осторожнее! – сказала ЭФА-3. – Не поломай.

Но повреждение на самом деле оказалось невелико.

Да и локатор был не таким уж сложным, чтобы в нем не мог разобраться ремонтный робот РТ-120, запрограммированный талантливыми инженерами Завода Высшей Кибернетики…

Маленькая девочка шла за мамой к остановке аэробуса. Возле цветочной клумбы девочка остановилась.

– Мама! – сказала она. – Можно мне сорвать вон тот цветочек?

– Что ты, разве его сорвешь. Он там крепко держится.

– А как же раньше рвали цветы?

– Кто тебе это сказал?

– Дедушка Дим, который учил меня спектромузыке.

– Дедушке Диму уже сто пять лет. Он рвал цветы, когда был маленький, как ты. Сейчас таких цветов нет. Даже я никогда не рвала цветы.