Вячеслав Рыбаков - Доверие

— И двести семь человек, — согласился он.

Дахр принес чашки, и Ринальдо немедленно прильнул к одной из них. Дахр продолжал стоять.

— Что мы теперь будем делать? — опять спросил он. Ринальдо, не переставая пить, пожал узкими плечами.

— Сколько стоит день?

— Сто тысяч человек для первой фазы, — ответил Ринальдо, отставляя пустую чашку. — Затем в эн раз больше, в зависимости оттого, сколько кораблей мы станем отправлять в сутки.

— Как не повезло…

— Что говорить.

Дверь с махом распахнулась, вздулись и заколыхались портьеры, в кабинет на миг ворвался рев аплодисментов, и, несомый ими, словно парусный корабль свежим фордевиндом, влетел огромный, радостный Чанаргван. Дахр повернулся к нему. Чанаргван автоматически сказал, повелительно взмахнув рукой:

— Сиди, сиди…

Он сбросил свою роскошную куртку прямо на кресло, смотав ее в какой-то невообразимый комок, а сам шумно бухнулся на нее. Уставился на Ринальдо круглыми глазами; улыбка висела, как приклеенная, на его сочных коричневых губах.

— Ну, что там? Я так и не понял.

— Понял, — ответил Ринальдо.

— Какого дьявола, — буркнул Чанаргван. Взял чашку с соком, поднес к лицу, брезгливо понюхал. — Что за мерзость… Шкет, сделай мне покрепче…

Дахр нехотя двинулся к бару.

— Ну, скоренько, скоренько, — отрывисто бросил Чанаргван. — Естественно, никто не уцелел.

— Естественно, — медленно повторил Ринальдо.

— Так… — Чанаргван поскреб обеими руками у себя в затылке. — Хорошо хоть, что головной, а вот если бы рванул пассажирский, сразу сто тысяч народу к праотцам… Прах их побери, нашли время взрываться! Что делать-то, старик?

Дахр принес бокал с густой, опалово поблескивающей жидкостью. Чанаргван перехватил бокал у него из рук и, далеко запрокинув голову, одним махом выплеснул жидкость в свой бескрайний разинутый рот. Передернулся, поставил бокал и с полминуты сидел молча, неподвижно, с полуприкрытыми глазами, прислушиваясь к ощущениям у себя внутри.

— Ринальдо, черт, — сказал он потом, широко распахивая глаза. — Ты ведь уже придумал, что надо. Ну?

— Вывод очевиден, — ответил Ринальдо.

Дахр стоял за спиной отца, медленно поводя головой то на макушку сидящего Чанаргвана, то на лицо Ринальдо.

Ринальдо встряхнул лысеющей головой, щеки его, обвисшие и мягкие, дрябло заколебались, разевая и вновь захлопывая морщины.

— Четыре на сто тысяч — четыреста тысяч человек не сделают погоды. Прекратим старты на эти четыре дня под благовидным предлогом. За это время постараемся вновь успеть сконцентрировать первоначальный запас техники, и вновь пошлем транспорт с нею и минимумом обслуживающего персонала. Начнем все сначала. За это время — попробуем сообразить, почему произошла катастрофа. Мобилизуем всех пространственников — кто у нас? Массачусетский филиал, Новосибирский филиал, Лунный филиал. Ганимедский филиал…

— Так, — сказал Чанаргван. — все прекрасно. Абсолютная чушь.

— Ты так считаешь? — спокойно спросил Ринальдо. Он знал, что Чан будет возражать. И он хотел, чтобы Чан уговорил его отказаться от этого плана. Он не верил в свой план. Он не верил, что удастся выяснить причину. И он хотел избавиться от необходимости сообщать о катастрофе — потому что это сразу собьет даже тот небольшой энтузиазм, который удалось создать вокруг идеи переселения.

— Конечно! Прежде всего… Откуда это в тебе? Ты что, не понимаешь, что этим решением мы убьем четыреста тысяч народу?

— Мы считаем не на тысячи, Чан.

— Но разве ты не чувствуешь себя убийцей, старик? А?! Я чувствую. И я не хочу! Ринальдо допил остатки сока.

— Что ты предлагаешь?

— Ничего не менять! Старт завтра, в полном обьеме! — затрубил Чанаргван. — Набьем корабль до хруста. В конце концов, что ты знаешь о грузоподьемности этих калош? Я ходил на них сто раз, а ты… ты же, кажется, вообще не покидал Земли? — подкусил он Ринальдо.

— Да, — спокойно ответил Ринальдо, — мне же запретили.

— Великие небеса, — мечтательно сказал Чанаргван, — какая была картина! Пламя било метров на пятнадцать… Как они сразу не сообразили, что ты и пульт — две вещи несовместные… Даже пульт тренажера.

— Перестань! — крикнул Дахр.

— Нет, отчего же, малыш, — проговорил Ринальдо, — твой отец в общем-то прав…

— Можно подумать, он твой сын, а не мой, так ты с ним говоришь. Ты перестань-ка так говорить с моим сыном! Своего роди, с ним и говори… Да! Так вот, поживут недельку-другую под открытым небом, на пайке из того, что сумеют добыть из местных ресурсов. — не беда. Челночным образом перебросим технику за месяц-полтора. Не терять ни дня! Вот это настоящее решение!

— А ты уверен, что этот корабль не взорвется? — спросил Ринальдо.

— Ринальдо, черт! — замахал руками Чанаргван. — Разве можно об этом вслух?! Плюнь через плечо, сволочь…

— Можно, — шепотом сказал Дахр.

— Тебя не спрашивают, кумир молодежи… И не стой у меня за спиной, не терплю! Сядь вон там!

— Я сяду не там, — ответил Дахр с твердостью, выглядевшей как вызов. — Я сяду лучше здесь.

Чанаргван презрительно скривился:

— Возьми старый лайнер, из уже ходивших в пробеги, а не новый, со стапелей, как этот… Да чего ему рваться! Один раз бывает, но вероятность повторного…

— О вероятности мы ничего не знаем.

— Четыреста тысяч! Где твоя совесть, старая ты развалина! Четыреста тысяч живых людей — все для того, чтобы другие сразу получили дома и роскошную еду!

— Ну, не роскошную…

— Демагогия… Ты просто трусишь, тебе не хочется взять на себя ответственность, тебе надо обязательно перевалить ее на пространственников… Как ты думаешь, эти люди… что они выбрали бы, если бы мы их спросили? Месяц, от силы два, поголодать и похолодать, или остаться тут, когда все полетит к чертям?

Наступила тишина.

— Они не поймут твоей спешки, и будут правы, — сказал потом Ринальдо. — Они спросят: куда вы гоните нас, зачем нам голодать и холодать месяц, если через четыре дня можно полететь в человеческие условия. Они ведь не знают, что день стоит сто тысяч. И им нельзя этого обьяснить.

— Вот смотри, Дахр. сколько глупостей разом наговорил твой обожаемый опекун.

— Да кто им скажет, что им придется холодать? Они узнают об этом лишь на Терре. Ну? Соглашайся!

Вновь стало тихо. Ринальдо оглядел чашки, но все они были пусты. Тогда он положил голову лбом на руки и долго так сидел.

— Я понял, — сказал он наконец, — но мне это не нравится.

— Ты согласен? — крикнул Чанаргван, тряхнув пустым бокалом, зажатым в волосатом кулаке.

Ринальдо поднял голову от сцепленных ладошек. На лбу его долго таяло белое пятно.

— Нет, — спокойно сказал он. — Что дальше?

— Ты сволочь! — яростно крикнул Чанаргван и хряснул бокалом об пол. Бокал звонко отскочил и запрыгал, словно мячик, Чанаргван поддал его ногой, и тот, голубой призрачной молнией пронзив неподвижный темный воздух кабинета, мелькнул к стене, опять зазвенел долгим улетающим звоном, словно пуля, рикошетированная от камня в небо, и очутился на полу. Подкатился к окну, затянутому тяжелой, обвисшей портьерой. Замер. Чанаргван тяжело, неистово дышал, руки его были слегка расставлены, точно он приготовился драться.