Коллектив авторов. Составитель С. Лукьяненко - Гуманный выстрел в голову

— Гениально простые, понятно…

— Правда, они не были способны размножаться. То ли с проектом что-то напутали, то ли диверсия… не знаю. Хотели исправить, но земляне отказались. Им и так было по кайфу.

— Понимаю.

— Вот. Численность землян стала медленно убывать. Одни неосмотрительно реяли вверх, пока не лопались в стратосфере; другие, снизясь, допустим, понюхать розу, неосторожно накалывались на шип…

Фома почесал нос.

— А дальше?

— А дальше я спать лёг, — сказал Фома. — Надоело слушать всякую ерунду.

Он родился на сельскохозяйственной планете, среди простых фермеров, для которых труд с утра до вечера был первейшей добродетелью, а смех — пиком неприличия. Бушующие вокруг войны странным образом не затрагивали Корпию (так звалась планета), не знавшую ни обстрелов, ни десантов, ни мобилизаций — разве что иногда чей-то подбитый крейсер рассыпался в её сиреневом небе звёздным дождём.

С малых лет Фома работал в поле: пахал, сеял и боролся с сорняками, хмуро дивясь упорству, с которым глупые растения пытались отвоевать для себя пядь земли.

Вечерами фермеры собирались в трактирах: пили эль, плясали под скрипку и с хрустом били друг друга по угрюмым лицам — беззлобно, но больно; и столько неведомой тоски было в этих потасовках под рыданье скрипки, что однажды Фома спросил отца: за что их мир — посреди мятущейся Веселенной — наказан пасторальностью?

Отец как раз подсчитывал доход от очередного урожая.

«Потому что мы выращиваем лучший в галактике перевязочный материал, — ответил он. — Пускай воюют».

Он щёлкнул костяшками счётов.

«То есть, чем больше воюют там, тем лучше наши дела здесь?» — уточнил Фома.

«Хе-хе», — сказал отец.

Утром его сын сбежал на космодром.

— Я так понимаю, — рассуждал Фома. — Всяк стремится увеличить свой объём насколько может: газ, вода, штамм, сорняк, раса… даже сама Вселенная, говорят. При чём тут наши хотения, когда мы самой природой выточены для экспансии, как клинок заточен для смертельного боя?! В этом смысл нас как частей целого.

— А войны — следствие попыток преодолеть границы, — пробормотал Рене, понурив голову. — О, небо… Вечно враждовать с братьями по разуму или превратиться в круглых идиотов — вот весь выбор? И нет иного пути?!

Жаль его было, буквально расплющенного нехитрою истиною.

— Хи-хи! — сказал подошедший снайпер.

— Получается, что нет, — виновато развёл руками Фома.

— А может, есть, — вмешался незнакомый голос. Женский.

Все трое обернулись.

Метрах в пяти позади них стояла женщина — лицо чистое, волосы тёмные мягкие, взор с лукавинкой и едва заметная улыбка.

— Может, есть, — повторила женщина.

— Кто такая? — спросил снайпер, поднимая винтовку.

— Какой… путь? — спросил Рене заворожено.

Ещё страннее было, что женщина не имела бронекостюма — лишь свободный свитер до колен почти да линялые джинсы: по моде беспечной и наивной юности Рене. Противоминных ботинок у неё тоже не было. И фильтров. «И антидота наверняка нет», — отметил Рене. Непонятно, как она попала сюда, и ещё непонятней — как сумела здесь уцелеть.

— Например, мой, — женщина смущённо дёрнула круглым плечиком. — Пытаться создавать собственные миры…

«И говорит непонятно», — подумал Рене.

— Эй, сука! — распалился обиженный недостатком внимания снайпер. — Я с тобой разговариваю!

Женщина взглянула на него, как на сломавшийся не вовремя каблук. Подбоченилась. Выгнула бровь.

— Я та, кто вас выдумала, — сказала. Фигура у неё была ещё хоть куда.

— Симпатичная баба, — сказал Фома. — Жаль.

«Да, — подумал Рене. — Всё же бродить без аптечки по здешним руинам — губительно для психики. Чудес не бывает. Жаль».

— Давайте, я ей ноги отстрелю, — предложил снайпер. — А потом мы её, эта… допросим. Чур, я первый!

Он меня достал.

— Исчезни, а? — попросила я. — Если ты сейчас же не исчезнешь, то я выдумаю специально для тебя какую-нибудь заразу… омега-перхоть, знаешь?

Снайпер дёрнул кадыком.

— Это когда кожа стягивается к затылку так, что пупок оказывается на макушке? — пролепетал он.

— Ага! Поражает исключительно вашего брата. Говорят, это проклятие от имени всех, убитых в спину. Представляешь, что будет у тебя вместо носа, когда заболеешь?

— И шампуня от неё нету, — в ужасе прошептал снайпер.

— Во-во, — подтвердила я. — Или возьму ассоциативный ряд и превращу тебя в кукушку, которую слопает вот эта птица.

Большая флегматичная сова шумно опустилась мне на плечо, отчего, надеюсь, я стала чуточку похожа на Афину-Палладу. Ход был абсолютно излишним, но, скажите, какая женщина устоит от соблазна?

— Так что лучше исчезни сам. Свою роль в сюжете ты уже исполнил.

Фома прислушался к писку телефона в ухе и сказал, что приказано спускаться. Обоим.

Отряд уже принял походный ордер. Приятели заняли место в строю. Капрал скомандовал марш.

— Враньё, — сказал Фома чуть погодя. — Нет никакой Земли. И никогда не было.

— А… женщина? — спросил Рене.

— Примерещилась! Остаточный синдром боевой тактической галлюцинации, слыхал?

Какое-то время они шли молча. Отблески пожара бросали алые всполохи то на насупленный лик Фомы, то на Рене, беззвучно шевелящего губами.

— Нет, — сказал вдруг Рене. — Не может быть, чтобы ложь…

Он зашагал шире, догоняя капрала.

— Хире капрал, простите. А что стало с землянами? Капрал повернул голову и несколько секунд раздумывал — ответить или отдать приказ вернуться в строй. Потом лоб его разгладился.

— Последние люди слетелись к побережью и поселились там, любуясь морскими закатами и линиями, что прибой оставляет на песке. Однажды поднялся ветер и сдул их всех в океан.

Полный текст и саму песню в формате mpЗ вы можете найти в сети Internet по адресу http://burkin.rusf.ru/music.