Нил Шустерман - Разобщённые

— Я бы с радостью задохнулась ради тебя! — говорит девушка. Это лестно, но он окончательно теряет к ней всякий интерес.

— Когда-нибудь представится возможность получше, — говорит Старки, зная, что это время никогда не настанет — во всяком случае, не с этой девчонкой; но с надеждой жить легче.

В конце концов они приспосабливаются и входят в некий симбиотический дыхательный ритм: он вдыхает, когда она выдыхает, так что их грудным клеткам хватает пространства.

Через некоторое время гроб начинает куда-то двигаться. Обняв девушку одной рукой, Старки крепко прижимает её к себе, зная, что если она будет меньше бояться, то и его напряжение тоже спадёт. Вскоре они ощущают некое странное ускорение, как будто находятся в разгоняющемся автомобиле, вот только их ящик вдруг слегка накреняется.

— Самолёт? — спрашивает девушка.

— Похоже на то.

— И что теперь?

Старки молчит, потому что и сам не знает. Он начинает чувствовать лёгкое головокружение, и, вспомнив о баллоне с кислородом, откручивает вентиль так, чтобы слышалось тихое шипение. Их гроб не совсем воздухонепроницаем, но всё равно — закрыт так плотно, что без постоянной подачи кислорода они погибнут, даже несмотря на повышенное давление в кабине самолёта. Через пару минут девушка, измученная страхом и напряжением, засыпает; Старки же это не удаётся. И, наконец, через час самолёт приземляется и неожиданный толчок будит девушку.

— Как думаешь, где мы? — спрашивает она.

Старки раздражён, но старается этого не показывать.

— Скоро узнаем.

Ещё двадцать минут ожидания. Наконец крышка открывается, и обитатели гроба возвращаются к жизни.

Над ними наклоняется какой-то мальчик. Он улыбается, на зубах у него скобки.

— Привет! Меня зовут Хэйден, и сегодня я ваш персональный спаситель, — оживлённо произносит он. — О, ты только погляди! Ни блевотины, ни каких других... э... телесных жидкостей. Молодцы!

Кое-как встав на затёкшие ноги — кажется, в них вообще крови не осталось — Старки присоединяется к вялой процессии, тянущейся из брюха самолёта в ослепительно яркий день. Когда глаза парня приспосабливаются к свету, то, что предстаёт перед ними, скорее похоже на мираж, чем на реальность.

Пустыня, и в ней — тысячи самолётов.

Старки слышал о таких местах — кладбищах самолётов, куда отслужившая своё воздушная техника отправляется на покой. Вокруг — подростки в камуфляже с оружием в руках, ну, в точности как оставшиеся в Убежище взрослые, только моложе. Они сгоняют новоприбывших в тесную кучку у подножия трапа.

Подъезжает джип. Ясное дело — едет какое-то важное лицо, которое и растолкует им, зачем их сюда притащили.

Джип останавливается, и из него выходит ничем особо не примечательный парень в голубой камуфляжной форме. По возрасту такой же, как Старки, может, чуть-чуть старше, а правая половина лица изборождена шрамами.

Толпа вглядывается в прибывшего, и по ней бегут восхищённые шепотки. Парень со шрамами поднимает ладонь, гул стихает, и Старки замечает вытатуированную на его руке акулу.

— Не может быть! — ахает толстячок, стоящий рядом со Старки. — Ты знаешь, кто это? Это Беглец из Акрона, вот кто! Это Коннор Ласситер!

Старки фыркает:

— Не пори чушь, Беглец из Акрона мёртв!

— Нет, не мёртв! Вот он, здесь!

От одной только мысли об этом Старки захлёстывает волна адреналина, наконец восстанавливая нормальную циркуляцию в конечностях. Но... Глядя на этого подростка, пытающегося внести какой-то порядок в хаос, Старки убеждается, что это не может быть Коннор Ласситер. Какой там герой, какой там персонаж легенды! И близко не стоял! Патлы взлохмачены, а вовсе не стильно зачёсаны назад, как воображал себе Старки, да и весь остальной вид какой-то... не такой. Он выглядит открытым и честным — правда, не таким уж безобидным, но до уровня мрачной озлобленности Беглеца из Акрона явно не дотягивает. Единственная его черта, которая худо-бедно соответствует представлениям Старки о Конноре Ласситере — это еле заметная кривоватая усмешка, которая, кажется, никогда не покидает его лица. Нет, этот пацан, претендующий на их уважение — никто. Просто никто.

— Позвольте мне поприветствовать вас на Кладбище, — говорит он. Должно быть, это у него стандартная речь, которую он толкает каждый раз, когда сюда прибывает свежая партия беглецов. — Официально моё имя Элвис Роберт Маллард... но друзья называют меня Коннор.

Расплёты разражаются восторженными криками.

— Что я говорил! — вякает толстячок.

— Это ещё ничего не доказывает, — цедит Старки сквозь стиснутые зубы.

Коннор продолжает:

— Все вы оказались здесь потому, что вас предназначили на расплетение, но вам удалось бежать, и благодаря усилиям целой армии людей из Движения Против Расплетения вы добрались сюда. Это место — ваш дом до тех пор, пока вам не исполнится семнадцать лет, когда вас уже нельзя будет расплести. Это хорошая новость...

Чем дальше течёт приветственная речь, тем в большее уныние впадает Старки, осознающий, что это правда, этот парень — Беглец из Акрона, и он вовсе не что-то такое выдающееся. Замухрышка.

— А вот и плохая новость: Инспекция по делам несовершеннолетних знает о нашем существовании. Она знает, где мы и чем занимаемся — но покуда не трогает.

Старки всё никак не может взять в толк: как такое может быть? Где справедливость? Как такое возможно, что великий герой и пример для всех беглых расплётов — всего лишь заурядный, ничем не примечательный подросток?

— Кое-кто из вас всего лишь желает дожить до семнадцати, и я вас не виню, — продолжает Коннор. — Но знаю — многие из вас готовы рискнуть всем, лишь бы прекратить практику расплетения навсегда.

— Да! — выкрикивает Старки как можно громче — чтобы отвлечь всеобщее внимание от Коннора на себя — и потрясает воздетым над головой кулаком. — Весёлый Дровосек! Весёлый Дровосек!

— Весёлый Дровосек! — начинает скандировать вслед за ним толпа.

— Мы взорвём все заготовительные лагеря до последнего! — вопит Старки. И хотя ему удаётся наэлектризовать толпу, одного взгляда Коннора достаточно, чтобы набросить на всех мокрое одеяло, остужая их пыл. Крики стихают.

— Вот вечно хоть один горлопан, да найдётся, — качает головой Хэйден.

— Жаль вас разочаровывать, но мы не собираемся взрывать «живодёрни», — сообщает Коннор, в упор глядя на Старки. — На нас и так смотрят как на насильников и преступников, и юнокопы используют страх широкой публики, чтобы оправдать расплетение. Мы не имеем права предоставлять им лишние доказательства их правоты. Мы не хлопатели. Террор — не для нас. Мы будем думать , прежде чем действовать...

Старки не нравится, как его осадили. Да кто он такой, этот выскочка, чтобы затыкать ему рот? Коннор продолжает говорить, но Старки больше не слушает — этому зазнайке нечего сказать ему, Старки. А остальные развесили уши, тупицы! У парня всё внутри горит от злости.