Юлий Буркин - Всё будет хорошо

— МЯУ!!! — закричал котенок.

— Мама, быстрей, он там!

Пуф прыгнул на ступеньки. Стоп! Нет, не буду бежать наверх. Наоборот, выйду назад на улицу. Пусть и ОНИ посмотрят на звезды! Это будет мой подарок!

Старый облезлый Кот сидел на верхушке абрикосового дерева, слившись со снеговыми шапками, и наблюдал за троицей, стоящей на крыльце подъезда. Женщина, внезапно почувствовавшая себя лет на десять моложе, девочка и дымчатый котенок, примостившийся на руках у маленькой хозяйки, задрав головы, смотрели на небо. Они не знали, что в квартале от дома отец, вышедший за сигаретами, вдруг замедлил шаг, и впервые за несколько лет тоже залюбовался небосводом. А затем, неожиданно для себя, вернулся к киоску, прибавил к сигаретам коробку конфет (нестрашно, что одну сегодня уже подарил, эта — совсем другое) и побежал домой. И никто из людей не заметил, как шкурка старого Кота вдруг заискрилась, стала белоснежно-пушистой, а сам усатый улыбнулся и завис в воздухе.

— Эх, молодежь! Всему-то вас учить надо! — протянул Кот Мороз, бросив прощальный взгляд на Пуфа, и взмыл в небо.

На Неаполь спускается вечер. Рыночная площадь почти опустела, одна за другой закрываются лавки торговцев, кукольник Лоренцо пересчитывает брошенные в шляпу мелкие монетки.

Закрываю глаза и вздыхаю. Я устал, чертовски устал. Мы работали с самого утра и успели дать добрых три дюжины представлений.

Сегодня я почти все время играл Арлекина, хотя дважды довелось побывать скупым Панталоне, трижды — изворотливым Бригеллой и даже один раз красоткой Коломбиной, когда у нее разом лопнули обе плечевые нити.

Какие нити, спрашиваете? Обыкновенные — тонкие и почти незаметные. Как у всякой марионетки.

Вздыхаю еще раз — наконец-то блаженная тишина. Только где-то в переулке поскрипывает незакрытый ставень, да ветер колышет верхушки акаций. Сам собой вспоминается старый лес. Темный и величественный Боско-Гранде. Люди слагают о нем сотни легенд, но мало кто знает, о том, что у леса есть душа. Душа и сила помогать своим детям везде, куда бы ни занесла их судьба. И каждому срубленному в Боско-Гранде деревцу великий лес дарит три желания.

Они достались и мне. И когда топор лесоруба свалил на землю молодую сосенку, я испугался. Кто знает, что будет дальше? Вдруг мне придется стать занозистой скамьей в трактире, или того хуже — оглоблей? А то ведь, неровен час, и вовсе на дрова пустить могут.

В общем, засуетился я, занервничал. Вовсе деревяшкой быть расхотелось. Ну, я и попросил… дурак, конечно, подумать надо было сначала… Словом, сказал, что человеком быть хочу. Ведь из него, как ни крути, ни лавки, ни оглобли не сделаешь. Эх, голова моя сосновая, и чем думала?

Как ни велик Боско-Гранде, а не все ему по силам. Сделал он из меня человека — да только не настоящего, а деревянного. Марионетка я. Уж восьмой год, как марионетка. День за днем приезжаю с Лоренцо сюда, на рыночную площадь, день за днем выхожу к публике, меняю парики и костюмы, смеюсь и плачу. И каждый день жду, когда увижу ее — мою маленькую Аличе.

Она приходит лишь иногда, но я всегда чувствую ее взгляд, даже если не могу разглядеть малышку в толпе. Так заворожено на нас не смотрит никто. Никто так не сжимает кулачки, злясь на интригана Панталоне, никто не смеется над шутками Бригеллы так же звонко, и уж точно никто не плачет так искренне, глядя, как страдает юная Изабелла.

Ах, Аличе, ты наверняка думаешь, что нас, кукол, у мастера Лоренцо так много. Худые и толстые, честные и лукавые, наряженные в мантии и пышные платья. Но это не так, совсем не так. Нас всего трое. И вечером, когда представление окончено, а костюмы сняты и уложены в сундук, ты едва ли сможешь различить нас. Деревянные тела, лысые головы, одинаковые глаза и губы.

Наденьте на меня парик с кудрявыми локонами — и я стану Коломбиной, спрячьте под черный камзол комок пакли — и вот вам толстяк Баландзоне, взъерошьте волосы и дайте заплатанный костюм — и перед вами предстанет Арлекин.

Моего настоящего имени не знает никто, даже наш хозяин. Меня зовут Агостино. Имя пришло само собой. Появилось в тот самый миг, когда я сделал первый шаг по убогой каморке Лоренцо.

Агостино — и смешно, и грустно одновременно. Такое имя куда больше подошло бы графу или герцогу, ан нет — досталось деревянной кукле. Кукле, которая вот уже который год не видит ничего, кроме кружка собравшейся вокруг нее бедноты.

Один день сменяется другим, палящее солнце уступает место низким тучам, уличная пыль оборачивает грязью, и только глаза малышки Аличе смотрят на меня все с тем же восхищением, что и раньше.

Прости меня, мастер Лоренцо, я знаю, как дороги нынче марионетки, но этой ночью я покину тебя. Отправлюсь к той, чьи глаза будут сиять для меня каждый день, кто будет любить меня больше всего на свете, кто никогда не заставит меня плясать под дождем и не забросит в пыльный сундук, когда представление закончится.

Великий Боско-Гранде, услышь же мое второе желание! Перенеси меня к малышке Аличе!

Свет меркнет, в ушах нарастает гул. Рывком — о небо, как же больно! — из ладоней, плечей и колен выходят удерживавшие нити гвозди. Мир кружится безумной каруселью, голова запрокидывается назад и…

* * *

Лежу на спине, смотрю в холодное серое небо. По переулку гуляет ветер, покачивается на проржавевших цепях деревянная табличка.

Скашиваю глаза и пытаюсь разглядеть, что же там нарисовано.

Сапог! Честное слово — сапог! Ай, спасибо, Боско-Гранде, ай, удружил! Вынес-таки меня куда надо — прямо к мастерской башмачника Пьетро. Теперь главное, чтобы никто меня раньше Аличе тут не нашел и с земли не поднял.

А вот, кажется, и она! Слышу скрип открывающейся двери, вижу две босые ножки и пропылившийся подол детского платьица.

Миг, и девчушка удивленно вскрикивает, торопится ко мне, подхватывает с земли неожиданный подарок.

Аличе не расстается со мной до самого вечера. Хвастается мной перед подружками и соседями, пытается с ложечки накормить меня похлебкой, а вечером и вовсе укладывает спать рядом с собой.

Можно ли мечтать о большем счастье?

А на следующий день моя маленькая госпожа вдруг вспоминает, что до сих пор не дала мне имени. Пабло, Кирино, Иакопо? Не то! Луиджи, Бенедетто, Раймондо? Тоже не годится!

Я не отрываю взгляда от лица девчушки.

Агостино! Назови меня Агостино!!!

Но нет. Перебрав еще две дюжины имен, Аличе останавливается на Уго.

Святые небеса! Какой же я Уго? Уго — это здоровяк матрос, Уго — махина-каменщик, Уго — палач с тяжеленным топором. А я? Только взгляните на меня! Тонкие ручки и ножки, огромные темные глаза, изящный аристократический нос. Ах, Аличе, где же здесь ты увидела Уго?