Павел Кучер - 1647 год. Королева Наташка.

Привычка местных урок постоянно ходить с ножами и, при первых намеках на драку, нагло пускать их в ход, впервые, с эпохи викингов, получила достойный противовес. Перестреляли, сердешных… Буднично и методично… Объявили комендантский час да и прошлись облавой, по злачным местам. Случайно уцелевшую шпану, разбежавшуюся прятаться в окрестных лесах, извели сами пейзане. Им очень понравился поданный курсантами пример. С тех самых пор, на Эзеле, удивительно тихо… Так и живем… Сразу видно, что Михаил Львович тут недавно. Ещё не в курсе, что первый, схватившийся за оружие — труп. Первый, замахнувшийся ударить — тоже труп (урок карантина даром не проходят). Но и бросаться бить морду случайно подвернувшемуся мужику, для царедворца моветон. О чем мужик четко знает… Вспотеешь, думая! Интересно, и зачем его, такого пылкого, сюда в одиночку послали? Уж не надеется ли, царь батюшка, получить якобы «любимца» обратно вперед ногами? В лучших традициях византийской интриги? Здесь — привилегий нет.

Рассказывают, что бургомистр долго добивался от коменданта свода законов, по которым, после ухода датчан и не прихода шведов, следует жить Городу. На резонный вопрос, за каким хреном ему это надо, долго и путано объяснял местные политические расклады. Датский кодекс, по которому Эзелем правили несколько сотен лет, потерял покровительство королевской власти. А что взамен? Предложения лично написать нужные законы или вынести вопрос на народный референдум повергли бургомистра в мистический ужас. Куда катится мир?

Пытались ему описать не имеющую классов и сословий страну, раскинувшуюся на целый континент, от Тихого океана до Балтики, объединяющую сотни миллионов людей и десятки народов… Конституция СССР, даже в переложении на классическую латынь, вызвала у заинтересованных лиц ступор. Ловко отбрехались, что это свод законов для очень другого времени. Нет ли чего попроще? Откуда? Вопрос решили, переведя на немецкий язык (силами случившихся Белова и Саляева), Ясу Ченгизову. Пояснили, что она не догма, а пища для размышлений. Жили де, люди и вот так. В суровой простоте. И сейчас живут… Хотите? От жуткой перспективы разум отцов города обострился настолько, что они сами вспомнили про Магдебургское право.

Впрочем, томик «Справочника физических величин», а равно набор эталонов гирь, метр и литр, приняли с благожелательным интересом. «Чья власть, того и меры!» Купчишки… Город живет своими заботами, База — своими. Окрестное население потихоньку приобщается к вольному стилю общения, но от говорящих по-русски на всякий случай шарахается. Беглые! Из московского царства — бегут… На юг и на север, на запад и на восток. Слух, что с Эзеля, как с Дону, «выдачи нет», разнесся мгновенно. В результате, мы регулярно получаем пополнение из бывалых, всё повидавших, а нередко — битых кнутом и пугающих прохожих вырванными ноздрями, мужиков, молодых и средних лет.

Некоторых, после первого же короткого допроса, приходится сразу ставить к стенке. Другие — отлично прижились. Маленькая слободка, отделяющая теперь Город от Базы, населена именно такими типами, старательно изображающими идентичность «основному» персоналу. Многие остепенились, обзавелись семьей. Одна беда — царскую власть, в любом обличье, они все дружно и люто ненавидят. Никакой ностальгии. Их роднит и ещё одна характерная черта. Вместо «штатного» Нагана, большинство «старых русских» предпочитают таскать на заду крупнокалиберный шестизарядный «Песец». И палить из него от бедра, как киношные ковбои.

Судя по злому прищуру мужика, застывшего против вояки на полусогнутых ногах и пошевеливающего пальцами правой руки, мгновенно дернуть из кобуры револьвер для него — как почесаться. Кобура открытая… Инцидент развивается в нежелательном направлении. Одно движение или резкий звук…

— Смерд! — сказано… Черный зрачок шестилинейного ствола хмуро смотрит стольнику в потный лоб.

— Stillstehen (не двигаться)! — буду знать, у Фрица отличный командный голос. Аж уши заложило…

— Уволю… — ласково цедит в пространство комендант. И? Оказывается, доброе слово сильнее пистолета.

— Барин! Отец родной! Не губи! — мужик виртуозно (чувствуется огромный опыт) валится ему в ноги…

— Комедия… — папочка крайне раздосадован происшествием. Интересно, а что на всё это скажет Барон?

— Bitte halten (пожалуйста, подержи), — в гробовом молчании, Фриц с иезуитом, подцепляют злосчастный бочонок тросом и отправляют его в предначертанный путь к пиршественному столу. Вот тебе и огурцы…

— Geheim Politik (cекретность), — словно бы между прочим, поясняет Барон оторопевшему царедворцу.

— Дело тайное, — вписывается в отрывочную беседу папа, — Государево дело! — веско итожит — Служба! — и лично принимает опустившуюся сверху гроздь крюков, — Подсоби! — Плещеев ошалело придерживает трос…

— Ты ещё здесь, лиходей? — комендант немногословен, хотя у него явно есть, что сказать, Возмутитель спокойствия, из положения лежа, чудным образом, вмиг, оказывается за рулем, — Гони, ирод, вылет задерживаешь!

Вспыхивают фары, озаряя темный проем воротной арки. Электрокар, на немыслимом вираже уносится в тоннель, оставляя за собой запах кислоты и подгоревших контактов. Я жду звука удара и лязга ломаемого металла… Вместо них, из освободившегося проема, задувает теплый ветер.

— Дочка, стукни им, что Прохор уже подъезжает, — комендант вытирает лицо синим клетчатым платком.

Легко сказать! Почему-то старшие, включая папу, никак не могут осознать всей разницы между радио и проводным телефоном, по которому звонят одному адресату. Эфир-то общий! Тем более — 21-й канал… Что Прохор на пути к взлетке там уже давно знают. Похоже, вырвавшись из арки на простор, скорость он так и не сбросил. Втоптал педаль «газ» в пол до упора и едет. Текущее положение электрокара легко отследить по сочным радиограммам, звучащим в прямом эфире… Встречные пешеходы, едва увернувшиеся из-под колес, спешат поделиться с аэродромной командой мыслями, что давно пора сделать с лихачом и куда он, однажды, сам доберется. Ничего с ним не станется. Видно — водитель от бога! Мне в перебранку не вклиниться. База уже и без меня знает — Прохор спешит! Остается слушать, улыбаясь особо заковыристым пожеланиям… Комендант наблюдает за мной и тоже, наверняка понял, почему я за ключ так не бралась. Но, для верности, переспрашивает:

— Матерят? — киваю, продолжая слушать в эфир. Вдруг, появится окошко? — Убьют Прошку, когда-то, — продолжает комендант озабоченно, — Догарцуется… — и добавляет, — А ты всё равно передай. По служебному.

Какие, однако, умные! «Служебным каналом», негласно, у нас издавна называют самый коротковолновый, из рабочего диапазона. Сказать по чести, обычно — самый паршивый. Это там, на Земле-1, работа в УКВ — норма. На самодельных искровых или самодельных транзисторных передатчиках, качества, что выдают старые, ещё «из-за аномалии», радиостанции, нет и в помине. Так… Кого вижу, того слышу. Грибникам, в лесу, друг друга окликать… Или, на ровном месте, вроде аэродрома, фразами переброситься, если лень пешком пройтись, а ветер слова уносит. Хотя, бывали случаи, когда отдельные уникумы, забравшись на сосну, или какую другую верхотуру, «добивали» в этом режиме на полсотни километров. Обычно, это заблудившиеся дети. Или — дети, что родители послали на помощь позвать, а в радио — дубы. Отсюда у не продвинутого (забавное слово), старшего поколения возникла иллюзия, что по «служебному» можно связаться всегда. Потому-то он — всегда крайний.