Олег Авраменко - Галактики, как песчинки

— И каким же образом?

— Ну, в самом начале, когда земной флот только формировался, меня оставили в прежней должности, так как в моём личном деле имелось свежее взыскание за то, что я не доложил своевременно командованию о присутствии на корабле двух пленников — Ахмада Рамана и альва Шелестова. Года четыре назад это взыскание было снято, и уже начали поговаривать о моём скором повышении — меня собирались назначить капитаном флагмана эскадры. Мне это совсем не нравилось, и я… короче, я заработал ещё одно взыскание. Проступок был несерьёзным, всего лишь нарушение субординации, но этого оказалось достаточно, чтобы меня вычеркнули из списков на повышение.

— На целых четыре года?

— Только на полтора. Потом мне ещё дважды приходилось прибегать к подобной уловке. В последний раз, после освобождения Цзяньсу, речь шла о производстве в коммодоры и передаче под моё командование бригады.

Падма недоуменно покачал головой:

— Странный вы человек, капитан.

— Просто я не создан для военной службы. Из меня получился плохой солдат.

— Не плохой, а всего лишь недостаточно честолюбивый, — уточнил он.

— Это одно и то же. Какой-то древний полководец, я позабыл его имя, говорил: плох тот солдат, который не хочет стать генералом. А я именно такой. Я не храню в своём шкафу новенький адмиральский мундир, мне ни к чему высшие командные должности, я просто хочу летать. В мирное время я, наверное, стал бы капитаном Свободного поиска или вольным торговцем. Но пока хоть одна человеческая планета находится во власти чужаков, я не могу оставаться в стороне.

— Да, понимаю, — сказал Падма. А потом, без всякого перехода, произнёс: — Дочь мне говорила, что вы развелись с женой.

Я помрачнел.

— Совершенно верно, сэр. Ещё два года назад.

— Почему? Не сошлись характерами?

Я ответил не сразу. Но всё же ответил:

— Да нет, вроде бы сошлись. Просто… — Я замялся. — Луиза так и не смогла забыть своего первого мужа. Она старалась, очень старалась — но не смогла. Будь я меньше похож на Жофрея, у нас бы всё получилось, мы идеально подходили друг к другу. А так… а так я постоянно напоминал ей о нём. Во мне она видела его, она любила меня не как Стефана Матусевича, а как Жофрея Леблана. Мы оба надеялись, что со временем это пройдёт, но ничего не менялось. Целых пять лет мы терпели ради Рашели, а когда она стала достаточно взрослой, чтобы понять нас, мы разошлись. Тихо и мирно, без ссор и скандалов, как подобает воспитанным людям.

В своём коротком рассказе я, разумеется, сгладил некоторые острые углы. Все пять лет, проведённых с Луизой, были для меня сущей пыткой, а для неё — настоящим кошмаром. Наши мучения усугублялись ещё и тем, что в целом мы отлично ладили и были, как принято говорить, созданы друг для друга. Жофрей Леблан нашёл себе идеальную жену, которая так же идеально подходила и мне… Но увы, я оказался вторым и в глазах Луизы был лишь тенью её первого мужа. Бедняжка просто сходила с ума, когда у меня проскальзывал какой-нибудь типично «жофреевский» жест, или я, разговаривая по-французски, нечаянно употреблял один из характерных оборотов, перенятых у Рашели, которая в свою очередь переняла их у отца. Однажды Луиза призналась мне, что в такие моменты ей кажется, что она попала в загробный мир и встретилась с покойным Жофреем… Короче, при всей нашей совместимости, нормальной супружеской четы из нас не вышло. Получилась лишь жалкое подобие семьи, внешняя видимость, своего рода иллюзия, существовавшая исключительно для Рашели. А потом, когда дочка подросла и начала подозревать неладное, нам не оставалось ничего другого, как немедленно разойтись. Теперь, оглядываясь назад, я порой удивляюсь, что мы вообще сумели продержаться так долго. Да и то это оказалось возможным только потому, что в среднем семь или восемь месяцев в год я проводил вдали от дома, на разных заданиях…

Император достал сигарету, из вежливости спросил моего согласия и лишь затем закурил.

— Зато с Рашелью у вас всё в порядке, — заметил он. — Это сразу чувствуется. Вам удалось заменить ей отца. И даже более того: вы не просто заменили, вы стали ей отцом.

«Что правда, то правда», — мысленно согласился я, вспомнив, как во время одной из наших немногочисленных встреч после развода Луиза напрямую обвинила меня в том, что я украл у неё дочь. И, в сущности, так оно и было…

— Рашель была очень милой девочкой, — между тем продолжал Падма. — А теперь стала прелестной молодой девушкой. Хотя чересчур серьёзной для своего возраста. Наверное, вам трудно с ней.

— Трудно, — признал я и улыбнулся. — Но приятно.

Нашему дальнейшему разговору помешала заливистая трель комма. Император немедленно включил связь, и на экране возникло смуглое лицо мужчины моих лет — того самого диспетчера, который помогал мне при посадке корабля. Он был одним из волонтёров, которые вместе с Падмой добровольно остались на Махаварше, чтобы помогать живущим здесь старикам.

— Да, Шанти? В чём дело?

— Похоже, назревают проблемы, сэр, — взволнованно доложил диспетчер. — Серьёзные проблемы. Только что мы получили сообщение от чужаков. Пятидесятники срочно перебрасывают в наше локальное пространство Второй сторожевой флот Суоми, а дварки — свои дислоцированные в этой системе части.

В груди у меня похолодело. Неужели это из-за нас — вернее, из-за прибывших на «Заре Свободы» пассажиров? Каким-то образом чужаки проведали, что корабль доставил на Махаваршу принцессу-регента Мира Барнарда, заместителя начальника Генштаба Терры-Галлии, а также председателя правительства Земли с доброй дюжиной министров, и решили не упускать такую ценную добычу… Хотя нет, вряд ли. Весьма сомнительно, чтобы пятидесятники и дварки пошли на такую авантюру. Они знают, как устроено наше общество, и должны понимать, что потеря отдельных лидеров не нанесёт человечеству никакого ущерба, а скорее наоборот — лишь сплотит людей и подтолкнёт их к ещё более решительным действиям.

Судя по выражению лица императора, он думал о том же, что и я. И пришёл точно к таким же выводам.

— Чем чужаки объясняют свои действия? — спросил он.

— Угрозой вторжения габбаров. В сообщении говорится, что она вполне реальна, но почему — не уточняется. Авангард флота уже покинул дром-зону и на полной скорости движется к Махаварше. Его прибытия следует ожидать часов через двадцать.

— Это всё?

— Да, сэр. Радиограмма короткая, и я почти дословно пересказал её содержание. Если желаете, могу переслать текст оригинала.

— Нет, не надо. — Падма повернулся ко мне: — Меняйте курс, мистер Матусевич. Мы летим в космопорт. Сейчас я свяжусь с остальными и сообщу им о новых обстоятельствах. Пренеприятнейших обстоятельствах…