Георгий Мартынов - Звездоплаватели

Следует упомянуть об одной важной подробности. Круглая дверь всегда закрыта герметической крышкой. При переходах из одного помещения в другое мы обязаны закрывать за собой все двери, что делается простым нажатием кнопки.

Межпланетное пространство не пусто. В нем движутся бесчисленные частицы материи, начиная от пылинки и до огромных масс. Встреча корабля с подобными блуждающими телами, по мнению Камова, почти невозможна, но все же не исключена. Если один из таких камней или даже крохотный кусочек налетит на корабль, то при огромной скорости обоих тел это вызовет более или менее сильный взрыв. В борту корабля возникнет пробоина, а так как снаружи совершенно отсутствует воздух, то в эту пробоину с силой устремится воздух, находящийся внутри корабля. В несколько секунд весь экипаж звездолета погибнет. Но так как корабль разделен на герметичные отсеки, подобный конец экспедиции маловероятен.

Если борт окажется пробитым в такой момент, когда в каюте кто-нибудь находится, и взрыв не будет слишком сильным, можно спастись, наложив на пробоину пластырь. Такие пластыри разложены всюду. Они различных размеров и должны плотно закрыть отверстие, так как воздух внутри корабля давит на все предметы с такой же силой, как и на Земле, то есть с силой одного килограмма на каждый квадратный сантиметр, а снаружи, повторяю, давления нет. Но при этом, конечно, надо действовать с быстротой молнии.

Сейчас в каюту "входил" Пайчадзе. Чтобы открыть дверцу шкафа, он принял такое положение, что оказался висящим над моей головой под прямым углом.

Я знал, что ни он, ни предметы, находящиеся в шкафу, не могут упасть на меня, по сила земных привычек заставила сделать движение в сторону, - тетрадь немедленно отлетела в другую.

Арсен Георгиевич заметил это и рассмеялся. Он вынул из шкафа какой-то прибор и, ловко повернувшись в воздухе, оказался в одном положении со мной. По пути он успел поймать мою тетрадь.

– Можно прочесть? - спросил он.

Я кивнул головой. Он стал внимательно читать последние страницы.

– Физические явления на корабле, - сказал он, передавая мне тетрадь, - описаны хорошо, но почему не описали старт полета?

– Обязательно опишу.

– Надо соблюдать хронологическую последовательность.

– Этот дневник, - ответил я, - только сырой материал. Я пишу его как придется.

– Никогда не надо делать "как придется". - Он положил руку на мое плечо, отчего я немедленно опустился вниз. - Не обижайтесь!

– Что вы, Арсен Георгиевич! Конечно не обижаюсь.

Он удалился, закрыв за собой дверь, а я опять сел к столу и внимательно прочитал все написанное.

Конечно, Пайчадзе прав. Мои записи сумбурны. Надо писать последовательно.

…В ночь перед стартом я, вопреки своим ожиданиям, спал хорошо. Ровно в семь часов за мной заехал Пайчадзе. Взяв с собой небольшой чемодан, сопровождавший меня во всех моих поездках, я сел в машину с чувством, похожим на облегчение.

Кончилось ожидание. Пути назад нет!

Арсен Георгиевич был молчалив. Я понимал его состояние и не беспокоил разговором. В Москве Пайчадзе оставлял жену и шестилетнюю дочь. Он только что простился с ними, так как провожающие не допускались на место старта.

Машина миновала стадион "Динамо" и помчалась по Ленинградскому шоссе. Наш космический корабль должен был тронуться в путь с берега Клязьмы. Оттуда же Камов начал и оба первых полета.

Было девять часов утра, когда мы прибыли на место.

Ракетодром, окруженный высокой оградой, представлял собой огромное поле - пятнадцать километров в диаметре. Вход за эту ограду был строжайше запрещен кому бы то ни было. В центре поля находился наш корабль, готовый к полету. Он висел на высоте тридцати метров от земли, поддерживаемый ажурным переплетом стартовой площадки.

В большом двухэтажном здании, которое мы в шутку называли "межпланетным вокзалом", где помещались мастерские и лаборатории, обслуживающие корабль, мы застали Камова, Белопольского и членов правительственной комиссии.

Мы с Пайчадзе прибыли последними.

Камов был занят с председателем комиссии - академиком Волошиным, а Белопольский, поздоровавшись с нами, через несколько минут сел в машину и уехал к кораблю.

Камов подозвал Пайчадзе, и я остался в одиночестве. Ко мне подошел корреспондент ТАССа Семенов, которого я хорошо знал. Он спросил меня о самочувствии и передал привет от работников ТАССа. Я рассеянно поблагодарил его.

В половине десятого Камов встал и крепко пожал Волошину руку.

– Пора! - сказал он.

Старый академик, сильно взволнованный, обнял его.

– От всего сердца желаем нам успеха! - сказал он. С величайшим нетерпением будем ожидать вашего возвращения.

Он обнял Пайчадзе и меня.

Мы простились с остальными членами комиссии. Все были очень взволнованы. Один Камов казался невозмутимо спокойным. Когда мы садились в автомобиль, он посмотрел на меня и улыбнулся.

– Ну, как? - спросил он. - Спали?

Я мог только молча кивнуть головой.

Последние рукопожатия, последние пожелания, и машина тронулась. Через восемь минут мы были у корабля.

Белопольский ждал нас у подъемной машины. Рядом с ним стоял инженер Ларин - руководитель работ по подготовке корабля к полету. Кроме него, все работники ракетодрома уже покинули место старта.

Над нами, на высоте десятиэтажного дома, сверкал на солнце белый корпус звездолета. Он имел двадцать семь метров в длину при ширине в шесть метров и формой напоминал гигантскую сигару. Внутреннее его устройство было мне уже хорошо знакомо.

На передней части блестело золотом название корабля - "СССР-КС2".

Камов переговорил с Лариным. Простившись с нами, инженер сел в машину. Было без пятнадцати минут десять. С его отъездом порвалась последняя наша связь с людьми.

– В путь! - сказал Камов.

Подъемная машина быстро доставила нас на площадку. Вблизи я увидел, что корабль висит не строго вертикально, а под небольшим углом к западу. Круглое входное отверстие звездолета было узко, и проникнуть внутрь можно было только ползком. Первым исчез внутри корабля Белопольский, за ним Пайчадзе. Наступила моя очередь.

С этой высоты был виден весь ракетодром. Я заметил удалявшуюся с большой скоростью машину Ларина и помахал ей рукой. Последнее, что я увидел, пролезая в отверстие, была красная ракета, взвившаяся далеко на горизонте.

– Скорее! - сказал Камов. Он последовал за мной, и мы, нажав кнопку, закрыли герметическую крышку.

– Что это за ракета? - спросил я Камова.

– Напоминание, что до старта осталось десять минут, - ответил он. Мы очутились в верхней, вернее, передней, части корабля, в которой помещались обсерватория и командный пункт. Помещение было залито ярким электрическим светом.