Михаил Хрипин - Воина миров. Второе пришествие

— Как вы себя чувствуете?

— Прекрасно.

Доктор присел в кресло. Джек обратил внимание, что тот держал в руках стакан, точь-в-точь такой, как в лаборатории, когда доктор поставил его на столик перед собой. в стакане плескалась прозрачная жидкость, Джек нахмурился.

— Я должен вам рассказать кое-что, — сказал Лозье. Он не скрывал волнение, пальцы заметно подрагивали, глаза ощупывали Джека. Вопросительно подняв брови, Джек пригласил гостя начинать.

«А что если он сойдет с ума раньше, чем я скажу про свою идею? — этот вопрос мучил Лозье, но проверить это можно было, только начав разговор. — Выхода нет, я уже здесь».

— Профессор солгал вам.

— В каком смысле?

— Он ожидает другой результат.

— Но ведь превращение…

— Превращение, — Лозье скривился, — превращение будет, но другое. Если вы не позволите мне вмешаться.

— Вмешаться в эксперимент? Что вы затеяли? — Джек вскочил и подошел к сидящему гостю.

Лозье поднял глаза, умоляюще посмотрел:

— Я все объясню, дайте мне пять минут.

— Что вы принесли? — Джек ткнул пальцем в стакан.

— Все по порядку, вы позволите?

— Черт знает, что происходит… — Джек вернулся на диван, плюхнулся на подушки. — Выкладывайте быстрее!

— Мсье Уотсон, безусловно, гениальный ученый, его теория… Но, боюсь, он проводит не совсем тот эксперимент, о котором сказал вам. Его поддерживают в штабе, я не мог открыто препятствовать ему, это дело спасения всего человечества, как они думают…

Лозье перевел дух. Рассказ давался ему с трудом, хотя он готовился к нему очень тщательно, подбирая слова, формулировки, чтобы добиться наилучшего эффекта.

— Мутация запущена, анализы подтверждают это. Но это не та мутация…

— Не марсианин, что ли? Что за ерунда?

— Марсианин, но… не тот.

«Вот сейчас мы и увидим, чего он стоит», — отрешенно подумал Лозье.

Джек вдруг закрыл лицо руками, откинулся спиной, шумно вздохнул. Медленно опустив руки, он долго пытался сфокусироваться на госте, проговорил:

— Вы с ума сошли?

— Нет. и надеюсь, что вы не сойдете и дослушаете до конца. Логика движет профессором, только логика. Превращение в чудовище будет гораздо эффективнее, вероятность провала практически будет сведена к нулю. Гуманоиды… мы не знаем, какие законы действуют в их логове. Возможно, туда даже нет доступа никому, кроме самих тварей. Зачем рисковать? Он полагается на вашу сознательность и силу воли. Разум ваш сохранится, это не ложь. а вот облик… профессор подготовил другой.

— Это безумие. Уотсон? Это действительно его идея?

— К сожалению, это так. Штабисты вне себя от счастья — это лучший из диверсантов, который только может быть. Идеальное оружие.

— Чудовищно, — Джек зажмурился.

— Именно так. в точности.

Джек вдруг живо представил себе картину. Чудовище неторопливыми движениями подготавливает инструменты, по ту сторону стенки шкафа бьется в конвульсиях от отчаяния человек, схваченный крепчайшими зажимами, иглы впиваются в вены, баллон наполняется густой, маслянистой, красной жидкостью, текущей по прозрачным трубкам. Чудовище соединяется с аппаратом, не дожидаясь, когда баллон закончит наполняться, начинает жадно поглощать, перекачивать себе кровь, дрожит, словно желе, ухает от удовольствия, пучки щупалец извиваются, грузное тело наливается сытостью, с треугольной губы срывается капля тягучей слюны. Чудовище зовут Джек Ридл.

— Но вы сказали, что собираетесь вмешаться… — Джек вспомнил о соломинке и ухватился за нее, изо всех сил подавляя приступ тошноты.

— Я тайно готовился к этому. Я не мог помешать до начала эксперимента, это выглядело бы саботажем, предательством. Но я подготовился. Мне удалось сделать противоядие, антивирус. Вы ведь помните, что объяснял профессор о своем методе?

— Да.

— Я рискнул сделать то же самое, только направить свой вирус на борьбу с этим. У меня все еще есть сомнения, но медлить больше нельзя. Я вынужден действовать, пока реакция не зашла слишком далеко.

— Но что же будет потом?

— Мне кажется, я знаю. Обнаружится сбой в работе вируса Уотсона. Его теория первый раз проверяется на практике в таком масштабе. Может случиться все, что угодно. Он будет вынужден начать все заново, все проверять, пересчитывать. Он же свято уверен в своей непогрешимости. Пока оправится от такого удара, пока предпримет меры… Главное, что это даст вам шанс. Вы сможете заявить, что не желаете больше продолжать. Он не посмеет предложить вам попытаться еще раз, с другим вирусом. Если ему вообще разрешат продолжать.

— Это возможно?

— Генералы спишут все на безумство гения, вернутся к проверенным средствам. Этот русский инженер, которого вы спасли, изобрел потрясающее оружие — вот за что они могут зацепиться. Воевать с помощью искусственных вирусов — это же смешно, если подумать.

— Да уж, — Джек нервно усмехнулся, но от сердца немного отлегло. Слова Лозье звучали вполне убедительно. По крайней мере, для Джека, в его теперешнем состоянии.

«Но как? Как это может быть? — Джек метался, бросаясь рассудком в разные стороны, старался ухватить всю громаду обрушившихся на него откровений. — Персифаль Уотсон, гений, стремящийся спасти человечество… и таким путем? Чем же это лучше того, что сделали марсиане? Неужели это судьба каждого, кто прикоснется к знанию о наследственности, о назначении генов? Так вот, что он скрывал все это время! Его идея, его предложение, которое спасет мир. Как страшно! а этот молодой ученый, которому открылось чудовищное знание, не испугался пойти наперекор, разрушить карьеру, рискнуть всем… Что за мужество! Вот не знаешь, где найдешь… в нас столько общего. Я решился на этот эксперимент, отринув все, а он решился тоже, и не менее отчаянно. Да, похоже, он говорит правду. Война не может быть выиграна такими средствами. Я должен присоединиться к нему».

— Просто выпейте это. Это все, что я могу сделать для вас, — сказал Лозье, заметив, как загорелся огонек в глазах собеседника. Он знал, о чем говорит подобный огонек.

Человек в белом, плотно облегающем костюме стоит в окружении толпы. Люди держатся на расстоянии, давая простор для движений, окружают плотным кольцом. Лица сливаются в сплошную ленту неровного кружева, она опоясывает человека, чуть извивается, переливается оттенками кожи. Все напряжены, боятся пропустить мельчайшую деталь.

Перед человеком возникает ослепительный золотой шар, пульсирует, чуть приплясывает в воздухе. Шар срывается с места, уходит в высь. на его месте рождается прозрачная, сверкающая ледяными гранями призма, уносится догонять шар, ложится на прочерченный золотым сиянием овал. Фигуры пытаются догнать друг друга, но расстояние между ними неизменно. Человек следит за полетом глазами, тело расслаблено, поза спокойна.