Хол Клемент - Экспедиция «Тяготение»

— Превосходно. Я буду ждать.

Барленнан распластался на палубе тут же возле радио. Кругом по-прежнему завывала буря. Метановые дробинки, стучавшие по его бронированной спине, мало беспокоили его — в высоких широтах они были гораздо сильнее. Время от времени ему приходилось смахивать за борт наносы аммиака, которые непрерывно скапливались на плоту, но даже это не было особенно обременительным — пока, во всяком случае. Ближе к середине зимы, через пять или шесть тысяч дней, аммиак будет таять под ярким солнцем, а затем замерзать вновь. Вот тогда главное будет — вовремя освобождать корабль от жидкости перед ее повторным замерзанием, иначе команде Барленнана придется вырубать из смерзшегося песка все две сотни плотов. Все-таки “Бри” — не речное суденышко, а крупный океанский корабль.

Летчику действительно понадобилось всего несколько минут, чтобы получить необходимую информацию, и, когда тучи над заливом высветило восходящее солнце, его голос вновь зазвучал из крошечного аппарата.

— Боюсь, что я был прав, Барл. Просвета нигде не видно. Почти все северное полушарие — правда, это ни о чем не говорит тебе — бурлит испарениями полярной шапки. Я так понимаю, что бури там бушуют всю зиму. А то обстоятельство, что в высокие южные широты они приходят разрозненно, объясняется кориолисовым отклонением, которое они испытывают при прорыве через экватор…

— Чем объясняется?

— Той же самой силой, что отклоняет влево предмет, который ты бросаешь… Правда, я никогда не наблюдал этого в здешних условиях, но на вашей планете такое отклонение должно быть особенно заметно…

— Что такое “бросаешь”?

— Черт возьми, действительно, этого слова у нас еще не было. Ну, вот я видел, как ты подпрыгнул… черт, этого тоже не было! Ну, когда ты приходил сюда, к моему укрытию… Ты помнишь это слово?

— Нет.

— Ладно. “Бросать” — это значит взять какой-нибудь предмет, поднять его и с силой оттолкнуть от себя так, что он некоторое время будет двигаться, прежде чем ударится о грунт.

— У нас в нормальных странах таких вещей не делают. Здесь мы можем позволить многое такое, что там невозможно или опасно. Приведись мне “бросать” что-нибудь дома, оно могло бы запросто упасть на кого-нибудь… возможно, на меня самого.

— Подумать только, ты прав. Это могло бы кончиться плохо. Плохо даже здесь, на экваторе, при трех g, а ведь на полюсах у вас около семисот g. Но все-таки, если бы ты нашел такой маленький предмет, который тебе было бы под силу бросить, разве ты не смог бы снова подхватить его или по крайней мере выдержать его удар?

— Мне трудно представить себе такую ситуацию, но, кажется, я знаю ответ на твой вопрос. Не хватит времени. Если что-нибудь роняют… или бросают, то оно падает на грунт прежде, чем его успевают подхватить. Одно дело — поднять и нести, одно дело — ползти, а вот бросать и… прыгать… это уже совершенно другое.

— Понимаю. Вернее, мне кажется, что понимаю. Мы вроде бы априорно предполагаем в вас быстроту реакции, соизмеримую с вашей силой тяжести, но тут, видимо, в нас говорит антропоморфизм. Кажется, до меня дошло.

— То, что я понял из твоих слов, звучит убедительно. Различия между нами очевидны и несомненны; возможно, мы никогда полностью не осознаем, насколько они велики. Но все же у нас достаточно общего, чтобы вести беседы… и я надеюсь прийти к взаимовыгодному соглашению.

— Я убежден, что так и будет. Кстати, для этого тебе придется рассказать мне о тех местах, куда собираешься плыть ты, а я должен буду показать тебе на ваших картах то место, куда хочу направить тебя я. Нельзя ли взглянуть теперь на эту твою Чашу? Света для видеопередатчика уже вполне достаточно.

— Конечно. Чаша встроена в палубу, так что перемещать ее нельзя; мне придется придвинуть к ней машину. Погоди немного.

Цепляясь за крепежные планки на палубе, Барленнан медленно пополз через плот к участку, закрытому небольшим брезентом. Он стянул и убрал брезент, затем вернулся, привязал к аппарату четыре леера, которые закрепил на подходящих планках, и поволок его по палубе. Машина была меньше Барленнана, хотя весила значительно больше его, но командир принял все меры предосторожности, чтобы аппарат не сдуло. Буря продолжалась с прежней силой, так что даже палубу время от времени потряхивало. Придвинув “глаз” аппарата почти вплотную к Чаше, Барленнан подвел под другой его конец планку таким образом, чтобы Летчик мог смотреть сверху вниз. Затем он перебрался к противоположному краю Чаши и начал объяснения.

Лэкленду пришлось признать, что карта, нанесенная на внутреннюю поверхность Чаши, была довольно последовательной и точной. Как он и ожидал, ее кривизна в общем соответствовала кривизне планеты — главной ошибкой здесь было то, что в соответствии с представлениями местных аборигенов их Месклин был вогнутым. Чаша была примерно шести дюймов в диаметре и около дюйма с четвертью глубины в центре. От внешних воздействий ее защищала покрышка из прозрачного материала — видимо, льда, как подумал Лэкленд, — уложенная заподлицо с палубой. Покрышка немного мешала Барленнану показывать на карте те или иные детали, но снять ее было нельзя, иначе аммиачный снег тотчас же забил бы Чашу до краев. Эти наносы скапливались в любых местах, укрытых от ветра. Берег был более или менее свободен от них, но и Лэкленд, и Барленнан представляли себе, что творится по ту сторону гряды холмов, протянувшейся на юге. Барленнан в глубине души радовался, что он моряк. Путешествовать в этих местах по суше в течение ближайших тысяч дней будет делом нешуточным.

— Я старался наносить на свои карты самые последние данные, — произнес командир, устроившись напротив аппарата. Правда, я не внес никаких изменений в карту Чаши, потому что новые районы, которые мы нанесли на карты по пути сюда, слишком незначительны по протяженности. И вообще я мало что могу показать тебе в деталях, но ведь тебе нужно только общее представление о тех местах, куда я намерен отправиться, как только мы выберемся отсюда. Честно говоря, мне безразлично, куда идти. Я могу продавать и покупать повсюду, а сейчас у меня на борту почти ничего нет, кроме продовольствия. Да и того к концу зимы останется не так уж много; поэтому после нашего давешнего разговора я решил немного поплавать по районам малого веса и сделать запас кое-каких растений, которые южное население ценит за их воздействие на вкус пищи.

— Специи?

— Да. Я и прежде их привозил, и мне они подходят — за один рейс можно получить хорошую прибыль; так всегда бывает с теми товарами, стоимость которых зависит не столько от действительной нужды в них, сколько от того, что они представляют собой редкость.