Сергей Абрамов - Требуется чудо

— Себя?

— А чем я плоха?

Отшутился:

— Плохо ко мне относишься.

Поддержала шутку:

— Как заслужил…

Он вел машину и курил сигарету — ту, что осталась от фокуса. Он-то знал, что не заслуживает хорошего отношения. Но откуда об этом знала Валерия?

Александр Павлович сидел в своей гардеробной в цирке и смотрел в окно. Сентябрь уж наступил. Еще зеленое, но уже немножко желтое дерево — ясень, кажется, — шелестело под теплым по-летнему ветром, иногда залетавшим ненадолго в гардеробную Александра Павловича. Где-то внизу утробно ревели медведи.

До премьеры, до открытия сезона оставалось десять дней.

Александр Павлович приехал в цирк сразу после своего отпуска, и так уж получилось, что одним из первых. Можно было, не считаясь с обычно ограниченным репетиционным временем, «прогнать» аттракцион, даже можно было сделать это днем, а не ночью — в привычный для иллюзионистов час; — потому что в цирке почти никто не появлялся и не стоило опасаться любопытных. Но мучительно не хотелось работать…

Александр Павлович изучал ясень и вспоминал вчерашний ночной разговор с Валерией. Он сам на него напросился, завел его, когда уже за полночь подъехали к ее подъезду, сидели в темной машине; Александр Павлович неторопливо курил, сбрасывая пепел за окно.

— Как тебе люди? — спросил он.

Они «гуляли» в его компании, а вернее, даже не в его — в компании его приятеля-сценариста, что-то пили, чем-то, естественно, закусывали, о чем-то пустом болтали — уже и не вспомнить о чем, а ведь как копья ломали!..

— Люди? — Александр Павлович не видел Валерии, но по голосу почувствовал, что она улыбнулась. — Там был только один человек. Твой приятель. Он, я поняла, умница. А остальные — трепачи и бездельники.

— Ты же их не знаешь, — он вдруг почувствовал обиду за этих людей, к кому, по совести, ничего не испытывал, кроме банального житейского любопытства. Два-три актера, не раз виденные им в кино, два-три писательских имени — из тех, что всегда на слуху, и еще пяток неизвестных…

— Саша, милый, их и не надо знать, их довольно послушать… Ты же сам так думаешь, только почему-то обижаешься.

— Я так не думаю. Я не умею делать выводы после первой встречи. В конце концов, и про меня и про тебя кто-то мог так же подумать.

— Про тебя — да, ты болтал как заведенный. А про меня — нет, я весь вечер промолчала. Скорее про меня решили, что я дура, темная инженерша, до их уровня не дотягиваю.

— А ты дотягиваешь?

— Саша, не злись, не надо… Помнишь анекдот про солдата, который совместил пространство и время? Ну помнишь: он копал канаву от забора до обеда?.. Мы измеряем наши уровни — я имею в виду себя и тех людей — в разных единицах, в разных координатах. Бесполезно сравнивать.

— И чьи же координаты лучше?

— Да ничьи не лучше. Они просто разные, понимаешь, разные. Есть пространство Эвклида и есть, например, пространство Римана, и глупо выяснять, какое лучше.

— У Римана, помню из физики, посложнее…

— Дело не в сложности: для каждого пространства свои законы, свои задачи, свои ответы в учебнике.

— Интересно, из какого ж это я пространства?

Валерия засмеялась.

— Тебе интересно?.. Ты из нашего пространства, из земного, из привычного, — потянулась к нему, обняла, голову на плечо положила.

Александр Павлович чуть отодвинулся: курить ему было неудобно. А разговор почему-то раздражал.

— Я такой же, как они, Лера, я трепач и бездельник, и мой уровень отлично укладывается в их координаты. Что ты во мне нашла?

Она резко отстранилась, почему-то слишком резко, будто он задел что-то больное.

— Я ничего в тебе не искала.

— Но ты же со мной?

— Саша, давай расставим все точки. Мы не дети. Тебе — под сорок, мне — за тридцать. Ни ты, ни я слово «любовь» в разговорах не упоминали, так? Мы вместе, потому что нам так хочется, потому что пока , — она подчеркнула это «пока», — нам хорошо вместе, потому что легко, нет никаких проблем… Я не знаю, как там у тебя, в цирке, а у меня в институте проблем хватает, хватает нервотрепки — это, увы, не от меня зависит. Но то, что зависит от меня, я делаю так, как я хочу, понимаешь?.. Я живу так, как я хочу. Я воспитываю Наташу так, как считаю нужным. Я встречаюсь с теми людьми, кто мне приятен или интересен. Я тебя не вижу сейчас, но не кривись, не кривись, не будь ханжой. Ты ведь не ханжа, верно?.. Я знаю: тебе со мной… как бы сказать… любопытно, что ли. У тебя не было таких, как я, да?.. Ты умный человек, Саша, ты любознательный, ты меня изучаешь. Я не против. Но и тебе хорошо со мной. Пока . И от нас зависит, чтобы это «пока» продлилось как можно дольше. Ты меня понял, Саша? Ты согласен со мной?..

Самое противное, думал Александр Павлович, что она права. Она абсолютно точно определила ситуацию, спорить бессмысленно, но рутинная инерция заставляла его говорить не то, что он думает, а то, что положено.

— Ты цинична…

— Да, цинична. Но и ты не ангел. Ты — мужчина, я — женщина, мы вместе. Что еще?

— Ты не женщина.

Валерия опять засмеялась — легко и коротко.

— Женщина, женщина. И ты это знаешь лучше других… — быстро, вскользь поцеловала его в щеку, выскочила из машины. Дверь держала открытой, и боковые ночники чуть освещали ее улыбающееся лицо. — Таких женщин пока — единицы. Ох как много еще бабы в женщине, как много!.. Но скоро совсем не будет. И все станут как я.

— Не дожить бы, — буркнул Александр Павлович.

— Доживешь, куда денешься… — хлопнула дверью, вернув темноту в салон, зацокала каблучками по асфальту, крикнула невидимая: — Завтра — как обычно, идет?..

Александр Павлович еще посидел немножко, «переваривая» услышанное, докурил очередную сигарету — что-то много курить стал, пачки в день не хватает! — и уехал домой.

…А сейчас он перебирал в памяти мельчайшие подробности разговора, взвешивал их на своих «внутренних» весах — конечно же, наиточнейших! — и сам себе удивлялся. Почему? Да потому что ничего, кроме злой обиды на Валерию, он не ощущал, примитивной мужской обиды. Как так он, прошедший огни и воды, — и вдруг потерял инициативу, выражаясь спортивным языком — «отдал свою игру». Свою! Ведь то, что сказала Валерия, много раз мог произнести он и не произносил только потому, что не умел быть откровенным циником, всегда играл с женщинами в этакое солидное благородство… И ведь как четко она его раскусила: любопытно ему с ней — точное слово. И другие слова — тоже точные: хорошо ему с ней, легко…

За окном на ясень — или что же это все-таки за дерево? — полез драный рыжий кот. Он лез споро, иногда оглядываясь вниз, и Александр Павлович оторвался на секунду от своих горьких мыслей и заглянул в окно: что кота напугало? Под деревом гулял рабочий с медведем на цепочке. Медведь, помня, что он не в манеже, ходил на четырех лапах, тяжко переваливался, нюхал землю и не обращал на кота никакого внимания. А кот, дурачок, решил, что медведь только за ним и гонится…