Филип Дик - Шалтай–Болтай в Окленде

Джозеф Шиллинг знал, что сейчас ей опять страшно; что призрак из прошлого вернулся и снова мучает ее. Но он не шелохнулся. Движение было бы ошибкой. Он твердо помнил об этом.

— Джозеф, — сказала она, — я… — слова не шли из ее уст, она запнулась от смущения. Встряхнув головой, она порывисто распрямилась, как будто желая высвободиться.

— Что такое? — мягко спросил он, вставая вместе с ней.

Соскочив со стола, она ухватилась за него, вцепилась ногтями в рукава. Зажмурившись, быстро сглатывая, она боролась с собой.

Шиллинг увидел, как его пальцы распускают завязки на ее блузке. Как странно, подумал он. Но все–таки продолжал. Его красноватые ручищи деловито тянули и теребили шелк, и зрелище это было не для слабонервных. Мэри Энн открыла глаза и взглянула вниз. Теперь они оба смотрели, как его руки расстегнули блузку донизу, взлетели на голые плечи и стянули ткань до локтей.

— Боже мой, — прошептала она.

Шиллинг, не в силах осмыслить происходящее, отошел и сел, потирая ладони.

Мэри Энн сделала глубокий вздох и начала застегивать блузку. Ее лицо было удивленным:

— Ты сделал это? Ты ведь и впрямь это сделал!

— Да, — согласился он.

После чего протянул руку и совсем снял с нее блузку, расцепив оставшиеся застежки. Она не воспротивилась; она с любопытством наблюдала, как его руки спускаются по ее животу к кнопке, на которой держались джинсы. В какой–то момент она попыталась снять лифчик, но только без толку теребила за спиной руками, пока Шиллинг не развернул ее, не отодвинул ее пальцы и не расстегнул крючки.

— Спасибо, — пробормотала она.

Лифчик упал, и она поймала чашечки. В несколько коротких движений стянула джинсы и, вздрогнув, сбросила трусики. Собрав одежду в кучу, она отпихнула ее в сторону. Несколько мгновений перед его глазами, слегка отсвечивая, покачивался ее позвоночник; после чего она — очень мягкая, очень живая — подбежала к столу и стала на него забираться.

— Да, — сказала она, — не жди; скорее, Джозеф, ради всего святого.

Ему не пришлось ждать. Она сумела расслабиться и принять его; собственной рукой направила, впустила до предела и замерла, опершись на сжатые кулаки. Внутри она оказалась очень теплой; теплее, чем она, у него никогда никого не было. Она закрыла глаза, прислушиваясь к своему ритму. Мускулы ее таза напряглись и стали мелко пульсировать; затем в работу включилось все тело, вплоть до груди и набухших сосков. Он так быстро вошел в нее, что никто из них не произнес и слова.

Когда дело было кончено, по ее коже пробежала дрожь; она вся затвердела, а затем снова обмякла. Потом глубоко вздохнула, вытянулась на спине, разжала кулаки и с умиротворенным видом положила ладони на живот.

Шиллинг, чуть помедлив, осторожно вышел из нее. Мэри Энн ничего не сказала. Когда он уже оделся и встал, она шевельнулась, открыла глаза и села.

Тихим голосом она робко произнесла:

— Раньше со мной такого не бывало. Я никогда ничего не чувствовала внутри. Со мной что–то делали, а я сама — нет.

— Это хорошо, — уверил он ее.

Она нашла свою одежду и стала одеваться. Он не удержался и посмотрел на часы. С тех пор, как они спустились в кладовую, прошло всего десять минут. В это сложно было поверить, но это было так. Если б они пошли наверх и поставили кофе, он бы только поспел.

— Ты как, Мэри Энн? — спросил он, когда девушка оделась.

Она потянулась, встряхнулась по–звериному и рысцой поскакала к лестнице.

— Мне хорошо. Только очень хочется есть. Может, мы сходим куда–нибудь перекусить?

— Прямо сейчас? — рассмеялся он.

Она остановилась на середине лестницы и обернулась к нему.

— А почему нет? Что в этом такого?

— Ничего.

Поднявшись по лестнице, он встал у нее за спиной. Казалось, она ничего не имела против; тогда он приобнял ее за талию, и она снова не стала возражать. Откинувшись на него, она расслабилась и довольно мурлыкнула. Он положил руку ей на грудь, и даже это ее устраивало; более того, она прикрыла его руку своей и прижимала к себе, пока он не нащупал ее ребра.

— Куда ты хочешь пойти? — спросил он, выпуская ее из объятий.

— Куда угодно. Где есть горячие пирожки, и ветчина, и кофе. Вот чего мне хочется. И побольше.

Она живо поднялась по лестнице.

— Идет? — спросила она. Ее силуэт возвышался над ним.

— Идет, — охотно согласился он и протянул руку, чтобы выключить свет в подвале.

Они пришли в закусочную «Пасифик стар» — деревянный домик на самом отшибе делового района. Мэри Энн открыла сетчатую дверь и вошла. У стойки сидели, пили кофе и читали зеленые странички спортивных новостей «Сан–Франциско кроникл» таксист и двое рабочих в кожанках. В одной из кабинок чинно сидела темнокожая пара.

— А можно я возьму все, чего мне захочется?

С искрящимися глазами она проскользнула в свободную кабинку в самом конце.

— Конечно, — согласился Шиллинг, раскрывая меню.

— А хочется все того же, что я сказала. Здесь это подают?

— Если нет, мы пойдем в другое место.

Официант — длиннорукий грек в замызганном белом фартуке — подошел и принял у них заказ.

— А долго ждать? — спросила Мэри Энн, когда грек удалился, чтобы достать из холодильника ветчину. — Ведь нам не придется ждать долго?

— Пару минут, не больше.

— Я помираю от голода. — Она принялась читать названия песен в музыкальном автомате. — Ты посмотри, здесь одни танцевальные мелодии. Все из серии «Джаз в филармонии» [131] « Джаз в филармонии» — популярная в 1940—1950–е гг. серия концертов и записей, организованных Норманом Гранцем — сыном выходцев из Тирасполя, одним из величайших джазовых продюсеров. Гранц одним из первых стал выводить на одну сцену белых и черных музыкантов и отменил на своих концертах расовую сегрегацию аудитории. … А можно я поставлю одну? Можно вот эту — Роя Брауна? Она называется «Good Rockin’ Tonight». Ты не против?

Он нащупал и придвинул к ней по столу несколько монет.

— Спасибо, — смущенно сказала она, опуская монету в автомат и набирая номер композиции. Кафе загудело от звука альт–саксофона.

— Наверное, это ужасно, — сказала Мэри Энн, когда шум наконец стих.

Она не стала брать больше монет, и Шиллинг спросил:

— Может, еще поставишь?

— Какой в них толк.

— Не говори так. В своей области они настоящие артисты. Я не хочу, чтобы ты отказывалась от того, что тебе нравится, ради моих вкусов.

— Но то, что нравится тебе, — лучше.

— Вовсе не обязательно.

— Если не лучше, то почему же тебе это нравится? — Мэри Энн жадно потянулась за салфеткой. — А вот и еда. Я хочу пригласить Гарри поесть с нами. Это Гарри несет нам еду, — пояснила она.

— А откуда ты знаешь, что его зовут Гарри?