Роберт Хайнлайн - Двойник. Кукловоды [Романы]

— Понятно, что я имел в виду? — спросил я, опять усаживаясь в кресло.

— Боюсь, что да, — признал он без всякого удовольствия. — Неужели я так хожу?

— Да.

— Хмм… Может, взять у вас несколько уроков?

— Мысль недурна, — отозвался я.

Он сидел, оценивающе разглядывая меня, хотел было что-то сказать, передумал и сделал знак бармену наполнить наши стаканы. Когда выпивку принесли, он заплатил, залпом прикончил свою порцию и выскользнул из кресла каким-то необычайно гибким движением.

— Подождите меня тут, — сказал он тихо.

С оплаченной выпивкой, еще стоявшей перед моим носом, я не мог отказать ему в этом одолжении. Да и не хотел — он меня заинтриговал. Пожалуй, он мне даже успел понравиться, хотя наше знакомство продолжалось всего десять минут. Он был из тех мужиков, в чьей внешней непривлекательности есть своеобразная красота, мужиков, которым женщины вешаются на шею, а мужчины беспрекословно повинуются.

Танцующей походкой он пересек зал и прошел мимо стола четырех марсиан, приткнувшегося у самого выхода. Не выношу марсиан. Мне противны эти типы, что выглядят как древесные пни с напяленными на них противосолнечными шлемами, а еще требуют человеческих привилегий. Мне не нравится, как у них растут псевдочлены, — мне это напоминает змей, выползающих из норы. Мне отвратителен и тот факт, что они могут одновременно смотреть во всех направлениях, не поворачивая головы, разумеется, если допустить, что у них есть голова, чего на самом деле не наблюдается. А еще я не выношу их запах.

Никто не посмеет обвинять меня в расизме. Мне дела нет до того, какого цвета кожа у человека, какова его расовая принадлежность или религия. Но люди — это люди, а марсиане — это просто существа. По моему мнению, они даже не животные. В любую минуту готов сменить их общество на компанию самой что ни на есть грязной свиньи. То, что им разрешили посещать бары и рестораны, где бывают люди, кажется мне просто чудовищным. Но Договор есть Договор, и я против него бессилен.

Этих четырех не было, когда я вошел в бар, иначе я почуял бы их запах. По той же причине их не могло быть и несколькими минутами раньше, когда я прошелся до дверей и обратно. А теперь они торчали тут у стола, покоясь на своих пьедесталах и притворяясь людьми. Я даже не слышал, чтобы систему кондиционирования включили на большую мощность.

Даровая выпивка, что стояла передо мной, сразу потеряла для меня интерес. Я просто дожидался своего благодетеля, чтобы вежливо с ним распрощаться. Неожиданно я припомнил, что он пристально посмотрел в направлении марсиан, прежде чем внезапно встать и уйти, и я подумал, не имеют ли они отношения к этому уходу. Я снова оглядел их, пытаясь подметить, не проявляют ли они повышенного интереса к нашему столику, но как можно определить, на что смотрит марсианин или о чем он думает?

В течение нескольких минут я сидел, поигрывая своим стаканом и размышляя, что могло случиться с моим другом космолетчиком. Раньше я надеялся, что его гостеприимство распространится на ужин, если мы окажемся достаточно simpatico, а возможно, и на небольшой денежный заем. Ибо мои перспективы (признаю это!) были весьма непрезентабельны.

Последние два раза, когда я пытался дозвониться до своего театрального агента, автосекретарь просто зарегистрировал мой вызов, и поэтому если я не наберу монет, чтобы опустить их в дверной счетчик, моя комната сегодня вечером не откроется… Как видите, моя удача почти иссякла — я докатился до ночлега в каморке со счетчиком.

В самый разгар моих меланхолических раздумий официант тронул меня за рукав:

— Вас вызывают, сэр.

— Что? Ладно, друг, давай, тащи сюда аппарат.

— Сожалею, сэр, но я не могу принести его к столу. Двенадцатая кабинка в холле.

— Ах, так… Благодарю, — ответил я, стараясь держаться с ним дружелюбно, так как на чай ему дать было нечего. Идя к выходу, я дал большого кругаля, чтобы обойти столик марсиан.

Я тут же понял, почему аппарат нельзя было доставить к столу. Двенадцатая кабина была максимально защищен ной — звуко- и взглядоизолированной и недоступной для «жучков». На экране изображение отсутствовало, оно не появилось даже когда за мной закрылась тяжелая дверь. Экран оставался пустым, пока я не сел, и мое лицо не оказалось на уровне экрана. Тогда опаловые облака разошлись, и я увидел перед собой лицо моего знакомца космолетчика.

— Извините, что пришлось сбежать, — быстро проговорил он, — но надо было спешить. Прошу вас немедленно приехать ко мне в отель «Эйзенхауэр», номер 2106.

Никакого объяснения он не дал. «Эйзенхауэр» так же мало подходит космолетчикам, как и «Каса-Маньяна». Я прямо-таки ощутил в воздухе запах неприятностей. Вряд ли вы подбираете первого встречного в баре, а потом приглашаете его в отель… ну, разве что он другого пола.

— Зачем это? — спросил я.

Сразу стало видно, что космолетчик человек, привыкший к тому, чтобы ему повиновались, не задавая лишних вопросов. Я наблюдал за ним с профессиональным интересом. Это был не гнев. Нет, скорее грозовая туча перед наступающей бурей. Но тут он снова взял себя в руки и спокойно ответил:

— Лоренцо, у меня нет времени для объяснений Вам нужна работа?

— Вы имеете в виду профессиональное предложение? — осторожно осведомился я. На один неприятный миг мне показалось, что он хочет предложить мне… сами понимаете какую работу… До сих пор моя профессиональная гордость не страдала, невзирая на удары, которые наносила мне злосчастная судьба.

— О, разумеется, профессиональное, — откликнулся он. — Оно требует самого лучшего актера, какого только можно сыскать за деньги.

Я не позволил радости, которую чувствовал, отразиться на моем лице. Я и вправду был готов на любую профессиональную работу, я бы с восторгом пошел на роль балкона в «Ромео и Джульетте» — но показывать, что я заинтересован, не следовало.

— А что за предложение? — спросил я. — В настоящее время я довольно плотно занят.

Он жестом отмел мои слова в сторону.

— По телефону не могу объяснить. Может, вам это и не известно, но каждая закрытая линия может быть раскрыта, если есть нужная аппаратура. Приезжайте немедленно.

Он был нетерпелив, поэтому я мог себе позволить скрыть свое нетерпение.

— Вы что себе позволяете? — заупрямился я. — Вы что думаете — я мальчик на побегушках? Или начинающий юный статист, рвущийся на сцену, чтобы покрасоваться там с копьем? Я — Лоренцо ! — Тут я задрал подбородок и постарался выглядеть оскорбленным. — Ваше предложение?

— Гм… Будь оно проклято, не могу я об этом по телефону. Сколько вы получаете?

— Что? Вы спрашиваете, каков мой профессиональный гонорар?

— Да, да!

— За один выход? Или за неделю? Или по длительному контракту?