Станислав Лем - Испытание

«Вот наглость, транссолнечного ещё не хватало – какое мне до него дело?! Преимущество у кораблей, идущих в строю!» – подумал Пиркс и закричал, вложив в этот крик всю свою бессильную ненависть к мухе:

– АМУ—27 Земля-Луна вызывает ПАЛ-Главный. Квадранта не покидаю, чихать я хотел на транссолнечный, иду в строю треугольником: АМУ—27, ИО—2, ИО—2-бис, эскадра Земля-Луна, ведущий АМУ—27. Конец.

«Зря я насчёт транссолнечного, – подумал он. – Теперь накинут штрафные очки. Холера их всех возьми. А за муху кто схлопочет штрафные? Тоже я».

С этой мухой только ему могло так повезти. Великое дело, муха! Он живо вообразил, как покатывались бы со смеху Смига с Бёрстом, узнай они об этой дурацкой мухе. В первый раз после старта он вспомнил о Бёрсте. Но времени на размышления не было – ПАЛ всё заметнее начинал отставать. Они летели втроём уже пять минут.

– АМУ—27 вызывает ИО—2, ИО—2-бис Земля-Луна. Время двадцать ноль семь. Манёвр выхода на параболический курс Земля-Луна начинаем в двадцать ноль десять. Курс сто одиннадцать… – читал он с листка, который ему только что удалось, акробатически изогнувшись, поймать над головой. Ведомые отозвались. ПАЛ уже скрылся из виду, но Пиркс всё ещё слышал его – то ли его, то ли муху. Вдруг жужжание как бы раздвоилось. Ему захотелось протереть глаза. Ну да. Их уже было две. Откуда вторая-то вылезла?

«Теперь они меня доконают», – спокойно, совершенно спокойно подумал он.

Было даже что-то утешительное в убеждении, что не стоит уже стараться, не стоит зря трепать нервы – они его всё равно угробят. Это продолжалось секунду – потом он взглянул на часы: о Господи, именно это время он сам назначил для начала манёвра и даже не взялся ещё за рукоятки!

Но тысячи изнурительных тренировок не пропали, как видно, даром – он вслепую, не отрывая глаз от траектометра, нашёл обе рукоятки, потянул левую, потом правую. Двигатель глухо отозвался, что-то зашипело, он почувствовал удар по голове и даже вскрикнул от неожиданности. Бортовой журнал корешком врезался ему в лоб – под самым козырьком шлема – и теперь закрывал лицо. Смахнуть его он не мог – обе руки были заняты. В наушниках гудели и клокотали любовные игрища мух на Вычислителе. «В полёт должны выдавать револьвер», – подумал он, чувствуя, как бортжурнал, тяжелея от перегрузки, расплющивает ему нос. Он бешено мотал головой – только бы увидеть траектометр! Журнал уже весил добрых три килограмма; наконец он со стуком упал на пол, – ну да, было почти 4g. Пиркс сразу же сбросил ускорение до величины, необходимой для маневрирования, и поставил рукоятки на стопор, – теперь индикатор показывал 2g. Неужели мухам это нипочём? Вот именно, нипочём. Они чувствовали себя превосходно. Так ему предстояло лететь 83 минуты. Он посмотрел на экран радара: оба ИО шли следом, дистанция между ними и его кормой возросла километров до семидесяти – потому что несколько секунд ускорение доходило до 4g и он выскочил вперёд. Не страшно.

Теперь у него было немного свободного времени, до самого конца полёта с ускорением, 2g – не Бог весть что такое. Сейчас он весил сто сорок два кило – всего лишь. А ведь он, бывало, по полчаса просиживал в лабораторной карусели при 4g.

Конечно, приятного было мало: руки и ноги словно чугунные, а головой и пошевелить нельзя – темнеет в глазах.

Он ещё раз проверил положение обоих кораблей у себя за кормой. Интересно, что теперь делает Бёрст? Он представил себе его лицо – небось хоть в кино снимай… Один подбородок чего стоит! Нос прямой, глаза серые, даже серо-стальные, – уж он-то точно не взял с собой никаких шпаргалок! Впрочем, и ему шпаргалка пока не понадобилась. Жужжанье в наушниках стало тише – обе мухи ползали над его головой по стеклянному верху банки, их тени задевали его лицо, в первый раз его даже передёрнуло. Он посмотрел вверх – чёрные мушиные лапки на концах были приплюснуты, брюшки отливали в свете ламп металлическим блеском. Фу, гадость!

– Порыв-8 Марс-Земля вызывает Треугольник Земля-Луна, квадрант шестнадцать, курс сто одиннадцать запятая шесть. Идёте сходящимся со мной курсом, схождение через одиннадцать минут тридцать две секунды, прошу изменить курс. Приём.

«Ну надо же! – ёкнуло у него в груди. – Лезет, болван, напрямик – видит же, что я в строю!»

– АМУ—27, ведущий Треугольник Земля-Луна ИО—2, ИО—2-бис, вызывает Порыв-8 Марс-Земля. Иду в строю, курс не меняю, выполняйте манёвр расхождения. Конец.

Одновременно он искал этого наглеца на радаре – и нашёл! В каких-то полутора тысячах километров!

– Порыв-8 вызывает АМУ—27 Земля-Луна, у меня пробита гравиметрическая система, немедленно выполняйте манёвр расхождения, точка схождения курсов сорок четыре ноль восемь, квадрант Луна четыре, граничная зона. Приём.

– АМУ—27 вызывает Порыв-8 Марс-Земля, ИО—2, ИО—2-бис Земля-Луна, выполняю манёвр расхождения время двадцать тридцать девять, одновременный поворот за ведущим на расстоянии видимости, отклонение к северу сектор Луна один ноль запятая шесть, включаю двигатели малой тяги. Приём.

Ещё продолжая говорить, он включил обе нижние рулевые дюзы. Ведомые ответили сразу, выполнили поворот, звёзды проплыли в экранах, «Порыв» поблагодарил – он летел к Луне Главной. Пиркс, в неожиданном приливе воодушевления, пожелал ему мягкой посадки, это считалось хорошим тоном, тем более что у того была авария, – он видел его в тысяче километров от себя с включёнными позиционными огнями, – потом снова вызвал свои ИО, и началось возвращение на прежний курс – ужас! Известное дело – сойти с курса легче лёгкого, а вот поди отыщи потом нужный отрезок параболы! Другое ускорение – он не успевал вводить данные, по Вычислителю ползали мухи, потом замельтешили перед радаром, их тени носились по экрану. И откуда у этих тварей столько сил? Прошло добрых двадцать минут, прежде чем он вышел на заданный курс.

«А у Бёрста, должно быть, дорога как пылесосом вычищена, – подумал Пиркс. – Впрочем, что ему! Он и так управится одной левой!»

Он включил автомат тяги, чтобы на 83 минуте согласно заданию сбросить ускорение до нуля, – и тут увидел такое, что насквозь промокшее противопотное бельё показалось ему сшитым изо льда.

С распределительного щита медленно, по миллиметру, сползала белая крышка. Её, как видно, плохо закрепили, и во время рывков при маневрировании (он действительно дёргал слишком уж резко) зажимы ослабли. Между тем ускорение всё ещё было 1,7g, крышка сползала медленно, словно кто-то тянул её вниз невидимой ниткой, – и вдруг соскочила, ударилась о стекло колпака снаружи, соскользнула по нему и осталась лежать на полу. Заблестели четыре оголённых медных провода высокого напряжения, а под ними – предохранители.