Сергей Павлов - Лунная радуга (сборник)

Но как бы там ни было, результат дневной работы налицо, а комиссия, вероятно, в полном составе респектабельно ужинает в кают-компании жилого яруса. Приятного аппетита… Я смотрел на экраны и думал, что нашему «гангстеру-диверсанту», окажись таковой у нас на борту, ничего бы не стоило испортить аппетит целому коллективу. Вот хотя бы с помощью этой увесистой вазы. И тут я с особенной ясностью ощутил, что то, с чем столкнулись мы с Баком… Ну, словом, никакие это не диверсии.

Я опустился в ближайшее кресло, машинально выбрал чистый бокал и налил себе минеральной воды. Ночью и днем я ломал голову над измышлением самых разнообразных причин, вследствие которых нормальный член нашего экипажа – не гангстер, не диверсант – мог бы иметь хоть какой-нибудь повод расколошматить экран. Разбить, расколоть, истребить, ликвидировать, уничтожить… Бесстрашно балансируя на грани допустимого и совершенно абсурдного, я перебирал догадку за догадкой, как правоверный мусульманин четки, и ни одна из них не показалась мне достаточно логичной. Пока мысль не уходила далеко за рамки вопроса «кто?» – все было таинственно и интересно, догадки, сменяя друг друга, шли косяком. Но ни одна догадка не могла выдержать столкновения с монолитом вопроса «зачем?..».

Я допил минеральную воду, вспомнил, что меня привело на верхний ярус, и покинул салон.

Зайдя в кабинет органической химии, я раскодировал сейф, выбрал нужные мне реактивы. Здесь все отсвечивало слепящей белизной и холодно сверкало острым блеском. Неуютное ощущение: будто зашел по ошибке в безлюдный операционный зал… У выхода я по привычке обернулся – все ли в порядке? – и заметил, что квадратная крышка основного хранилища реактивов сдвинута в сторону. Чтобы закрыть ее, мне пришлось пересечь кабинет почти по диагонали, и я оказался рядом с внутренней дверью, которая вела в соседнее помещение – лабораторию физической химии. Я уже тронул холодную рукоятку крышки хранилища, как вдруг моих ушей достиг неясный шум – похоже, в лаборатории кто-то вскрикнул и что-то разбилось. Я замер. Оставил крышку в покое, выпрямился и посмотрел на дверь. Словно надеялся проникнуть взглядом сквозь лист металла, покрытый белой эмалью. Пульс у меня, наверное, резко подпрыгнул – я слышал удары собственного сердца. Мысль работала с лихорадочной быстротой, но я совершенно не знал, что нужно делать. В руках у меня не было ничего, кроме фармацевтического пакета. Я машинально положил пакет на стол, выключил освещение и в полном мраке вернулся к двери. Нашарил продолговатую ручку, осторожно потянул в сторону…

Щелкнул фиксатор дверного замка, образовалась щель, но я ничего не увидел: в лаборатории тоже царила кромешная тьма. Скверный признак!..

В противоположном конце лаборатории была вторая дверь, ведущая в кабинет неорганической химии, так что «диверсанта» здесь, пожалуй, не поймаешь. Я мысленно поздравил Бака с двенадцатым ремонтом, а себя – с первым случаем диверсии на верхнем ярусе и, собравшись с духом, вытянул руку вперед, сделал два шага в темноту. Рука уперлась в цилиндрический корпус нейтринного микроскопа; дверь тихо прошелестела, закрываясь за мной, снова щелкнул фиксатор замка.

– Кто там? – резко спросил чей-то сипловатый баритон. Я оторопел от неожиданности. Баритон показался мне очень знакомым, но в этот момент я был растерян и плохо соображал. Вспыхнул карманный фонарь. Я стоял в тени, прильнув к широкой колонне тубуса микроскопа. Мне пришло в голову, что «диверсант», вероятно, вооружен… Круг яркого света выхватил из темноты половину двери, едва успевшей затвориться за моей спиной, вильнув в сторону, погас.

– С чего ты взял, что там кто-нибудь есть? – внезапно прозвучал молодой насмешливый голос.

Ноги мои сделались ватными, и я вынужден был присесть на выступающий край основания тубуса.

– Слух у меня хороший, вот с чего… – не совсем уверенно ответствовал баритон, и я едва не сполз в изнеможении на пол.

Я узнал обоих! Да и как не узнать своих тренеров, снисходительно обучавших меня кувыркаться на головокружительных тренажерах! Своих недавних партнеров, пытавшихся приохотить меня к развеселой игре в домино под названием «марсианская мельница»!..

Обладатель насмешливого голоса – молодой десантник Украин Степченко, неуемная язвительность которого была метко отражена в его прозвище – Уксус. Баритон сипловатого тембра принадлежал Руслану Бугримову, десантнику такого мощного телосложения, что это выделяло его даже среди коллег; вероятно, поэтому Руслан получил на борту «Лунной радуги» весьма уважительное в сообществе «диких кошек» прозвище – Бугор. Интересно отметить: космодесантники обожают пользоваться прозвищами. Прихотливость фольклорных явлений внеземельного быта, как я уже говорил, всегда меня занимала. Но, размышляя по поводу прозвищ, я пришел к убеждению: здесь они возникают не столько на почве любви к словотворчеству, сколько в силу утилитарных причин. Ведь космодесантные подразделения в наше время – это, по существу, интернациональный конгломерат; сплошь и рядом бывает, что фамилия того или иного десантника либо труднопроизносима для его товарищей, либо часто встречается. Прозвища – другое дело: они доступны для перевода на любой язык и нередко содержат в себе какую-нибудь намекающую информацию по поводу индивидуальных качеств своего носителя или его наклонностей. Скажем, был у нас на борту Даррел Петарда. Смысл прозвища ясен, могу лишь добавить, что этого десантника Нортон отстранил от работы за чрезмерную вспыльчивость. Прозвище Ян Весло отражало спортивные увлечения десантника Яна Домбровского. А прозвище самого командира десантной группы – Лунный Дэв – прекрасно характеризовало профессиональную ориентацию Дэвида Нортона.

Итак, я узнал обоих десантников по голосам и, разумеется, ощутил огромное облегчение. Но что понадобилось Уксусу и Бугру в физико-химической лаборатории? Да еще в кромешной тьме?! Я подтянул ноги, собираясь подняться и выйти из-за укрытия, однако нервно брызнул свет фонаря – опять в мою сторону, и это меня удержало на месте. Я колебался. Теперь, когда я упустил момент ответить на оклик, быть замеченным мне уже расхотелось.

Фонарь погас. Баритон:

– А может, и показалось… Вроде бы фиксатор щелкнул.

Голос Уксуса:

– Ерунда. Мы бы увидели свет из двери.

– Освещение вырубить можно, – резонно заметил Бугор.

– Ну и что? Тебе-то какое до этого дело? – Было слышно, как скрипнул амортизатор табурета. Они сидели на лабораторных табуретах. Что-то тихо там шелестело и булькало, и я наконец понял, что это работает смесительная камера активатора.