Юрий Никитин - Сеттлеретика

– Антон, – сказала она жалобно, – хватит себя мучить. Езжай домой. Я приготовила обед…

Я спросил обалдело:

– Уже обед?

– Ты на часы не смотришь?

– Извини, а ты одна… не сможешь?

– Я столько не съем, – ответила она серьезно. – Не терзай себя. Заканчивай, я тебя жду. На твоем институте свет клином не сошелся. Что-нибудь придумаем.

Я подавил вздох и ответил ровно:

– Да-да, милая. Я скоро приеду.

Она сказала повеселевшим голосом:

– Только за дверные ручки берись через салфетки. И вообще не трогай руками лицо. Пока не приедешь и не помоешь руки с мылом.

– Что случилось? – спросил я. – Птичий грипп?

Она помотала головой:

– Нет-нет, просто предосторожность. Вирусы очень быстро мутируют. Сегодня безопасны, завтра могут нанести вред…

– Буду осторожен, – пообещал я.

Она улыбнулась и поспешно отключила связь, я уже слышал, как на кухне что-то шипит и потрескивает. Сапожник ходит без сапог, а микробиолог везде видит микробы. Я вот их в упор не вижу, для меня и солнце встает на востоке и заходит на западе, а вовсе не Земля вертится…

К тому же нечего свою иммунную систему баловать. Начни вот так себя беречь, тут же охамеет, разленится, будет требовать антибиотики, постельные режимы… Нет уж, пусть те вирусы, что живут во мне, ловят и бьют тех засранцев, что сумели продырявить кожу и пробраться вовнутрь.

Я дернулся, еще не сообразил, что меня так вскинуло, но уже взвинченный, словно перед харей носится жар-птица, нужно только суметь ухватить. Микробы! У этих гадов внутри меня свой мир. Одни вредят, другие защищают. И те, кто защищает, стараются держать меня здоровым, крепким, бодрым. А то подохну – тоже склеют ласты.

Обычно те, что окопались, намного сильнее, цивилизованнее, у них развитее общество, они укрепляют границы государств, а мои вирусы – кожу, так что большинство разбойничьих шаек гибнет еще там, на границе. А те немногие, что прорываются за бордюр, вскоре излавливаются фагоцитами и выбрасываются вместе с телами погибших защитников обратно в виде гноя.

Что я за олух, Наташа уже несколько лет твердит, что человек – не отдельное существо, как считают дикари, и я в том числе, а сложнейшее сообщество десятков тысяч видов микроорганизмов, макроорганизмов и просто организмов, включая глистов, что, оказывается, защищают печень и не дают развиваться астме!

Всего в человеке, как помню по словам Наташи, этих симбионтов многие миллиарды, живут в печени, почках, сердце, кишках и даже в глазном яблоке. Теперь понимаю, что только эти гады держат человека в его рабочем состоянии, не дают рассыпаться, побуждают двигаться, охотиться, искать добычу, есть, расширять ареал, добиваться власти, копулироваться с как можно большим количеством особей, чтобы передать в будущее подрастающее поколение симбионтов-паразитов, а также двигать хайтек и строить космические корабли, чтобы попасть и на другие планеты.

Человек – это прежде всего сообщество живущих в нем микроорганизмов! Может быть, человеком вообще нужно называть не совсем то, что привыкли…

Я бил кулаком в ладонь другой руки, получалось смачно и мощно, лупил по бокам и наконец постучал по лбу, стараясь подшибить промелькнувшую мысль и не дать скрыться. Сейчас модно искать намеки на грядущий взлет хайтека в Библии, а Библия такая вещь, что можно найти все, что ищешь. Так вот, если по ней, Господь Бог вдохнул в первого человека микробов, верно назвав их душой.

Я торопливо повернул руку тыльной стороной, пальцы привычно пробежали по татуировке. Вспыхнуло окошко, показалось преисполненное скорби милое лицо Наташи. Я впервые за несколько лет расхохотался мощно и свободно. Она в удивлении вскинула брови.

Я произнес как можно более небрежно:

– А напомни адрес того фонда!