Анатолий Днепров - Пророки

- На будущих лунных станциях установят специальные магниты, чтобы создать искусственное магнитное поле наподобие земного.

- Так уж это и важно?

- А кто знает, что получилось бы, если бы вдруг исчез земной магнетизм? Например, сразу бы передохли все перелетные птицы. Они просто не знали бы, куда лететь...

- Ну, это ты хватил.

- А люди? - продолжал он взволнованно. - Они потеряли бы способность предсказывать даже ближайшее будущее, они не смогли бы предвидеть, что будет, если они сделают хоть один шаг по дороге времени. Ведь это жуть потерять способность предвидеть!

- Все это было бы так, если бы твоя теория оказалась верной.

- А вот для ее проверки мы сюда и приползли.

Я посмотрел на часы. Было начало второго, и мы стали лихорадочно готовиться к последнему броску, к спуску в небольшую пещеру, вход в которую зиял прямо перед нами.

- Обрати внимание, - заметил Кучеренко. - Кругом лес, а здесь какие-то жалкие кустики. И попробуй в песке найти хоть одну живую тварь.

- Растения здесь не растут: почва сильно минерализирована. А раз нет растений, насекомым тоже делать нечего.

Он подбоченился, стал передо мной и покачал головой.

- И как это вы, биологи, умеете ставить все вверх ногами!

На дне пещерки места оказалось ровно на двоих. Пол уходил под небольшим углом вниз и скрывался за большой трещиной в стене. При свете электрических фонариков серые стены слегка поблескивали.

- Чистейший магнетит. Мы сейчас в самом магнитном пекле. Пронизаны насквозь магнитными силовыми линиями. Все - и сердце, и желудок, и легкие, и... и мозг, вместе с его опытом и подсознанием.

Мне на мгновенье стало жутко, но я ничего особенного не испытал. Просто было немножко душновато. И еще жарко от напряжения, хотя я знал, что здесь прохладнее, чем снаружи. Володя угадал мои ощущения и бодро произнес:

- Наука требует жертв. Есть драматическая медицина. Врачи добровольно прививают себе чуму. Начинается драматическая биофизика. О нас, Женечка, напишут когда-нибудь книгу. Мол, так и так, Кучеренко и Филатов попали в психиатрическую клинику с синдромом пророчества после того, как сутки провели в Пещере любви.

- А при чем тут Пещера любви?

- Это я забыл рассказать. Я где-то читал, что на одном острове в Эгейском море была так называемая Пещера любви. Говорят, перед тем как просить руку и сердце очаровательной афинянки, греки лезли в эту пещеру и проводили там целую неделю. После этого любовные излияния у них получались особенно здорово, и невесты не могли перед ними устоять. В наш промышленный век Пещера любви превратилась в шахту, где добывают магнитный железняк, иными словами - железную руду.

Мне вдруг стало досадно. На мгновенье показалось, что наша затея выеденного яйца не стоит, но я этого не высказал, чтобы не обидеть Кучеренко. Наоборот, я задумался, почему мне стало досадно: обожествление магнетизма мне надоело, тем более что я не очень хорошо себе представлял, каков механизм взаимодействия магнитного поля с ядрами и электронами живого тела. Но план есть план. При свете электрических фонариков мы извлекли по толстой клеенчатой тетради, уселись друг к другу спиной и начертали крупными буквами на первой странице "Прогноз событий в институте нейропсихологии на неделю, с 5 по 12 сентября". Мы условились во время составления отчета друг с другом не разговаривать и друг другу в написанное не подглядывать.

Первые минуты прошли в каких-то путаных раздумьях, после я написал первую фразу, а затем работа постепенно меня захватила, и я начал писать безудержно, так что приходилось время от времени останавливаться, потому что немела рука. В конце концов это даже становилось забавным и немножко смешным. "Прогноз" лился как из рога изобилия с массой незначительных деталей, которые хотелось обязательно зафиксировать, чтобы после посмеяться над всей теорией Кучеренко.

Долина, которую я увидел во сне, была покрыта высокой сочной травой, и только возле самого берега моря виднелась розовеющая в лучах заходящего солнца полоска песка. Мои босые ноги чувствовали уже выпавшую вечернюю росу и сырую мягкую землю под травой. Я приближался к берегу с щемящим чувством какого-то ожидания, чего-то очень ранящего, что должно вот-вот случиться. На мгновенье я залюбовался красивыми птицами, которые кружили над морем и которые тоже были розовыми. В спину дул прохладный ветер, а волны... Морские волны набегали широкими округлыми, валами, и теплая вода касалась моих ног. С каждой минутой чувство тоски и ожидания неизбежного усиливалось, и стало просто невыносимым, когда на горизонте, совсем уже красном от заката, появилась сначала черная точка, а чуть позже - синяя ладья с раскрытой пастью морского чудовища на носу. Две пары весел то опускались, то поднимались, и на плечах у черных гребцов блестели блики заката...

Она помахала мне рукой и, когда с легким шипением нос лодки врезался в песок, легко выскочила на берег.

"Ты меня давно ждешь?"

"Давно. Вечность. Через минуту будет ровно вечность..."

"Я не могла раньше, - голос у нее звучал, как старинный музыкальный инструмент, - не могла, потому что..."

"Я знаю. Я все знаю, и не говори больше ничего".

Черные гребцы упали на песок лицом вниз, обхватив кучерявые головы могучими руками.

"Год назад на Землю вернулся отец и привез приказ, чтобы мы..."

"Я это знаю. Еще до того, как твой отец покинул Землю, я уже знал, что он вернется с недоброй вестью. Иначе зачем его позвали бы обратно?"

"Они считают, что так вам будет лучше. Так тебе будет лучше..."

Мы опустились на траву напротив друг друга, и я залюбовался ее прекрасным лицом, ее падающими на плечи розовыми волосами, ее легкой розовой туникой, под которой поднималась и опускалась грудь и билось далекое сердце...

"Ты прекрасна".

Она положила мне руку на плечо, повернулась в профиль, и я увидел красные капли на ее длинных ресницах.

"Мой отец очень умный, и он не хочет никому зла. Как это называется по-земному?"

"Любовь, Я люблю тебя".

"Я не очень хорошо понимаю, что это такое. Но, наверное, это для вас очень важно".

"Если ты не понимаешь, тогда почему ты плачешь?"

"Не знаю, - она горько улыбнулась в темноту, - мне очень тяжело. Я чувствую, как тебе тяжело..."

"Значит, и ты любишь меня..."

Голова ее поникла, а руки, едва заметные в темноте, нежно гладили траву.

"Мне пора. Отец меня ждет. Он и так нарушил приказ, когда разрешил мне тебя увидеть еще раз".

"Можно, я тебя поцелую?"

"Что ты! - Она прикрыла губы рукой. - Ты ведь знаешь, тогда мы умрем, ты и я!"

"Я хочу этого!"

"Нет, - она вскочила на ноги. - Нет! Нет! Нет!"

Она убегала к ладье, повторяя "нет", и гребцы впрыгнули в лодку, схватили ее за руки и втащили туда, а я, окаменев, слышал только умирающее в морском шуме "нет"... И еще до меня донеслось: "Я вернусь! Когда-нибудь я обязательно вернусь!"