Роберт Хайнлайн - История Будущего. Миры Роберта Хайнлайна. Том 22

— Вы называете это Академией Наук. А, по-моему, это съезд гробовщиков, которые думают только о том, как бы лучше забальзамировать идеи своих великих предшественников.

Он умолк, переводя дух. Его подхватили под руку два члена президиума и вытащили из зала. Из-за стола прессы вскочили репортеры и кинулись за ним. Председатель объявил заседание закрытым.

Репортеры нагнали Пинеро, когда он выходил через служебный вход. Шел он пружинистой походкой и что-то насвистывал. От недавней воинственности не осталось и следа. Они столпились вокруг него.

— Как насчет интервью, доктор?

— Что вы думаете о современной системе образования?

— Вы им ловко врезали. Ваша точка зрения на жизнь после смерти?

— Снимите шляпу, доктор, и поглядите, как вылетит птичка.

Он ухмыльнулся им.

— По очереди, по очереди, ребята. И не так быстро. Я сам когда-то был репортером. Может, заглянем ко мне?

Несколько минут спустя они попытались разместиться в единственной комнате Пинеро, где царил страшный беспорядок, и закуривали его сигары. Пинеро обвел всех взглядом, сияя улыбкой.

— Что пьем, ребята? Шотландское виски? Или кукурузное? — Когда и это было улажено, он перешел к делу. — Ну, а теперь, ребята, что вы хотите узнать?

— Выкладывайте, доктор. Есть ли у вас что-нибудь цельное или нет?

— Безусловно, есть, мой юный друг.

— Ну, так объясните нам, как он работает, ваш аппарат. И мы вам не профессора, от нас так просто не отделаетесь.

— Прошу прощения, мой дорогой. Это мое изобретение. Я надеюсь на нем подзаработать. Не потребуете же вы, чтобы я подарил его первому встречному?

— Послушайте, доктор, вы должны нам что-нибудь дать, если хотите попасть в утренние газеты. Чем вы пользуетесь, магическим кристаллом?

— Ну, не совсем. Хотите посмотреть мой аппарат?

— Еще бы! Это уже дело.

Он провел их в примыкавшую к комнате мастерскую и взмахнул рукой.

— Вот он, ребята.

Они увидели что-то вроде массивной рентгеновской установки. Но, если не считать очевидного факта, что работала она на электричестве, догадаться о том, как она действует, было невозможно, хотя некоторые шкалы были размечены привычным образом.

— Принцип его работы, доктор. Пинеро вытянул губы и задумался.

— Без сомнения, вам всем знаком трюизм, что жизнь-это электричество. Ну, разумеется, это пустые слова, но они помогут вам уловить суть искомого принципа. Кроме того, вам говорили, что время — это четвертое измерение. Может быть, вы верите этому, может быть, нет. От частых повторений смысл полностью исчез. Осталось клише, с помощью которого краснобаи внушают почтение дуракам. Попробуйте сейчас представить себе, что, собственно, это значит, прочувствуйте это.

Он подошел к одному из репортеров.

— Возьмем, к примеру, вас. Ваша фамилия Роджерс, верно? Отлично, Роджерс. Вы феномен пространства-времени и имеете четыре измерения. Высотой вы чуть меньше шести футов, шириной около двадцати дюймов, а толщиной дюймов десять.

Во времени позади вас этот феномен пространства — времени достигает примерно одна тысяча девятьсот пятого года, срез которого мы видим вот здесь под прямым углом к оси времени с той же глубиной, как и в данный момент.

В дальнем конце находится младенец, попахивающий кислым молоком и срыгивающий свой завтрак на слюнявчик. На другом конце находится, быть может, старик. Где-то в восьмидесятых годах.

Представьте себе этот феномен пространства-времени, который мы называем Роджерсом, как длинного розового червяка, растянувшегося через годы. Вот здесь, в тысяча девятьсот тридцать девятом году, он минует нас и тянется дальше. И срез, который мы видим, выглядит одиночным дискретным телом.

Но это иллюзия. Этот розовый червяк физически тянется через все эти годы. Собственно говоря, существует физическая непрерывность всего человечества, поскольку эти розовые червяки ответвляются от других розовых червяков. В этом смысле человечество напоминает лозу, ветки которой переплетаются и дают новые отростки. И только глядя на лозу в разрезе, мы можем впасть в заблуждение, будто эти побеги — дискретные индивиды.

Он помолчал и обвел всех взглядом. Один из них, с угрюмой скептической физиономией, сказал:

— Все это очень мило, Пинеро, но, даже если это правда, так толку что?

Пинеро удостоил его безмятежной улыбкой.

— Терпение, друг мой. Я попросил вас считать жизнь электрической. А теперь сочтите наших длинных розовых червей проводниками электричества. Вы, вероятно, слышали о том, как инженеры с помощью некоторых измерений могут определить точное место разрыва в трансатлантическом кабеле, все время оставаясь на берегу. Я проделываю то же с нашими розовыми червями.

Приложив свои инструменты к срезу вот здесь, в этой комнате, я могу определить, где происходит разрыв. Иными словами, когда наступает смерть. Или, если хотите, я могу произвести обратное исчисление и назвать вам дату вашего рождения. Но это не интересно: вы ведь ее уже знаете.

Угрюмый репортер презрительно хмыкнул.

— Вот и попались, доктор: если ваше определение человечества как лозы или розовых червей правильно, то определять дни рождения вы не сможете, поскольку связь с человечеством непрерывна и ваш электрический проводник ведет через мать до самых отдаленных предков.

— Совершенно верно и очень умно, друг мой, — улыбнулся Пинеро. — Но вы слишком увлеклись аналогией. Речь ведь идет не об измерении какого-то проводника электричества. В некоторых отношениях это больше походит на измерение длины очень длинного коридора с помощью звука, отражаемого от дальнего его конца. Момент рождения представляет своего рода изгиб в коридоре, и при правильной настройке я могу уловить эхо от этою изгиба.

— С удовольствием, мой дорогой друг. Испробуем на вас? — Попался, Люк, — сказал кто-то из репортеров. — Соглашайся или заткнись.

— Я согласен. Что мне надо сделать?

— Во-первых, напишите на листке день и час вашего рождения и отдайте листок кому-нибудь из ваших коллег.

— Ну, а теперь что? — спросил Люк, отдавая листок.

— Снимите верхнюю одежду и станьте на эти весы. А теперь скажите, вы когда-нибудь были много толще или много худее, чем сейчас? Нет? А сколько вы весили при рождении? Десять фунтов? Великолепный, здоровый младенец. Теперь такие крупные рождаются редко.

— Ну и что значит весь этот треп?

— Я пытаюсь примерно определить средний срез нашего длинного розового проводника, мой милый Люк. А теперь, пожалуйста, сядьте вот туда. А теперь зажмите в зубах этот электрод. Нет-нет, вас не дернет. Напряжение очень низкое. Меньше микровольта. Но мне нужен хороший контакт.

Доктор отошел от него, скрылся за аппаратом, опустил над головой козырек и только тогда стал вертеть ручками. Зрители увидели, как некоторые из циферблатов ожили, аппарат глухо загудел. Затем он умолк, и Пинеро выбрался из своего тайничка.