Борис Стругацкий - Кто скажет нам, Эвидаттэ?..

— Мнэ-э… — Ему как-то нечего было сказать.

Люди в белом зашевелились и плавно, почти незаметно скользнули в тень под домом. Сергей Сергеевич поколебался, шагнул было им вслед, но потом раздумал: ну их, может, это влюбленные… неловко.

Странный был это город. Большой, очень большой, но какой-то слишком пустынный, слишком темный. Только один раз Сергей Сергеевич увидел здание с освещенными окнами — оттуда неслись непонятные голоса, звуки, похожие на заглушенную музыку, в ярко освещенных дверях стояло много существ в белом, группами и в одиночку… Сергей Сергеевич решил, что это ресторан или клуб. Здесь же, невдалеке за поворотом он увидел огромное количество черных обтекаемых машин — скорее всего, автомобилей. Он перебежал улицу и долго бродил между машинами, ища кого-нибудь, чтобы поговорить с глазу на глаз, в спокойной обстановке, но никого не нашел. Черные молчаливо дремлющие машины показались ему герметически закупоренными — в них нельзя было ни проникнуть, ни заглянуть.

Странный это был город. Необозримые сумрачные площади, похожие на широкие озера, окаймленные высокими берегами куполообразных строений. На одну из них камнем упал с неба серебристый светящийся клубок света, подрожал немного, бросая блики на серый камень мостовой, снова взмыл к звездам и потух. На площади осталось несколько белых фигурок, которые неторопливо двинулись куда-то прочь и быстро затерялись на темном фоне зданий.

Небо вдруг посветлело, засеребрилось невидимыми до сих пор нитями высоких облаков. Из-за крыш далеко-далеко поднялись и торопливо пошли по огромной дуге две близко посаженные луны — два туманных широких серпа — и быстро скрылись за зданиями на другой стороне площади. Потом в обратном направлении бесшумно прорезала погасшие облака ослепительная точка, оставляя за собой не сразу гаснущую полоску света… И снова сумрак, тишина, холодок на коже, безлюдье…

Сергей Сергеевич сильно устал, кое-как доплелся до середины четвертой на его пути площади и сел на холодный камень, обхватив руками колени. Странное, странное пробуждение ихтиолога, специалиста по осетро— вым. Сергей Сергеевич Комлин, что с тобой? Куда тебя занесло?

— К сожалению, я материалист, — сказал Комлин вслух и подумал, что раньше у него никогда не было такой привычки — разговаривать с самим собой. — Для идеалиста все происшествие проще пареной репы. Переселение душ. Мое, комлинское, «я» — в другом теле. Однако…

Вдали вспыхнули огни тройных фар, минута — и мимо, совсем рядом, пронесся горячий ветер, блеснул красный бездымный огонек… И еще, и еще…

— Реактивные автомобили, — решил Сергей Сергеевич. — Чудесные машины будущего… А вот эта пара несомненно бредет сюда.

Двое в белом подошли и стали неподалеку, не обращая на Комлина никакого внимания. Оба в белом, оба глазастые и безносые, оба на одно лицо. Они звонко и певуче перебрасывались словами. Сергей Сергеевич подождал немного, потом встал и придвинулся к ним:

— Простите, ради бога… Видите ли — странное происшествие…

Он замолчал. Они, правда, не шарахнулись от него, как от чумного, но как-то сразу отодвинулись, повернулись спиной, отошли, не прерывая своего разговора…

— Н-да, — пробормотал Сергей Сергеевич. — С пьяным человеком какая беседа!.. Пойду, посижу… Чего уж… Буду ждать.

Он снова сел на холодный камень. Ждать, собственно, было нечего. Разве что — утра. Утро вечера мудренее. С неба упал, как давеча серебристый клубок, — сверкающий светом большой колпак. Откинулась дверца у земли, те двое вошли внутрь… Звон, горячий ветер — и опять — тишина, сумрак, безлюдье… Сергей Сергеевич уронил голову на чужие острые колени.

— Простите, мой Когга, но, насколько я понял, это попросту установка для разгона элементарных частиц.

— Вы правы. При малых мощностях Атта добился весьма широкого диапазона энергий…

— Я знаю эту работу. Мне не понятно, в чем секрет его последних опытов по… Как он говорил?

— По созданию искусственной памяти.

— Да. Его первые работы удивительно сумбурны, я подозреваю — ему самому очень многое не ясно.

Говоривший присел на ручку кресла (того самого, в котором проснулся Сергей Сергеевич Комлин) и рассеянно погладил металл протянувшейся к нему широкой трубы, мигающей оранжевым огнем. Его собеседник — весь в белом с черной шапочкой (знаком Института Высшей Нервной Деятельности) на голой буграстой голове — прикрыл прозрачными веками выпуклые глаза.

— Принцип прост, мой Эвидаттэ, принцип прост. Воздействие быстрых частиц вызывает коренные изменения нервных клеток мозга.

— Так…

— Старые связи могут быть нарушены, новые могут возникнуть. Психика Атта может стать психикой Эвидаттэ или… Когга…

— От изменений нейронов под действием частиц, мой Когга, до… до создания искусственной памяти — не один шаг!

— Это так, но Атта сделал эти шаги!

Оба помолчали, следя за белыми фигурами лаборантов, скользящими по обширному залу лаборатории. Потом Эвидаттэ сказал задумчиво:

— Правильно ли я понял, мой Когга, — ощущение вспышки света в глазу можно вызвать не только светом, но и острой иглой, коснувшейся нерва; связь в мозгу можно вызвать не только самим событием, но и чем-то совершенно не похожим на это событие?..

— …скажем, пучком частиц определенной энергии! — быстро подхватил Когга.

— Но так можно создавать только сумасшедших! Посудите сами, мой Когга, — нарушить ряд связей, возникших как следствие ряда восприятий, просто. Не это ли делает кунигасса — болезнь облученных? Но воссоздать такие связи искусственно, надеясь на случайность, на удачу… Ведь Атта не нашел закономерностей, не правда ли?

— Не нашел, его опыты пока случайны. Он нашел пока только принцип и тот участок спектра энергий, который производит особо эффективное воздействие на нейроны.

— Вот видите! При таких условиях пытаться воссоздать цельное, единое непротиворечивое сознание искусственно — то же самое, что, смешав все оттенки цвета, надеяться получить упорядоченный спектр!

— Но Атта сделал это! — спокойно возразил Когга.

— Значит, он нашел закономерность. — Эвидаттэ встал. — Значит, он нашел, нашел ее, Когга!..

— Не думаю. — Когга покачал шапочкой. — Не похоже, мой Эвидаттэ. Он не принял никаких мер. Он не ждал таких результатов. Он действовал наудачу… Как и в первый раз.

— Да, как и в первый раз, — медленно повторил Эвидаттэ. — Вы знаете, что Совет поднимает снова вопрос о дисциплине? Боюсь, дело Атта будет рассматриваться одним из первых…

Когга промолчал, глаза его были полузакрыты.

— Его опыт необычайно интересен — открыл он общую закономерность или не открыл. Но постановление Совета запрещает производить над собою опыты, исход которых может быть особо вреден для здоровья. Тем более криминальны опыты, производимые тайком, в одиночку… Боюсь, что за опыт Атта придется отвечать вам, мой Когга, директору Института.