Валентина Журавлева - Сквозь время. (Сборник)

Евгений Федорович не ответил на мое приветствие, только крепко пожал руку. И от этого пожатия, быстрого, нервного, его волнение передалось мне.

— Памирский метеорит? — спросил я, уже догадываясь, какой будет ответ.

— Да, — ответил Никонов.

Мы уселись в кресла. Евгений Федорович достал пачку фотографий и веером разложил их передо мной. Это были снимки метеорита. Я принялся их рассматривать, ожидая увидеть… Нет, нет, разумеется, я не знал, что именно увижу. Но был уверен — нечто исключительное.

К моему удивлению, метеорит выглядел точно так, как десятки других метеоритов, виденных мною в натуре и на снимках. Веретенообразная каменная глыба, ноздреватая, пористая, с оплавленными краями…

Я молча протянул снимки Никонову: “Ну и что же?..” Он странно посмотрел на меня и сказал глухим, каким-то чужим голосом:

— Это не метеорит. Под каменной оболочкой — металлический цилиндр. В нем — живое существо.

Сейчас, когда я вспоминаю события той ночи, мне кажется странным, что я долго не мог понять Никонова. А между тем все было достаточно просто. Впрочем, именно эта простота и создавала ощущение нереальности, неправдоподобия, мешавшее мне сразу понять Евгения Федоровича.

Метеорит оказался космическим кораблем. Каменная оболочка толщиной что-то около семи сантиметров скрывала цилиндр, сделанный из темного металла. Евгений Федорович предполагал (в дальнейшем это подтвердилось), что каменная оболочка предназначалась для защиты от метеоритов и теплового перегрева. То, что я принял за ноздреватость и пористость камня, на самом деле было следами от столкновений с метеоритами. Судя по обилию этих следов, космический корабль много лет находился в полете.

— Если бы цилиндр был сплошным, — говорил Никонов, машинально перебирая фотоснимки, — он весил бы не меньше двадцати тонн. А его вес немногим больше двух тонн. От цилиндра в трех местах отходят тонкие провода. Они оборваны. По-видимому, при падении сломались какие-то приборы, расположенные вне цилиндра, на каменной оболочке. Гальванометр, подсоединенный к обрывкам проводов, показал слабые токовые импульсы…

— Но почему обязательно живое существо? — возразил я. — В цилиндре могут быть автоматически действующие приборы.

— Нет, это исключено, — быстро ответил Никонов. — При таком объеме приборы весили бы никак не меньше трех–четырех тонн. А внутри цилиндр почти пустой. Во всяком случае, там нечто очень легкое.

— Но…

Никонов жестом прервал меня.

— И самое главное…

Голос его дрогнул.

— И самое главное — он стучит.

Я не понял.

— Кто стучит?

— Тот, кто внутри цилиндра. Понимаешь, когда подходят люди, он начинает стучать. Каким-то образом он видит…

Зазвонил телефон. Никонов схватил трубку. Я видел, как тень пробежала по его лицу.

— Цилиндр исследовали ультразвуком, — сказал он, медленно опуская трубку на рычаг телефона. — Толщина стенок меньше двадцати миллиметров. Внутри цилиндра — пустота, металла нет…

Только теперь мне пришло в голову самое естественное возражение. Цилиндр совсем невелик — как в нем могут поместиться живые существа? Ведь им нужно не только пространство, но и продукты, вода, какие-то приборы для поддержания постоянной температуры, для регенерации воздуха. Разве можно все это разместить в цилиндре длиной менее трех метров и диаметром около шестидесяти сантиметров?

Выслушав меня, Никонов сказал:

— Минут через пятнадцать мы пройдем и посмотрим сами. Я жду еще кое-кого. Цилиндр сейчас устанавливают в герметизированной камере.

— Ну, а как с живыми существами? — настаивал я. — Согласись, что версия эта нереальна. Людей там быть не может.

— Люди — это как понимать? — спросил Никонов.

— Ну, разумные существа…

— С руками и ногами?

Евгений Федорович впервые улыбнулся.

— Пожалуй, — ответил я.

— Таких людей в корабле нет, — Никонов подчеркнул слово “таких”. — Есть мыслящие существа. Но как они выглядят — трудно сказать.

Я не мог с этим согласиться. Достаточно вспомнить, как европейцы до эпохи великих географических открытий представляли себе жителей неизвестных стран. Каких только уродов не рисовало тогда воображение географов: шестирукие люди, люди с собачьими головами, карлики, великаны… А оказалось, что и в Австралии, и в Америке, и в Новой Зеландии люди устроены так же, как и в Европе. Общие условия жизни, общие закономерности в развитии приводят к одинаковым результатам.

— Общие закономерности в развитии? — переспросил Никонов. — Это в какой-то степени верно. Но откуда ты взял общие условия жизни?

Я объяснил: существование и развитие высших форм белкового вещества мыслимо только в очень узких пределах температуры, давления, лучевого воздействия, Отсюда можно сделать вывод о сходных путях эволюции Органического мира.

— Дорогой друг, — сказал Никонов, — ты академик, ты крупнейший биохимик, ты самый большой авторитет в области биохимического синтеза, — он шутливо поклонился, и я узнал в нем прежнего Никонова, всегда спокойного и чуть-чуть иронического. — Словом, пока ты говоришь о синтезе белков, я полностью согласен. Но человек, умеющий отлично делать кирпичи, не всегда разбирается в архитектуре. Ты не обижайся…

Я не обиделся. Откровенно говоря, мне приходилось серьезно задумываться над путями эволюции органического мира на других планетах. В конце концов, это действительно не моя область.

— Средневековые представления о “песьеголовых людях”, — продолжал Никонов, — живущих “на краю света”, действительно оказались ерундой. Однако на всем земном шаре условия жизни, если не считать климата, очень сходны. Да и то, если условия жизни изменяются, меняется и человек. В Южной Америке, в Перуанских Андах, на высоте трех с половиной километров живет племя низкорослых индейцев. Их средний вес — всего пятьдесят килограммов, но объем грудной клетки и объем легких в полтора раза больше, чем у европейцев. Как видишь, организм приспособился к условиям существования в разреженной атмосфере, приспособился ценой значительного изменения внешнего облика. А теперь подумай о том, как сильно могут отличаться условия жизни на других планетах от земных. Прежде всего сила тяжести. О ней ты почему-то забыл. На Меркурии, например, сила тяжести в четыре раза меньше, чем на Земле. Если бы на Меркурии существовали люди, им вряд ли потребовались бы развитые нижние конечности. А на Юпитере сила тяжести в десять раз больше, чем на Меркурии. Как знать, может быть, при таких условиях эволюция позвоночных и не привела бы к вертикальному положению тела?

Здесь в рассуждениях Евгения Федоровича была брешь, и я не преминул ею воспользоваться.