Сергей Галихин - Прости

- Да. Жизнь они мне, конечно, попортили, - сказал Пешкин. - Но на твоего деда я зла не держу. По его глазам было видно, как ему это всё противно. Ведь он, на самом деле, разведчик. А на разговоры эти плюнь. Я в жизни еще и не такое слышал.

- Да, всё понятно, - сказал Алешка. - Может, по этому дед сам и не смог, попросил меня все отдать.

- Как он?

- Вчера умер.

- Годы... - вздохнул Пешкин. - Ты сказал, что принес брошь.

- Да. Вот она, - Алёшка достал из кармана серебряную брошку, украшенную разноцветными камушками, и положил на стол.

Пешкин протянул к ней заметно подрагивающую руку. Губы его дрогнули, на глазах навернулась слеза.

- Вот за это спасибо. Эту брошь мама подарила Любушке, жене моей, покойнице, на свадьбу. Да-а. Хорошее дело ты делаешь. И прости за то, что услышал.

- Вам ли просить прощение?

- Не тебе отвечать за деда. От того, что они сказали, даже мне стало противно.

Через десять минут Алёшка и Пешкин вышли из кабинета. Когда они проходили мимо гостиной, кто-то, из сидящих там, бросил вслед:

- И хватило же совести прийти.

Остановившись в дверях комнаты, Алёшка увидел дюжину глаз полных ненависти.

- Информация к размышлению, - сказал Алешка. - Два года назад картина Милявского "Закат у старой мельницы" была оценена в Париже в семьдесят три тысячи долларов. Не продешевите, - сказал и ушел.

Родственники Пешкина так и остались сидеть с медленно открывающимися ртами. Именно такими застал их Пешкин старший.

- Ты помолчал бы про бумажки и про трусость, - сказал он, глядя на младшего брата. И добавил, обращаясь ко всем присутствующим: Интеллигенция! Вашу мать! Порядочность человека определяется совсем не наличием шляпы.

Алёшка сел в машину и долго не пускал двигатель. "Господи! Это только первый, а их еще полная машина..."

1997 год