Юрий Кудрявцев - Три круга Достоевского

Достоевский мог ошибиться, говоря о государственности, в каких-то конкретных оценках, но изъяны государства отражены им верно.

Достоевский касается и внешнеполитических проблем государства. Но не в художественных произведениях. В статьях и записных книжках.

В высказываниях по этим проблемам Достоевский очень про­тиворечив. Он прежде всего противоречит своему исходному принципу о православном пути: мирные средства, забота о дру­гих, жертвенность. Ради распространения православия он упорно проводит мысль совсем не православного толка, мысль о Кон­стантинополе, который «должен быть наш». Он предлагает нести братство и православную идеологию в Европу (а затем и в Азию) вслед за войском, туда вступившим. Достоевского как будто подменили: он на стороне принципа «цель оправдывает средства». Ради торжества идеологии он предлагает средства, прямо противоположные этой идеологии. И здесь Россия — хра­нительница высоких идей, какой она должна быть в идеале, — подменяется Россией, какой она является в действительности. Россией противоположных идеалов.

Интересны взгляды Достоевского на войну. Истинность неко­торых из них бесспорна. Он замечает, что войны — слишком частое явление в истории. Прав. Он прав, когда говорит, что воевать надо «не столько оружием, сколько умом». Здесь автор «Дневника писателя» ставит вопрос, который далеко не все за­мечают, особенно при оценке победоносно законченных войн: умом достигнута победа или числом жертв? Та война выиграна умом, в которой число жертв было меньше числа жертв про­тивника. И только в этом случае полководец достоин похвал. Если же за каждого убитого врага уплачено несколькими жиз­нями победителей, то война выиграна не умом. И славить в этих условиях полководца означало бы кощунствовать над мертвыми, которые стали таковыми благодаря его неумению вести дело.

Безупречен взгляд на безнравственность войны ради приобре­тения богатств. Заслуживает внимания мысль, что буржуазный мир непрочен — он порождает войну.

Но настораживает мысль, благословляющая войну за идею. За благородную, конечно. Но кто же свою идею не считает благородной? А не лучше ли идею защищать идеей, а не силой?

Касаясь конкретной ситуации, Достоевский записывает: «Вы­годнее война, выгоднее кончить разом и хорошо» [ЛН, 83, 602]. Тут уж что-то от Петруши Верховенского — «на всех парах че­рез болото».

После объявления войны Достоевский пишет, что народ ли­ковал, узнав об этом. Заголовки статей Достоевского выглядят карнавально торжественными («Война. Мы всех сильнее» и т. п.).

Почему таков взгляд на войну у писателя? Первый мотив — зверства турок. «Как же быть? Дать лучше прокалывать глаза, чтоб только не убить как-нибудь турку? Да «ведь это извращение понятий, это тупейшее и грубейшее сентиментальничание, это иступленная прямолинейность; это самое полное извращение при­роды» [1895, 11, 275]. Эти размышления и привели, видимо, к Алешиному «расстрелять» в «Братьях Карамазовых». Такой мо­тив необходимости войны возражений не вызывает и, кстати, по­казывает, что не такой уж Достоевский непротивленец.

Но вот писатель говорит, что эта война — за идеи Христа. Эта явный минус Достоевскому. Оборонять идею штыком значит сом­неваться в способности идеи к самообороне.

Далее Достоевский говорит об очистительной силе войны дл» России — оздоровит общество. «Огромные народные потрясения, вроде войны, были бы спасительны» [ЛН, 83, 575]. Утверждается, что война поможет притупить, а то и стереть противоречия между социальными слоями в России.

Достоевский критикует противников войны, называя их дово­ды «буржуазными нравоучениями».

И уж совсем кощунственно по отношению к православию зву­чит спор Достоевского с противниками войны: «Вы лезете исце­лять и спасать других, а у самих даже школ не устроено» — выс­тавляли они на вид. «Что ж, мы и идем исцеляться. Школы важ­ное дело, конечно, но школам надобен дух и направление, — вот мы и идем теперь запасаться духом и добывать здоровое направление» 1[1895, 11, 120].

Я не рассматриваю в данном случае эти взгляды по первому кругу: прав или не прав писатель в оценке конкретики. Но сов­сем несовместимо с большим художником утверждение о лечении войною духовной жизни страны.

Проблемы внешней политики Достоевский рассматривал сов­сем не в духе своих основных тезисов. Видимо, угар патриотизма увел его со своего пути.

Достоевский в «Братьях Карамазовых» в споре о статье Ивана поставил вопрос о судьбе государства. И здесь просматривается мысль писателя, что в перспективе государство должно превра­титься в организацию общественную. В религиозную. В вопросе о конкретном преемнике государства Достоевский мог ошибиться. Но основная идея о временности государства, о переходе его в общественность глубока и верна. Писатель не только обнажает несовершенства государственности, но и видит их пределы.

В творчестве Достоевского много говорится о взаимоотноше­ниях разных социальных слоев. Много говорится о народе, знанием которого художник гордился.

Рассмотрены отношения между народом и дворянством. Преж­де всего в «Записках из Мертвого дома», где отмечена неприязнь людей из народа к людям из дворянства. Неприязнь не к данным дворянам, а к дворянам вообще. Вернее, плохо относятся и к дан­ным дворянам, но именно потому, что плохо относятся к дворян­ству вообще. И это объясняется тем, что дворяне народ «закле­вали». Позднее, в «Дневнике писателя» Достоевский не раз скажет об этом и, в частности, заметит, что «слишком уж они дешево ценят русский народ» [1895, 11, 254]. Существует взаимоне­приязнь. Поэтому не является случайным, что в остроге было много лиц, убивших не просто человека, а своего помещика, своего на­чальника.

Особое место у Достоевского занимает проблема отношений народа и интеллигенции. В какой-то мере она перекрещивается с предыдущей: ибо большая часть интеллигенции — из дворян. Но противопоставление здесь не в плане богатых и бедных, а в пла­не образованных и необразованных.

Ров между этими слоями огромен. Интеллигенция не хочет хоть в чем-то быть похожей на народ. Вспомните, что Степан Вер­ховенский подчеркивает, что его религия совсем не та, что у слу­жанки Настасьи. Интеллигенция не знает жизни народа. Тот же герой изъясняется с народом по-французски. И не умеет Степан Трофимович даже сесть в телегу. Желающие же общения с на­родом (есть у Достоевского и такие) не знают, как к нему под­ступиться.

Отрыв интеллигенции от народа Достоевский рассматривает как «самую большую язву составившегося у нас лосле великой Петровской реформы общества» [1895, 11, 446]. Это издержки приобщения к Европе.