Игорь Забелин - Пояс жизни

Андрей Тимофеевич умолк и посмотрел на собеседника; их глаза на экране встретились. Батыгин ждал.

— Виктор все больше и больше выходит из-под моего влияния; простите, но мы с женою видим, как рушатся в его душе основы, заложенные с детства. Это было бы неприятно любому отцу, и это неприятно мне.

— Какое же будущее вы собираетесь предначертать Виктору?

— О, это слишком долго рассказывать — так много интересного на свете!

— Верно, однако сын ваш увлечен астрогеографией…

— Нельзя так серьезно относиться к фантазиям ребенка. Они еще не раз изменятся. Виктор впечатлителен, горяч, и по неопытности его потянуло к необычному… А нам хочется, чтобы он нашел себе другое занятие. Я уж не говорю о том, что отцы выстрадали право на благополучие своих сыновей. В конце концов человечество страдало, боролось и продолжает бороться за коммунизм для того, чтобы коммунистические поколения смогли обрести спокойную жизнь.

Батыгин почувствовал, что начинает раздражаться, и опустил глаза. Ну, конечно, сейчас этот человек начнет доказывать ему, что эпоха напряженного труда осталась позади, что ориентироваться нужно на будущее, а оно таково, что все станут получать по потребности и, значит, предстоит лишь из года в год обеспечивать тот же уровень производства или слегка повышать его. Как это убого и как это уже старо!

— Я понял вас, — стараясь быть спокойным, сказал Батыгин. — И простите, спешу.

Батыгин резко повернул регулятор, и лицо Андрея Тимофеевича мгновенно исчезло с экрана. Батыгин всеми силами пытался сдержать себя, заглушить нараставшую в душе ярость, но не совладал с собою. Слишком о многом говорил ему этот короткий, внешне ничем не примечательный разговор. Казалось бы — просто еще один выходец из прошлого, равнодушный и трусливый человек, пытается встать на его пути, но Батыгин очень хорошо помнил, как вот такие люди мешали ему, как он боролся с ними, боролся и побеждал, но сколько сил они отняли у него! Он ненавидел их, и они отвечали ему не менее откровенной ненавистью. «Да, в социалистическом обществе покончено с классовой борьбой, — думал Батыгин, — но вот с такими сторонниками мещанского рая еще предстоит затяжная борьба. Лет тридцать назад они кичились собственными дачами, машинами, телевизорами новейших марок, а теперь — теперь все желания их исчерпываются возможностью получать по потребности!»

Дерзновенные слова сказали Маркс и Энгельс людям: подлинная история человеческого общества начнется лишь с коммунизма, а все, что было до него, — это предыстория. Смысл коммунизма и заключался для Батыгина в том, что коммунизм высвобождал энергию человечества для творчества. Раньше люди тратили время на распри, расходовали разум и силы на войны, соперничество, поиски хлеба насущного. Коммунизм навсегда освободит человечество от столь непроизводительных затрат. И, значит, при коммунизме люди обязаны смелее рисковать, чем рисковали до них, дерзновенней творить, чем творили до них! Батыгин верил, что подлинные коммунисты увлекут всех равнодушных, научат творить всех ленивых и направят всю энергию человечества, весь разум на покорение природы!.. И Батыгин решил, что не отдаст Виктора равнодушным…

Батыгину не скоро удалось успокоиться. Когда к нему зашел его ближайший помощник по Институту астрогеографии Георгий Сергеевич Травин, Батыгин еще был взвинчен и зол. Он рассказал Травину о недавнем разговоре и без всякого перехода добавил:

— А в учебную экспедицию я обязательно пошлю вас. Отправляйтесь весною в Туву, побродите с молодежью по тайге. Там они непременно всесторонне проявят себя… Нелегко мне будет без вас в Москве, но ничего не поделаешь. Если б мы нуждались просто в специалистах!..

— Специалиста и проверить проще, — сказал Травин. — А когда дело касается такой тонкой штуки, как человеческая душа, характер… Да, это и есть самое главное в нашем замысле — отобрать мужественных, умных, лишенных пережитков прошлого юношей и возложить на них завершение плана… А поначалу условия там будут трудными…

— Очень трудными, — поправил Батыгин. — Очень… Я сперва думал послать нескольких молодых астрогеографов в очередной полет на Луну, чтобы они приобрели специальные навыки, но потом решил, что человеческие качества нужно выверять на Земле. Здесь легче во всем разобраться и можно создать искусственные трудности. Или во всяком случае не облегчать тех, что встретятся им. Например, наши молодые люди привыкли к высокой технике. В какой-то степени они даже избалованы техникой, они не знают настоящего физического труда… Вот и заставим их поработать с лопатой в руках. Чего доброго, шум поднимут, потребуют завезти канавокопатели или что-нибудь еще…

— По крайней мере чем труднее и сложнее будет обстановка, тем полнее проявятся и хорошие и плохие качества ребят, — согласился Травин. — Я готов поехать в Туву.

Батыгин сидел с Виктором на той же самой веранде, где недавно разговаривал с заместителем председателя Совета Министров. Вечер был пасмурный, темный; накрапывал мелкий дождь; нужно было сидеть очень тихо, не шевелясь, чтобы услышать нечастый перестук капель и шелест слабо вздрагивающих листьев; сырость пахла увядающими травами и поздними осенними цветами.

Виктор сделал неосторожное движение, и Батыгин предостерегающе поднял руку.

— Прислушайся! Будто замерло все, уснуло, но если долго не нарушать тишины — уловишь шепот сада…

И на самом деле: вода медленно, но настойчиво просачивалась в почву, и песчинки с нежнейшим поскрипыванием оседали, уплотнялись; упав на землю, дождевые капли разбивались, но потом брызги подтягивались друг к другу и сливались, подобно шарикам ртути; опавшие листья намокали, тяжелели и придавливали к земле сухие травинки; пригибаясь, травинки рассерженно шуршали, напрягались, чтобы не сдаться; дождик не усиливался, но на листьях яблонь и сирени скопилась вода, и тонкие струйки, слабо шелестя, потекли на нижние листья и застучали по ним так часто, что теперь казалось, будто пошел настоящий дождь…

И вдруг тишина нарушилась: где-то в отдалении, должно быть на другом конце поселковой улицы, сильный и свежий женский голос запел старую песню:

И Батыгин и Виктор одновременно подняли головы и замерли. Голос лился спокойно и светло и рассказывал не о том, о чем рассказывалось в песне, а о чем-то неизмеримо большем — о счастье, о жизни, о мечте, о разлуке и разочаровании. Так могла петь только молодая, но уже немало пережившая женщина…