Рэймонд Хоуки - Последний козырь

Зелински уже четвертый раз направился в туалет и по дороге думал, не следует ли ему упросить Нейдельмана разрешить остаться в Штатах для того, чтобы лечь на операцию простаты, или отложить операцию до того, когда он вернется в Парагвай и снова будет в безопасности.

Пейн в отличие от Нейпера, Стиллмана, Олсена и Мацусимы решил, что, пожалуй, откажется от повышения по службе и попросится в отставку. Он намеревался год попутешествовать по Европе, а потом переехать в Сан-Франциско и там на полученную от президента премию открыть частное сыскное бюро. Впрочем, можно и вообще бросить работу: денег теперь у него хватало.

Макэлрой медленно напивался в одиночестве. Он знал, что посланные им коробки с конфетами нашли своих адресаток, так как получил слегка недоуменные письма с благодарностью за внимание от всех четырех женщин. Почему же конфеты не сработали? Неужели ни одна из адресаток так и не съела ни одной конфеты?! Только это и нужно было, чтобы узнать о том, что происходило в Детерике. Неужели все четыре сидят на диете? Почему тогда они никого не угостили? Это совсем не по-женски!

Макэлрой снова наполнил рюмку. Ирония происходящего была болезненно очевидна. Предположим, что его замысел удался и "Последний козырь" осуществить не пришлось. Тогда разгневанная толпа должна была бы линчевать их, а президента подвергнуть импичменту. Даже если бы их и не линчевали, он, Макэлрой, наверняка бы больше нигде не получил работы. Но, очевидно, ничего не произошло, и он может продолжать свою деятельность над проблемами памяти, которая, безусловно, принесет человечеству пользу.

В заднем салоне было занято только тринадцать мест. Честертон, отложив томик стихов, размышлял, будет ли достаточно двух недель, чтобы подготовить своих коллег к той процедуре опроса, которой они подвергнутся по возвращении.

Каванаг, сидевший до этого рядом с Честертоном, пересел к Мацусиме и демонстрировал ему ходы королевской пешки в защите Нимцовича на своей карманной шахматной доске. И тот и другой до последнего момента не верили, что работа в форте Детерик позволит им разбогатеть, и теперь не знали толком, что же делать с деньгами.

Дарроу спал, и ему снился дом, который он оборудовал самыми последними электронными новинками.

Рядом с Дарроу Педлар занимался устным счетом. Он настоял на том, чтобы часть полагающейся ему премии была выдана натурой: килограммом чистого героина. Смешанный с лактозой, он даст двадцать тысяч доз. Уличная цена за дозу пятьдесят долларов. Неплохо!

Нейпер, Стиллман, Олсен и Лоуренс оживленно обсуждали достоинства ружей "Винчестера-71" и "Марлина-336" при охоте на крупного зверя из засидки.

Карей Роулэнд остановилась подле Нейдельмана, сомневаясь, будить его или нет.

В этот момент выключатель в "дипломате" Нейдельмана сработал и в эфир пошел сигнал, означавший, что с самолетом идет на сближение "тарелка", Карей склонилась к Нейдельману. Его глаза были открыты, и он недоуменно озирался по сторонам.

- Доброе утро, - улыбнулась Карен и начала раскладывать столик, чтобы сервировать Нейдельману завтрак. - Вы проснулись как раз вовремя, чтобы...

Она не закончила фразу, так как Нейдельман вдруг вскочил, выбив у нее из рук поднос и залив ее белоснежную блузку черным кофе. Нагнувшись, он судорожно пытался вытащить из-под сиденья свой "дипломат". В тот момент, когда Пэтти Иган обернулась, чтобы посмотреть, что же произошло, запись о том, что "летающая тарелка" таранила самолет "05", закончилась и бомба взорвалась, проделав тридцатифутовую дыру в фюзеляже.

Самолет, как и предполагал Нейдельман, разломился пополам, а затем и на более мелкие части. Обломки машины в течение пяти минут падали в море в радиусе трех миль, поднимая фонтаны брызг и распугивая морских обитателей. Группа, создавшая человеческими руками "космического пришельца", перестала существовать.

Первая леди, прижимая к груди букет красных роз, который ей преподнесли в лос-анджелесском аэропорту, выглянула в окно вертолета.

- Дорогой, посмотри, сколько людей собралось! Даже больше, чем на аэродроме!

Президент надел солнцезащитные очки и тоже посмотрел в окно. Внизу он разглядел несколько домов, магазины и бензоколонку, развалины посреди небольшого сада и горстку пальмовых деревьев, скрашивавших серость пейзажа.

Идея превратить район вокруг Доти-авеню в своего рода памятное место понравилась президенту. Но мысль о том, что ему придется присутствовать на церемонии открытия, пришла слишком поздно, и с этим фактом приходилось мириться, хотел он этого или нет.

Президент встал с места и надел пиджак, направляясь к двери вертолета, приземлившегося во дворе колледжа Эль-Камино.

Спустившись на землю, президент, вместо того чтобы направиться к ожидавшим невдалеке машинам, пошел к цепи полицейских, сдерживавших при помощи металлического заборчика всех тех, кто приветствовал президента и Первую леди. Толпа пришла в восторг. Несколько минут президент и его жена шли вдоль заборчика, пожимая протянутые руки, улыбаясь и непрестанно повторяя "хэлло" и "очень приятно встретиться с вами", пока начальник охраны, опасаясь, что толпа прорвет оцепление, не отвел президентскую пару в сторону.

- Еще минуту, Хэнк, - просил президент. - Еще одну минуту.

Но тот был неумолим. Президент понимал, что здесь ему было легко поверить, что "Последний козырь" был необходим, а там, на том проклятом месте, он знал, будет чувствовать все иначе.

Сто тысяч человек собрались на месте, которое должно было стать национальным памятником, и были разделены на две группы. В первой группе были родственники тех, кто погиб в ту страшную ночь. Они сидели около развалин дома N_1400 по Доти-авеню перед платформой, с которой должен был говорить президент. Вторая группа, намного превышавшая первую, располагалась по обе стороны Гриншо-авеню, переименованной теперь в Авеню-галактик, и могла видеть президента, когда он проедет по улице, и слышать его выступление через мощные динамики.

Президент ехал стоя в открытом "линкольне", подняв приветственно руки и улыбаясь. Вдруг перед медленно идущей машиной упал небольшой сверток, раскрылся, и легкий ветер подхватил тонкие красные лепестки роз. Вслед за первым из толпы полетел второй, потом третий пакет с розовыми лепестками, а потом еще и еще, и вскоре президент, мотоциклисты почетного эскорта и все, кто был в машине, были покрыты, как брызгами крови, нежными красными лепестками.

Обсуждая церемонию, президент попросил, чтобы в первых рядах тех, кто будет стоять на улице, были бы пострадавшие от действий террористов.

Президент остановил машину и вышел. В сопровождении Первой леди и двух охранников он подошел к безногой десятилетней девочке, сидевшей в инвалидном кресле на колесах, чтобы пожать ее единственную руку, потом он поговорил с национальным гвардейцем, парализованным пулей неизвестного снайпера, и потрепал по щеке маленького мальчика, обожженного напалмом.