Генри Каттнер - Рассвет

- Только не сейчас, - буркнул Прендергаст, слегка вздрагивая, и Каллистер с готовностью согласился.

- Да, еще не сейчас. Пока мы занимаемся практической стороной. Зондируем все эти боковые ответвления, которые вымерли или преобразились.

- Помнишь того кита...

Каллистер помнил. В Сан-Педро, в крытом бассейне, процессу был подвергнут молодой кит. В результате он начал изменяться: его тело становилось все менее обтекаемым, исчезал китовый ус, появлялись зубы. Хвост уменьшился, стал как у головастика, а потом и вовсе исчез. Но самое удивительное в конце концов появились ноги, передние и задние.

Они не могли удержать огромной тяжести тела, и бассейн пришлось наполнить до половины. В один прекрасный день существо выбралось из бассейна и вырвалось на волю. Сейчас оно либо сдохло, либо вело в водах Тихого океана странную жизнь существа, остановившегося на полпути к своему доисторическому статусу обитателя суши.

Проводилось также множество других экспериментов. Появлялись невероятные утраченные черты и органы, приспособленные к давно минувшим условиям среды обитания...

Томми принес еще кофе, и Прендергаст начал громко прихлебывать из чашки.

"Обезьяна! - подумал Каллистер, а потом: - Ну конечно".

Все дело было в манипуляциях с хромосомами, в шишковидной железе или в нервной системе, причем зачастую работа шла наугад. Главное, что методика, готовая к использованию, уже существовала. Все началось с одноклеточного морского существа, которое обзавелось участками, чувствительными к свету в сущности раковыми опухолями, как предполагал Каллистер.

Свет раздражал эту амебу, и она, в виде самообороны, развила у себя глаза, чем и началось вырождение, давшее существу зрение. И так далее. Окончательный результат в виде рода человеческого слагался из ряда черт, добавлявшихся постепенно по мере течения времени. Именно этот процесс он и пускал вспять.

Древние сумчатые имели сумку, но не обладали хвостом. Когда они стали жить на деревьях, хвост у них вырос. Потом начал развиваться мозг, а хвост отпал.

Возьмем постоянную матрицу, биологическую форму, в которой отливаются все существа. Подадим на нее не положительный, а отрицательный потенциал, значительно увеличим его, и хвост вырастет вновь.

У кита и морской коровы выросли ноги, утраченные в далеком прошлом. Пингвин обзавелся крыльями, копыта пони стали трехпалыми - echippus. Ленивец, пожирая все подряд, вырос и ходил на четырех лапах, вместо того чтобы висеть на ветке. Некоторые птицы покрывались чешуей.

"Да, - думал Каллистер, - некоторые из древних черт могли бы оказаться ценнейшей, наиболее практичной частью человеческих организмов. Процесс еще не разработан до конца, придет время и для тонких экспериментов: скрещивания видов, развития силы, интеллекта, а также специальных способностей. Живые роботы, приспособленные для любой цели".

Прендергаст был уже готов. Кофе с наркотиком подействовал, и компаньон спал как убитый. Каллистер вызвал филиппинца. С помощью этого невысокого молчаливого человека он перенес Прендергаста в небольшое помещение, похожее на тюремную камеру и прилегающее к лаборатории. В нем не было никакой мебели, а только сенник и санитарные приспособления. В двери было наблюдательное окошечко из небьющегося стекла с маленькой дыркой в нем.

Помещение имело кондиционер и холодильник, а потолок сделали из пластика, проницаемого для лучей, используемых в процессе.

Каллистер раздел Прендергаста догола и внимательно осмотрел. Компаньон изрядно заволосател. Несколько ночей его подвергали процедуре, и уже появились первые результаты. Каллистер сделал рентгеновские снимки, взял кровь и образцы кожи, после чего изучил пробы.

Кожа стала тверже, а в крови увеличилось содержание эритроцитов. Разумеется, повысилась температура тела. Рентгеновские лучи скорее намекали на перемены, чем показывали их. Кость нелегко плавится в эволюционном тигле.

Поскольку Прендергаста уже неделю подвергали воздействию, можно было без опасений увеличить напряжение. Теперь изменения пойдут быстрее. Этот человек дегенерирует, пойдет против естественного течения эволюции, превратившись в конце концов в капельку студня. Какой мог бы быть corpus delicti *, какое "вещественное доказательство номер один"!

Будь Прендергаст хоть чуть цивилизованнее, в этом не возникло бы необходимости. Однако тут сыграла свою роль и личная антипатия. Каллистер просто не мог доверяться такому компаньону. В его глазах Прендергаст стоял на лестнице развития лишь на одну ступеньку выше дегенерата-отшельника, который жил на другой стороне долины.

* Corpus delicti (лат.) - состав преступления.

Каллистер был человеком цивилизованным и оценивал свой уровень выше среднего. К большей части человечества он относился с добродушным пренебрежением, но старался держаться от них подальше.

Съев ленч, он закурил, прогулялся по долине и прослушал несколько опусов Моцарта. Потом заглянул через глазок к Превдергасту. Компаньон все еще был без сознания, но перемены не вызывали сомнений.

Каллистер тронул свою гладко выбритую щеку и отправился в лабораторию. Спустя несколько часов туда явился Томми.

- Ну?

- Он проснулся, - сообщил филиппинец.

- Хорошо. Я иду.

Прендергаст действительно пришел в себя. Он стоял у двери, прижавшись лицом к стеклу. Он сразу понял, в чем дело.

- Сколько ты хочешь, Каллистер? - Голос его был отчетливо слышен через дырку в стекле.

- За то, чтобы тебя выпустить? Мне очень жаль, но риск слишком велик. А главное, я хочу проследить процесс до конца.

Прендергаст нервно облизнулся.

- Я отдам тебе все.

- Вот тебе еда. Теперь тебе ее понадобится много. А вот зеркальце для развлечения.

- Каллистер!

- Слишком поздно. Я не могу тебя выпустить. Дал бы тебе несколько книг, чтобы ты мог убить время, но вряд ли ты будешь этим заниматься. Впрочем, если хочешь, я могу давать тебе снотворное, по нескольку таблеток сразу.

Тишина, потом:

- Хорошо.

- Но я должен видеть, как ты их принимаешь. Чего доброго, ты накопишь их побольше, а потом сразу примешь смертельную дозу.

- Ах ты, мерзавец! - выкрикнул Прендергаст слишком высоким голосом, чтобы его можно было счесть яростным.

- Хочешь снотворное?

- Нет. Каллистер, а нельзя ли нам как-нибудь...

- Нельзя, - отрезал Каллистер и вышел, оставив Прендергаста с его обедом.

После этого визита атмосфера сгустилась, поскольку Каллистер не был ни садистом, ни бесчувственной машиной. Он просто захлопнул свой мозг перед неприятными эффектами эксперимента. Процесс продолжался, набирал темп. Прендергасту возвращались утраченные черты.

К концу дня он был уже сгорбленным, неуклюжим и не мог прижать большой палец к ладони. Большие пальцы ног стали подвижными, кожа порозовела, и, несмотря на охлаждение, резко вырос аппетит. Он литрами пил воду и бульон, пригоршнями глотал капсулы с витаминами. На закате солнца его уже невозможно было узнать. Что-то вроде кроманьонца. Потом неандерталец. Питекантроп...