Александр Левченко - Я, властелин

Мужчина, который называет себя Юлианом, но все ещё кажется мне Богом, ободряюще кивает и направляется к стене, где перед ним неожиданно появляется отверстие, через мгновение таким же удивительным образом исчезающее. Я ещё некоторое время лежу неподвижно, потом, почувствовав неожиданный прилив сил, поднимаюсь на своем ложе, которое оказывается невысокой упругой кроватью из незнакомого материала, и сажусь, опустив ноги на удивительно теплый пол. Мысль ещё не успевает окончательно сформироваться в голове, а мои руки уже расстегивают пуговицы на легкой просторной рубашке, надетой на мне. Я внимательно осматриваю левую нижнюю часть груди, но там, где бьется сердце, нахожу только едва заметную черточку, которая, похоже, вскоре исчезнет совсем.

Когда хозяин странных апартаментов появляется снова, я уже успеваю выкупаться в крохотном бассейне с теплой проточной водой, переодеться в собственную одежду, на которой не видно никаких следов кинжала, хорошенько поесть и даже немного поразмышлять над своим положением, развалившись в одном из двух немыслимо удобных мягких кресел. Теперь я почти не сомневаюсь, что нахожусь среди живых, однако никак не могу заставить себя обращаться к таинственному чужеземцу на «вы». Мое непроизвольное упрямство приводит к тому, что Юлиан также перестает церемониться, но пока это случается, я уже успеваю узнать, что он — посланец другого, могущественного мира, и вместе с несколькими товарищами осуществляет здесь миссию Наблюдателя: собирает самые разнообразные сведения о Перене и соседних государствах, о наших научных и культурных достижениях, изучает быт и обычаи, стремясь ничем не проявлять своего присутствия.

— А кто же тогда выбирает Властелинов Перена? — невинно интересуюсь я.

Мой собеседник медленно качает головой и долго колеблется.

— Это было мгновенное импульсивное решение одного человека, — в конце концов говорит он. — Понимаешь, Нуки, тогда действительно интересная информация о вашей жизни стоила нам дорого, иногда даже очень дорого, — на его лицо будто набегает какое-то облачко, и я догадываюсь, что Юлиану припомнилось что-то очень неприятное и мучительное. Однако он тут же встряхивает головой и продолжает: — И когда в нашу резиденцию впервые наведались двое претендентов на престол, тогдашнему моему предшественнику неожиданно пришло в голову… В общем, Печать Богов — это устройство, с помощью которого мы узнаем обо всем, что происходит вокруг Властелина… Правда, это кончилось очень плохо для автора идеи…

— Однако вы не отказались от нее, — с нескрываемым разочарованием от такого прозаического объяснения того, что у нас считают проявлением Воли самих Богов, констатирую я.

— Так уж устроены люди, Нуки, — хмыкает Наблюдатель. — Но мы всегда старались действовать так, чтобы как можно лучше удовлетворить все те силы, которые стояли за претендентами.

— И позволили Зео стать Властелином, — осуждающе бросаю я.

— У нас не было другого выхода, — отводя взгляд, оправдывается Юлиан.

Что же, его можно понять. Но что было бы с нашей несчастной страной, если бы к власти пришел Зео?! И что будет с ней сейчас?!! Мысли об этом внезапно наседают на меня, и сердце так сжимается от душевной боли, что из груди вырывается стон. Юлиан вопросительно смотрит на меня, но я лишь бормочу:

— Бедный, несчастный Перен…

Наблюдатель понимающе опускает глаза, долго молчит и неожиданно говорит:

— Послушай, Нуки… А ты сам… никогда не мечтал стать Властелином?

Эти слова настолько ошеломляют меня, что я могу лишь поднять округленные удивлением глаза на своего собеседника. Тот спокойно выдерживает мой взгляд и продолжает:

— Понимаешь, во время лечения мы были вынуждены… да что там… мы провели полномасштабное обследование твоей личности и пришли к заключению, что ты обладаешь всеми задатками Властелина… Настоящего Властелина, который сумеет… по крайней мере попытается…

Он не может подобрать нужных слов и замолкает, стремясь оформить свои мысли во что-то более выразительное. Ко мне же в конце концов возвращается способность говорить, однако вместо того, чтобы объяснить чужеземцу, что это невозможно, что я всего лишь Проводник, а не Претендент, что нет ни одной силы, на которую я мог бы опереться, что это вообще просто самоубийство, я говорю совсем другое:

— Но ведь… я не имею ни наименьшего представления, что нужно делать… как спасти мою Отчизну…

— Мы поможем тебе, Нуки! — горячо уверяет меня Юлиан, ободренный тем, что я не отказался сразу. — Наша цивилизация за много тысячелетий своего развития нашла в конце концов те принципы, на которых должно базироваться каждое общество, стремящееся к справедливости! Хотя, вообще говоря… это все, что мы можем тебе дать, не считая общих советов и нескольких чисто технических мелочей, — он остывает так же быстро, как и перед этим загорелся. — Да и, если быть реалистом, тебя почти наверняка ждет неудача, даже при наличии ярко выраженной Воли Богов… Все это будет иметь смысл только для следующих поколений, которые захотят принять провозглашенные тобой идеалы… Однако рисковать ради этого жизнью…

— После того, что случилось, у меня уже нет права бояться смерти, отвечаю, все ещё не до конца веря, что могу серьезно отнестись к подобному предложению. — Но объясни, зачем это тебе?

Юлиан смотрит меня долгим и немного печальным взглядом.

— Я прекрасно понимаю, что иду на сознательное нарушение законов моего мира, — говорит он, — и, скорее всего, остаток своих дней проведу где-то на отдаленной планете, занимаясь выращиванием зелени к собственному столу. Однако за время, проведенное здесь, я успел полюбить эту… этот мир, как родной, и не могу безразлично наблюдать за тем, что в нем происходит.

Юлиан поднимается и, уже стоя, говорит:

— Я не буду ждать от тебя быстрого решения… Ты должен очень хорошо все обдумать…

Он идет к стене, но в последний миг снова останавливается:

— И ещё одно… Ты уж извини, Нуки, но лучше обо всем сказать сразу… Мы вынуждены будем стереть с твоей памяти то, что может повредить нашей миссии…

Прочитав в моих глазах непонимание, он добавляет:

— Ты забудешь почти все, что происходило с тобой здесь…

— Не беспокойся, Юлиан, я не буду обижаться, — киваю головой я, хотя мне, конечно, немножко досадно.

Наблюдатель благодарно усмехается и исчезает, а я, вздохнув, снова возвращаюсь к своим невеселым размышлениям. О, Всемогущие, с чем же выйду я к народу Перена, как посмотрю в глаза тем, кто недавно провожал в Поход своих родных и близких, что скажу людям, которые увидят на месте Властелина вчерашнего Проводника? Что?!

Впрочем, я уже знаю, какими будут мои первые слова: