Стивен Бакстер - Золотые Реснички

Ларионова устало вздохнула, глядя в лицо на экране:

— Все равно, Долорес, попробуйте объяснить.

— Кажется, мы имеем дело с принципом запрета Паули. По этому принципу две частицы с полуцелым спином не могут находиться в одном и том же квантовом состоянии. Атом может иметь определенный уровень энергии только при определенном числе электронов. При добавлении электронов образуется сложная зарядная оболочка вокруг атомного ядра. Из принципа Паули вытекает, что химические свойства вещества обусловлены зарядом электронной оболочки атома.

Но принцип Паули не применим к фотонам, следовательно, два фотона могут находиться в одном и том же квантовом состоянии. Благодаря этому открытию был создан лазер, он испускает миллиарды когерентных фотонов с одинаковыми квантовыми свойствами.

Ирина, что будет, если отменить принцип запрета для барионной материи?

— Это невозможно, — тотчас отозвалась Ларионова.

— Разумеется, невозможно, — кивнула By. — И все-таки попытайтесь представить.

Ларионова нахмурилась:

— Ну… электронные оболочки атомов развалятся.

— Вот именно. И все электроны вернутся в свое исходное состояние. Химические реакции будут невозможны. Молекулы коллапсируют, атомы провалятся друг в друга, освободив при этом огромную энергию связи. В итоге получится сверхплотная субстанция. Абсолютно инертное, невероятно прочное вещество. Чтобы разделять «непаул невские» атомы, необходима чудовищная энергия. Идеальный материал для корпуса звездолета, вы не находите?

— Нет, это все фантазии, — вяло возразила Ларионова. — Принципа Паули не отменить.

— Да кто же спорит? — вздохнула Долорес By.

Ларионова, Диксон и Шоулз сидели на складных стульях в полупрозрачном куполе, Пили кофе.

— Если ваш меркурик такой умный, как его угораздило застрять во льду? — обратилась к Диксону Ларионова.

Тот пожал плечами:

— Похоже, зона его обитания находится гораздо глубже. Такое впечатление, что он намеренно пробирался к поверхности океана по трещинам и проталинам. Чем объяснить такое стремление, каким эволюционным резоном? Меркурик шел на верную смерть.

— Да. — Ларионова массировала виски и думала о паразите в теле меркурика. — Может, это как-то связано с его «червем»? Некоторые паразиты, я слышала, воздействуют на поведение своих переносчиков.

Шоулз нажимал на клавиши, выводил на экран текст и рисунки. Их отсветы играли на его лице.

— Да, это правда. А некоторые паразиты меняют переносчиков. Подчиняясь воле такого «наездника», жертва даже позволяет себя съесть.

У Диксона скривилось широкое лицо:

— Лета!

— «Плоский червь трематода паразитирует на некоторых разновидностях муравья, — неторопливо читал Шоулз. — Червь может заставить своего переносчика забраться на травинку и намертво вцепиться в нее челюстями, и ждать, когда его вместе с травой съест овца. После этого трематода заражает овцу».

— Ладно, — махнул рукой Диксон. — Но чего ради паразит заставляет меркурика пробираться к поверхности замерзшего океана? Когда гибнет переносчик, гибнет и паразит. Бессмыслица.

— А тут кругом сплошная бессмыслица, — сказала Ларионова. — Во-первых, само существование жизни в ледовых пещерах. Там же света нет! Как вашим меркурикам удается выжить в миле подо льдом?

Шоулз закинул ногу на ногу и почесал щиколотку:

— Я тут покопался в компьютерной библиотеке, прошел ускоренный курс биологии. Есть версия…

— Излагайте.

— Пещера существуют благодаря выходам глубинного тепла. Эти выходы — ключ ко всему. На мой взгляд, строение дна кратера Чжао похоже на земной Срединно-Атлантический хребет. Там на глубине мили жизни нет, так как пища, добираясь туда из верхних, богатых слоев воды, проходит через такое количество кишечников, что теряет всякую энергетическую ценность. Но вдоль хребта, где сталкиваются океанические плиты, есть выходы геотермальной энергии, точь-в-точь как на дне Чжао. На Земле эта энергия поддерживает жизнь в маленьких колониях, рассеянных вдоль Срединно-Атлантического хребта. Там бьют кипятком ключи, там пускает пузыри остывающая лава, там живые существа получают необходимые им химикалии: сульфиды меди, цинка, свинца, железа. Тепла там хватает, а ведь тепло — это одно из главных условий существования жизни.

— Хм… — Ларионова закрыла глаза, пытаясь вообразить во глубине меркурианских льдов карманы с нагретой водой, пышные ковры водорослей вокруг богатых минералами подводных ключей и пасущихся меркуриков. Неужели это возможно?

— И долго такой ключ действует? — спросил Диксон.

— На Земле, в зоне Срединно-Атлантического хребта, десятка два лет, а сколько здесь — неизвестно.

— А что случится, когда остынет ключ? — спросила Ларионова. — Пещерному мирку придет конец, так ведь? Он просто вымерзнет.

— Возможно, — согласился Шоулз. — Но ключи на склонах Срединно-Атлантического хребта расположены цепочками. Что, если здешний лед пронизан коридорами талой воды, по которым мигрируют меркурики?

Подумав над этим, Ларионова отрицательно покачала головой:

— Не верю.

— Почему?

— Не понимаю, как вообще здесь могла развиться жизнь. На Земле вода древних океанов имела сложный химический состав, и бывали электрические бури, и…

— Ну, по-моему, здесь повлиял совсем другой фактор, — перебил Шоулз.

Ларионова метнула в него убийственный взгляд. А Шоулз — вот ведь каналья! — снова ухмылялся.

— То есть? — буркнула она.

— Дело вот в чем, — невозмутимо продолжал Шоулз. — На Меркурии мы обнаружили две аномалии. Во-первых, жизнь на Южном полюсе, у нас под ногами, во-вторых, артефакт в Калорисе. Напрашивается мысль, что эти аномалии связаны друг с другом. Давайте строить гипотезы.

Целую вечность она прогрызалась, проламывалась сквозь неподатливый лёд. Панцирь истончился от трения о стены, тело превратилось в одну сплошную рану — между ним и щитком приходилось пропускать ледяное крошево. Нежные реснички погибали сотнями. И чем выше она проникала, тем тверже был лед. Еще никогда в жизни Золотые Реснички так не мерзла. Она теперь даже не чувствовала боли, когда задевала животом и плавниками ледяные выступы. Она подозревала, что позади нее вода в туннеле уже превратилась в лед, а скоро и она сама окоченеет в этой западне. Оставленный ею позади мир с пещерами, очагами, подругами, детьми вспоминался редко и казался давним сладким сном. Все казалось теперь сном, кроме твердого льда перед жвалами и неугомонного искателя в теле.

Бескрайние льды высасывали последнее тепло, последние силы. А искателю все мало — гонит Золотые Реснички все выше и выше, в беспредельную ледовую мглу.

Но что это? Невероятно — наверху что-то есть! Оно движется навстречу, кроша лед!