Алексей Корепанов - Раздумья Атланта

Алена была цела и невредима, но это не могло служить поводом для излишнего оптимизма - возможно, полиморфы просто давали мне время для принятия решения, прежде чем претворять в жизнь угрозу насчет больших неприятностей.

Отбыв до конца трудовой день, я пришпорил "Агасфера" и направился к тому человеку, который уже осматривал раньше мамино блюдо. Вадим Юрьевич, так звали этого человека, когда-то преподавал в нашем пединституте, а теперь, насколько мне было известно, был связан с каким-то международным культурологическим фондом и слыл экспертом по раритетам (это вам не котяга какой-нибудь!). Посредником в нашем знакомстве выступил года три-четыре назад один мой приятель, и я время от времени оказывал Вадиму Юрьевичу кое-какие компьютерные услуги. Собственно, именно для этого Вадиму Юрьевичу и было нужно знакомство со мной. Разумеется, услуги я оказывал не без корысти для себя.

Подогнав "Агасфера" под самое крыльцо, я взял завернутое в газету блюдо и поднялся на третий этаж. Вадим Юрьевич открыл дверь, прикрикнул на резвящегося в прихожей огромного бульдога, пожал мне руку и предложил пройти в комнату. Был он высок, сухощав и седовлас и внешностью своей всегда напоминал мне то ли шерифов, то ли ковбоев из старых вестернов.

- Да можно и здесь, Вадим Юрьевич. - Я извлек блюдо из газеты и протянул эксперту. - Вот, посбивал с него облицовку.

Вадим Юрьевич осторожно принял блюдо кончиками пальцев (так следователи обращаются с уликами-вещдоками, оставленными на месте преступления), повернул к свету, заинтересованно оглядел письмена. Я напряженно уставился на него, словно он должен был прямо сейчас, с ходу, перевести этот текст. Неожиданно у меня мелькнула мысль о том, что текст может оказаться чем-нибудь вроде: "этим полукреслом мастер Гамбс начинает новую партию мебели..."

- Оч-чень интере... - начал было Вадим Юрьевич, медленно покрутил блюдо, как корабельный штурвал, и посмотрел на меня каким-то отрешенным взглядом. Я понял, что он, пожалуй, меня уже не видит. - Вы не возражаете, Андрей, если я пока оставлю его у себя?

- Ради Бога, Вадим Юрьевич!

- Я потом вам позвоню, у меня ваш рабочий и домашний есть. - Вадим Юрьевич вновь рассматривал письмена, склоняя голову то к левому, то к правому плечу. - Тут, по-моему, очень интересные... очень интересные...

Я сообразил, что уже совершенно лишний здесь, в этой прихожей.

- До свидания, Вадим Юрьевич. Извините, что побеспокоил.

- Хорошо, хорошо, Андрей, - совершенно рефлекторно отозвался эксперт, продолжая покручивать блюдо. - Я позвоню.

Я возвращался домой, и в душе моей трепетала слабая надежда на то, что расшифрованные Вадимом Юрьевичем знаки подскажут мне выход из невеселого моего положения. Я вел машину очень осторожно, я был предельно внимательным и тащился со скоростью дорожного катка. Меня ждал наполненный тревогой и ожиданием беды вечер, и сколько таких вечеров было впереди?..

Без трех минут семь я подошел к швейной фабрике и начал прогуливаться по бульвару, в тени высоких лип. На бульваре было многолюдно, туда-сюда сновали троллейбусы, за столиками под полосатыми тентами молодежь баловалась мороженым, пивом и пепси-колой. Противники пока выжидали, не вмешивались в события - три часа назад я позвонил Алене и узнал, что она уже приехала и намерена отмыться от дорожной пыли и вообще привести себя в порядок. А полчаса назад теперь уже она позвонила мне и сказала, что только что вышла из парикмахерской и берет курс на бульвар.

Я бродил по бульвару, высматривая Алену среди гуляющих и спешащих по своим делам людей. Первая волна беспокойства обдала меня в семь пятнадцать. Потом волны покатили одна за другой, все более крутые, все более настойчивые. Я пока еще отбивался от них, но следом за ними шел девятый вал... Он обрушился на меня в семь сорок пять - со времени Алениного звонка миновал уже час с четвертью, а за час с четвертью можно было, не особенно спеша, пройти полгорода. Я понял, что Алена не придет.

Перебежав дорогу перед самым носом грузовика, я бросился к телефону-автомату. Трубку подняла Аленина мама. На мой вопрос она ответила, что Алена домой не звонила, и тут же встревоженно поинтересовалась, что случилось. Я заверил ее, что ничего не случилось; просто мы, вероятно, разминулись, сказал я. Я был почти уверен, что охотники за блюдом приступили к исполнению своих обещаний.

Промаявшись еще минут сорок (за это время надежда сгорела окончательно, и дым успел развеяться), я вновь набрал номер Алены. Выслушал информацию взволнованной и расстроенной Алениной мамы и с тяжелым сердцем отправился за "Агасфером". Противник произвел первый выстрел.

Оказывается, Алена уже позвонила маме. Из травмопункта. Спеша на свидание, она спускалась по ступенькам сквера-каскада и подвернула ногу. Да так, что не могла идти. Добрые люди помогли ей выбраться из сквера, а до травмопункта она доехала на маршрутном такси. И выяснилось, что у нее даже не вывих, а трещина... Ей уже наложили гипс, и теперь она ждала, когда я заберу ее оттуда...

Я, наплевав на осторожность, гнал "москвич" к травмопункту, уныло и обреченно думая о том, что это только начало, только первый, сравнительно легкий удар (хотя для Алены он был, конечно, не таким уж и легким), и что ни о каком случайном совпадении не может быть и речи. Будущее не сулило ничего хорошего.

Алена сидела на скамейке возле травмопункта, еще больше похорошевшая после парикмахерской, но не очень веселая; на ее правой ступне вместо туфельки красовалась гипсовая нашлепка, а туфельку Алена держала в руке.

- Вот и сходили за хлебушком... - грустно сказала она, когда я подошел к ней. - Ты становишься опасным, Андрюша, к тебе опасно ходить на свидания.

Это она, конечно, пыталась шутить, но слова ее были сущей правдой; началась пальба по близким мне людям. Вернее, пока еще не пальба, а пристрелка... "То ли еще будет", - подумал я.

С моей помощью Алена доскакала до "Агасфера" и я повез ее домой. Не к себе, конечно, а к ней.

- По-моему, там была кожура от банана, - удрученно сказала Алена, морщась от боли. - Елки-палки, могла ли я подумать лет десять назад, что в своем родном, отнюдь не тропическом городе когда-нибудь переломаю кости из-за кожуры от банана!

Я привез Алену домой, послушал охи и ахи ее родителей, в подробностях узнал историю падения и накладывания гипса, а потом Алена приняла снотворное, дабы сном заглушить боль.

Потом мы с Алениным папой посидели немного на кухне, выпили по рюмке коньяка и я узнал о его политических симпатиях и антипатиях, а также о том, какие меры нужно немедленно принять, чтобы попытаться вытащить страну из экономической пропасти. Потом на кухню пришла Аленина мама, сообщила, что Алена наконец заснула, и я откланялся.