Василий Гигевич - Марсианское путешествие

Председатель заседания:

— Коллеги, я вижу, что доклад доктора Миллера вызвал у вас заинтересованность. И все же прошу вас: дайте ему возможность закончить свое выступление. Пожалуйста, Миллер, продолжайте.

Миллер:

— Как вы понимаете, мое выступление необходимо засекретить. Если у вас, специалистов-технократов, возникают сомнения в достоверности моих выводов, то у простых людей этих мучительных сомнений будет намного больше, могут возникать нежелательные эксцессы, которые проявятся в различных террористических актах против кибернетических машин и систем, против нас, технократов. Кстати, что-то подобное в истории человечества уже происходило, когда люди начинали ломать станки и машины. Поэтому свой доклад я закончу следующим предложением.

Как вам известно, сейчас планируется первая космическая экспедиция. Десять космических кораблей мы направляем на Марс, где планируем основать марсианскую цивилизацию. Прошу вас разрешить Искусственному Разуму взять руководство жизнью колонии. Чтобы в колонии не возникли нежелательные эксцессы, наподобие террористических, предлагаю будущих колонистов набирать только из числа добровольцев, которых надо заранее предупредить о предстоящих условиях жизни на Марсе.

Все, я закончил выступление. Можете задавать вопросы. (В зале тишина).

Да, это я подтверждаю сейчас, сначала кто-то отчаянно зааплодировал, один из тех, кто всегда отчаянно аплодирует после любого доклада, а затем этот кто-то, удивленно оглянувшись, замолк, и в огромном зале воцарилась непривычная тишина. Присутствующие поняли: аплодировать после доклада Миллера — это значит признать над собой власть Искусственного Разума.

В перерыве участники конференции перешли из зала заседаний в фойе Дворца Конгрессов, где, разбившись на группки, стали обсуждать выступление Миллера, кто шутя, а кто всерьез.

Если бы с таким докладом, который сделал Миллер, выступил какой-нибудь невежда-гуманитарий, присутствующие, вероятнее всего, посмеивались бы, однако сейчас, когда с таким ответственным заявлением выступил выдающийся Миллер, все участники понимали, что его заявление означает новый переломный этап в мышлении человечества.

Конечно, как журналист, а не математик и кибернетик я не знал всех тонкостей проблемы, о которой громко беседовали и спорили между собой ученые мужья, но меня, дилетанта от науки, удивило, что ученые говорили об Искусственном Разуме как о чем-то реальном, что можно увидеть и потрогать… Слушая их споры, глядя на озабоченные лица, я вдруг подумал: сколько веселых шуток, едких афоризмов, а то и просто анекдотов появилось бы в среде родной журналистской братии, доведись им услышать доклад Миллера.

Видимо, я не совсем точно передаю мысли, не дававшие мне покоя, когда я ходил от одной группки ученых к другой и, вслушиваясь в специфические слова и термины, пытался уловить то общее настроение, ту атмосферу, которую журналист всегда чувствует в перерывах между любыми заседаниями, когда это атмосфера равнодушия, когда — заинтересованности, а когда — растерянности…

На сей раз равнодушных не было, все ученые, а точнее, почти все спорили между собой. На моих глазах участники конференции разделялись на две враждебные партии, одни были — за Миллера, другие — против.

К какой партии относить себя — я не знал… Я стремился сохранить, как говорят, полный нейтралитет. Единственное, что я понимал, Искусственный Разум — это что-то намного серьезнее, чем отдельные кибернетические машины и даже системы машин, и его во всяком случае нельзя увидеть…

Не знаю, что думали после доклада Миллера ученые-кибернетики, а для меня понятие Искусственного Разума постепенно наполнялось загадочным мистическим смыслом. Но я знал и то, что Искусственный Разум создан самим человеком. У меня возникали различные ассоциации, на ум пришла известная сказка о злом джине, который до поры до времени был упрятан в глиняный кувшин…

Словно этот кувшин валялся у всех под ногами, и вот Миллер первым раскупорил его.

Столики в фойе Дворца Конгрессов были уставлены едой и напитками. Между столиками прогуливался и Миллер, на короткое время задерживаясь то у одной, то у другой компании. Я заметил, что в спор Миллер не вступал, казалось, для него главным было — затеять новый мировой скандал… В руке он держал стакан томатного сока. В свои пятьдесят Миллер выглядел на тридцать: его подтянутая спортивная фигура всегда привлекала внимание людей, вокруг него всегда вертелось несколько зевак, которые жадно ловили различные реплики, афоризмы, выражения.

Наверное, есть люди, которые от рождения призваны быть лидерами. В этом, так сказать, смысл их жизни. В любой ситуации, где бы и кем бы они ни были — сантехниками или министрами, всегда и везде в душе они — лидеры, и это их лидерство люди чувствуют по взглядам, жестам, словам. А есть и другие, чья судьба — быть в духовном подчинении у лидеров. Миллер принадлежал к лидерам.

Предки его отца в числе первых колонистов приехали в Соединенные Штаты из Европы. Кто они по национальности — никто толком не знал, единственное, что мне удалось выяснить, когда я заинтересовался биографией Миллера, это то, что бабушка его отца была француженка. Генеалогическая линия матери Миллера еще более запутанная, кое-кто из журналистов поговаривал, что ее предки жили на африканском побережье. Видимо, это близко к истине, кожа у Миллера была с темным оттенком, волосы — курчавые, губы — оттопыренные, а во время бесед и споров Миллер отчаянно размахивал руками, как это делают обычно люди с юга…

Во всяком случае, добиться чего-либо конкретного у самого Миллера о его происхождении никому из журналистов не удалось, мне в том числе. Помню, Миллер всегда, как только разговор заходил о родословной, говорил так:

— Я — сын рода человеческого, я — чистокровный американец, один из тех чистокровных представителей свободной страны, которая собрала со всего мира самых энергичных, самых предприимчивых людей. Кто когда-то поехал сюда, на пустынный континент? Люди-романтики, люди риска, люди дела — все те отчаюги, которые не побоялись покинуть привычный образ жизни, которые не довольствовались куском хлеба и крышей над головой. И они, наконец, добились своего, заставили все человечество уважать и бояться нас, американцев…

И на самом деле — Миллера было за что уважать. Когда-то, в пятилетнем возрасте, он удивил родителей математическими способностями: без калькулятора и без бумаги умножал и делил трех-, четырехзначные цифры. Когда исполнилось семь лет, Миллера забрали у родителей в закрытый математический центр для особоодаренных детей. Там он прожил десять лет. Что и как изучал в этом центре Миллер — никто не знает, известно только, что с шестнадцати лет он начал удивлять мир научными статьями. Так, еще в первой статье «Основы кибернетики» Миллер предложил известный постулат, поддержанный в дальнейшем многими учеными. Вот он, этот постулат Миллера: «Если глухой стеной отгородить от человека кибернетическую машину, способную вести такой диалог, что он не сумеет различить, кто с ним разговаривает, человек или машина, это будет означать, что человек — кибернетическая система…»