Патрик Макграт - Вампир по имени Клив, или Готическая пастораль

- Джин, - ответили мы обе немного устало.

Единственная подлинная страсть Гарри - это охотиться верхом на лис. Если бы мог, он занимался бы этим каждый день - часто он так и делает. Деревенские его за это любят. Они смотрят, как он носится по Даунзу верхом на большой вороной кобыле, со сворой гончих - раскрасневшись, в алой куртке, потея от животного азарта погони. Это зрелище их успокаивает. Это и есть, понимают они, настоящая Англия. Он возвращается домой под вечер, весь в грязи и крови, совершенно счастливый. Он вваливается в дом и стаскивает сапоги у огня. Стокер уже согрел ему ванну. За обедом он выпивает вдвое больше кларета, чем обычно, и сразу уходит в библиотеку. Стокер укладывает его спать, запирает дверь и гасит свет. Уоллоп-Холл спит. Этот порядок свят, и любое отклонение от него делает Гарри раздражительным и склочным, так что я стараюсь не допустить ничего такого.

Все это вполне меня устраивает. Я уже намекала раньше, что являюсь сторонницей "жизненного пространства" во всем, что касается брака. Мне кажется, мои запросы скромны; достаточно сказать, что мы с Гарри совершенно довольны сложившимся порядком, и так уже много лет. К сожалению, я не могу поговорить с ним о Хилари, и, как вы понимаете, Оливия тоже не лучший советчик, так что мне приходится переживать в одиночку; впрочем, как мне кажется, таков удел матерей. Однако должна признаться, я никогда еще не радовалась приходу Гарри, как тогда, когда Оливия превратилась в эту ужасную ШТУКУ прямо у меня на глазах.

Полагаю, я никогда не забуду своего первого впечатления от этого существа. Наконец вышла вторая команда, и Чарльз, который возглавлял парней из Уоллопа, выиграл подачу и выбрал биту. Я бросила взгляд на боулера - и тут же застыла в своем шезлонге, так как сразу поняла, почему все утро чувствовала себя так странно! Я вся задрожала - я ощущала, как закипает кровь и краска заливает все лицо. Все это обещало беду, большую беду, и я откинулась на спинку шезлонга, стараясь совладать с дыханием и скрыть мое возбуждение от Оливии. Среди нас был вампир.

Сначала меня даже удивило, как мал он ростом - всего на дюйм-другой выше пяти футов, наверное, не выше, скажем, Оливии. Он был ужасно худ, с непропорционально длинным лицом, выдающейся челюстью, глубоко посаженными глазами и совершенно черными волосами, густо набриолиненными и зачесанными от высокого лба. При всем своем маленьком росте и страшной внешности одет он был очень элегантно: в хорошо отглаженные брюки кофейного цвета и чистую, без единого пятнышка белую рубашку. Но это не обмануло меня: хоть он и явился сюда затем, чтобы играть в крикет, я сразу же разглядела в нем создание, живущее вне природы. Обнаружив причину своего беспокойства, я повернулась к Оливии - и обнаружила, что она смотрит на него с интересом; более того - с бесстыдным восторгом! Мое сердце похолодело. Если он произвел такой эффект на Оливию, что сделает он с бедняжкой Хилари?

Все стихло над лугом, когда он побежал к воротцам. Должна признать, он бежал не без грации - диавольской, разумеется - и с немалой для своего роста скоростью. Его волосы слегка сбились, и даже с того места, где я сидела, я видела в глубине его глазниц красные огоньки. Чарльз, правда, смотрел на него, как ни в чем не бывало, похлопывая битой по черте. И тут случилась еще одна странная вещь: существо, казалось, застыло на бегу, повисло в воздухе и осталось висеть так, словно это была фотография: маленькие ножки не касаются земли, голова запрокинута назад, волосы сбились, глаза горят красным огнем, правая рука высоко поднята и сжимает длинными, костлявыми пальцами мяч. Однако это продолжалось всего мгновение; потом рука опустилась, и мячик, мелькнув в воздухе красным мазком, просвистел мимо Чарльза, миновав биту, и с громким "хлоп!" оказался в ловушке у принимающего. Обступившие луг люди перевели дыхание.

- Право, - заметила Оливия, возвращаясь к своему вязанию, - этот мальчик проворен.

Я повернулась посмотреть на Хилари; она сидела на веранде павильона рядом с Тони Пикер-Смитом, и глаза ее - как и у Оливии - определенно сияли. Я чувствовала себя так, словно в наш Эдем украдкой заползла змея.

Оставшаяся часть утра прошла, мягко говоря, сложно. Борясь со все усиливающейся тошнотой и ощущением пустоты внутри, я неотрывно следила за тем, как существо - звали его, как я выяснила, Клив - срывает нам подачу. Тед Данг выбыл первым: громкий треск, и фермер тупо уставился на свои воротца, с корнем вырванные из земли и катящиеся кувырком прочь. Один инцидент особенно устрашил меня; я имею в виду выбывание Тони Пикер-Смита. Один особенно быстрый мяч попал ему прямо в пах, и он, крича от боли, упал на землю.

- Как так? - закричал Клив, обращаясь к арбитру. Арбитром был Лен Грейс, владелец похоронного бюро. Тот медленно выпрямился, переложил пенни из левой руки в правую и покачал головой. С его точки зрения пах бедного Тони не полностью прикрывал воротца. Продолжай мяч лететь дальше, он все равно не попал бы в зачет. По общему убеждению взгляд у Лена Грейса наметан.

Но Кливу не было дела до наметанного глаза Лена Грейса. Он зарычал, он действительно зарычал - и я вздрогнула, так как совершенно отчетливо увидела, как блеснули на солнце его клыки - они были длинные и заостренные на концах. Я повернулась к Оливии, но та все вязала.

- Ты видела? - прошептала я.

- Ты о чем? - пробормотала она, прикидываясь рассеянной. - О Боже, бедный Тони! - поскольку несчастного юношу уносили в это время с поля двое наших парней и пухлое розовое лицо его было искажено болью. Хилари вскочила и прижала ладонь к губам, как она обыкновенно делает при сильном потрясении. По крайней мере это, решила я, добрый знак.

Чарльз тем временем продолжал разыгрывать очень изящную партию и скоро загонял свободные мячи практически впритирку. Таким образом, счет потихоньку рос, и к перерыву на ленч мы вели сорок девять к семи: по большей мере благодаря Чарльзовой бите. Мы все рукоплескали, когда он повел команды в павильон на ленч - тот, по обыкновению, был приготовлен фермерскими женами и накрыт на простых дощатых столах. То повышенное настроение, которое обыкновенно царит при этом, было на этот раз несколько омрачен отсутствием Тони: ужасная боль у него не проходил и Хилари повезла его к врачу. Гарри тем не менее был само радушие и не выказывал ни капельки подозрении по отношению к Кливу.

- Угощайтесь, - говорил он. - Шерри, джин, скотч... Нет, - добавил он тут же, - пива, боюсь, нет, - это поразило меня как новая зловещая деталь, - оно все почему-то прокисло. Может, гроза собирается.

- Прошу прощения, - отвечал другой вежливым тоном. - Могу я попросить "Кровавую Мэри"?

За ленчем Оливия ухитрилась сесть рядом с ним и сразу же принялась болтать. Она выяснила, что мать его родом из Венгрии; ее старшая дочь, Диана, сказала она, как-то познакомилась с глухой монахиней из Дубровника и в результате оказалась в сумасшедшем доме, и что за славный мужчина тамошний главный врач, пусть он даже ирландец - и так далее, а маленькое существо только улыбалось своей ледяной, мертвой улыбкой и почти ничего не говорило, и в щель между его бесцветными губами я видела, как блестят его чуть желтоватые зубы. Потом вернулась от доктора Хилари, и Клив, изобразив серьезную озабоченность, осведомился у нее о самочувствии пострадавшего. Слегка подавленная Хилари сказала, что доктор повез его в Королевский Беркширский госпиталь на рентген и что его мошонка очень сильно ушиблена и, возможно, повреждена. Клив - вот чудовище! - пробормотал, что он ужасно сожалеет, и сел. Так безупречно он себя вел, что Чарльз - добрый, мягкосердечный Чарльз - не выдержал и утешал его, говоря, что он не должен винить себя ни в чем, что это всего лишь досадный несчастный случай и что Тони, он уверен, травмирован не серьезно.