Наталия Мазова - Янтарное имя

- Дуга эта - месяц Арки, и посватаются к тебе трое в этот месяц. О первом и говорить не будем - палочка короткая, значит, и жених нестоящий. А вот вторая... Две палочки белые, а эта желтая - выделяешь ты его из иных прочих... Любишь, небось? Есть у тебя тот, кого ты любишь?

- Не совсем люблю, - девушка скромно опустила ресницы. Так... смотрю часто. Выделять - так кто ж его не выделяет, красивый он, и на лошади скачет - одно загляденье...

- Это хорошо, что не любишь, - бесцеремонно перебила ее гадалка. - Ненадежный он - видишь, палочка нечеткая, как бы размытая? И доверять ему не стоит, красивому твоему. Знаю я таких - нагулявшись, женится, да и после женитьбы ни одного подола не пропустит. Ты ему откажи, как ни лестно, ты третьего дождись. Вон, словно венчик у него над головой, он и есть твой суженый. Если сейчас и не замечаешь, так после свадьбы оценишь, он того стоит, ты уж поверь старой толстой Сатрэнне!

Гинтабар смотрел на это представление, а в душе у него вызревала странная мысль...

Уже больше месяца находился он в этом мире. Поначалу и не торопился его покидать, зная, что по Закону Цели всегда сумеет прийти, куда и когда нужно. Тем более что говорили в этой стране, именуемой Силлек, на каком-то диалекте Языка Служения, освоить который не составило никакого труда. Впрочем, и классический дайрэн аовэллин тут понимали, хотя считали, что говорят так где-то далеко на юго-западе. Он не спорил - с юга, так с юга. Тем более что и волосы у него были соответствующие светлые, сильно вьющиеся, с обычным для его родины, но редким в этих землях медовым отливом...

На первый взгляд мир казался вполне обыкновенным и даже скучноватым, но Гинтабар быстро понял, что почти во всех своих проявлениях мир этот тонко и, главное, неявно приправлен магией. На осторожные расспросы по поводу странного замка он получил ответ, что жила там давным-давно не то колдунья, не то вообще Нездешняя, но уже лет двести как сгинула (произнося это слово, любой из говорящих обязательно поднимал палец вверх - о! - и делал многозначительное лицо). А что там творится сейчас, так этого мирные жители не знали, и знать не желали, и ему не рекомендовали...

Постепенно им овладевала тревога. Он устал играть в кошкимышки со здешней непростотой, когда самые обычные вещи ни с того ни с сего начинают казаться причудливо-странными. И неотвязной болью колотился в виски вопрос: КАКОВО ЖЕ МОЕ НАРЕЧЕННОЕ ИМЯ? Он прекрасно помнил все - кроме этого, и с каждым днем это беспокоило сильнее и сильнее.

В один прекрасный день он сделал попытку уйти в родной мир по Закону Цели - и холодея от ужаса, понял, что не может. Ни в свой родной, ни в какой иной - ткань мироздания, раньше легко разрывавшаяся по его слову и желанию, теперь попросту не реагировала на него. При этом он четко осознавал, что не утратил ничего из своих сил и способностей мотальца - прочитал ведь он вывеску трактира в первом же селении, никогда доселе не видав таких письмен... И сразу же понял, еще не говоря с людьми, что Силлек расположен в южном полушарии, и потому здесь чем севернее, тем теплее...

Но если дело не в нем - тогда в чем же?

Неужели в том, что он неизвестно как и где утратил ИМЯ?

А если потерял - надо не поднимать панику, а искать. Ищите да обрящете.

Имя... Пустая, казалось бы, формальность, набор звуков, этикетка... Здесь его знали как Гинтабара-менестреля, и слава его уже бежала по Силлеку, опережая его самого. В конце концов, чем это имя хуже любого другого? И красиво, и почетно, и дадено, а не крадено!

А вот у мироздания на этот счет свое мнение...

...- Эй, менестрель, молодой да обаятельный, кудри как золото, чего смотришь-то так? Тоже небось хочешь, чтоб я погадала?

- Да вот пытаюсь понять, шарлатанка ты или вправду что-то можешь, - машинально ответил Гинтабар не столько гадалке, сколько собственным мыслям.

- Кто шарлатанка? Это я-то шарлатанка?! - Гадалка вскочила со стульчика, всплеснула руками, призывая толпу в свидетели: Я в землю на три руки вижу, все про всех знаю! Скажите, люди добрые - разве говорила Сатрэнна хоть раз неправду? Ну хоть кому-нибудь?

Он пристально посмотрел на нее и внезапно решился:

- Говоришь, все знаешь? Извини, не верю! Вот... имя назовешь, тогда поверю!

- И назову! Думаешь, не сумею?! - повинуясь кивку своей вроде бы бабки, мальчишка быстро начал заполнять блюдо новой порцией песка.

Гинтабар опустился на колени рядом с Сатрэнной, чувствуя, как замирает сердце в груди. Гадалка взяла его руку своей и плавно повела над песком. Хотелось зажмуриться, но он буквально заставлял себя смотреть на то, как стекается в узоры разноцветный песок...

Внезапно гадалка выронила руку менестреля и проницательно заглянула ему в глаза.

- А ведь хитришь ты, южанин, - сказала она так серьезно и спокойно, что толпа вокруг них словно перестала существовать. Остались только они двое - менестрель из другого мира и толстая гадалка.

- Ты ведь не из Силлека родом, и наш язык тебе не родной. А я всю жизнь только здесь и жила, другим языкам не обучена. Небо и янтарь в имени твоем, а как звучит, не скажу, и не проси - сама не ведаю!

Небо и янтарь...

- А не темнишь ли ты, ведьма? Про небо сочинила, а янтарь в моем имени и без песка нетрудно найти. Слыхала небось, как я пел на площади, да народ меня окликал - Гинтабар?

- Не слыхала, веришь ли, - так же серьезно ответила гадалка. - Не была я сегодня на площади. Но и небо есть в твоем имени, я вижу, не могу я так обмануться... Был бы ты из Силлека, так звучало бы это где-то как Мэйрил Хьеннту... или Хьенно. А как оно по-твоему...

По-моему... Значит, осталось только перевести?

И в этот миг он понял, что перевести не в состоянии. Бывший еретик и подстрекатель даже не заметил момента, когда стал думать по-силлекски, и родной язык, подобно туманной дымке под лучами утреннего солнца, истаял в его памяти...

Он лихорадочно попытался вспомнить ту песню, которую пел на площади: "Танцуй, легконогая, с чашей вина..." Он же это у себя сложил, давно, еще до участия в мятеже Сур-Нариана! А что здешние понимали, так, ясное дело, транслировал, как и положено менестрелю в чужом мире...

А если не транслировал? Если сам не заметил, как перевел на здешний, а исходный текст забыл, как стер?

В ужасе он осознал, что его родного языка для него просто не существует. Остались, конечно, имена друзей и врагов, но теперь это были просто звуки, не наполненные смыслом в отрыве от тех, кто их носил.

Это удар не чета предыдущим - прямо в солнечное сплетение!

Но он не был бы Гинтабаром, если б не сумел скрыть за улыбкой то, что было у него на душе.

- Твоя взяла. От тебя и вправду ничего не скроешь, смеясь, он вынул из кошелька монетку из честно заработанных на площади, и кинул мальчишке: - Что ж, ведьма, гадай, я слушаю...