Вячеслав Назаров - Вечные паруса

Солсбери попросил спектрограмму яйца… Синий Дым… Фонтан из красного океана… "Танец тройной спирали"… Яйцо, падающее в океан… И этот ползущий из красных туч росток…

А ведь за теми тремя гловэллами, плывущими над океаном, тянулись хвосты синего дыма — да, Синего Дыма! — и эти хвосты, сплетаясь, затвердевали в яйцо. И яйцо падало в красные волны. А теперь из этих волн ползет росток. Инкубатор, заповедник, аквариум, виварий — все, что угодно, но там зреют яйца гловэлл! И пускать торпеду — все равно, что бросить бомбу в пруд, полный мальков. Или взорвать инкубатор, чтобы приготовить яичницу. Синий Дым надо добывать по-другому. Его дают гловэллы… Как пчелы мед. Надо только научиться…

— Стивен, я не буду бомбить Красное Пятно.

— То есть?

— Мы ошиблись. Все ошиблись. Даже доктор Солсбери. Красное Пятно бомбить нельзя. Я вам сейчас все объясню.

Тэдди объяснял долго и тщательно, путаясь, снова возвращаясь к сказанному — ему надо было доказать этому непонятному человеку невозможность бомбежки, чтобы не было обидно за прошедший впустую нелегкий рейс, и Тэдди старался изо всех сил убедить, заставить Стивена возвратиться.

Стивен слушал с холодным любопытством не перебивая.

— Довольно. Я вас понял. Не считайте меня идиотом, Я кончил в свое время Чикагский университет и разбираюсь немного в научных проблемах. Я все понял — Красное Пятно — это заповедник яиц…

— Или семян гловэллы. А заповедники трогать нельзя.

Стивен был невозмутим. Его рука лежала на контроллере лазерной пушки.

— Пускайте торпеду. Или я отправлю вас к праотцам раньше времени.

Стивен не шутил, и Тэдди понял это без дополнительных пояснений.

— Нет, Роуз. Я не буду стрелять.

— Во-первых, я не Роуз. У вас очень плохая зрительная память, мистер Стоун. Перед вами, как перед потенциальным покойником, мне скрываться нечего. Я напомню вам, где вы могли меня видеть. Вернее, не меня, а мою фотографию. Вспомните газеты. Раздел — "Интерпол" разыскивает". Телевидение — с тем же текстом. Афиши на домах — фас и профиль. Вспомнил? Нет? Напрасно. Я не люблю, когда меня забывают. Короче говоря, я — Питер Нидерхольм, или "Белый Ральф", как зовут меня в народе.

— Белый Ральф… Хорошие друзья у Смитов, однако.

— Кончайте трепаться. Пускайте торпеду. Это облегчит вашу судьбу.

— Вы хотите сказать, что оставите меня в живых?

— Подумаю. Вполне возможно. Мне нужны пилоты. Я хорошо плачу.

Корабль Тэдди висел сбоку и чуть ниже корабля Ральфа. Надо было развернуть космолет носом к противнику и поймать его в перекрестие прицела. Но сделать это так, чтобы Ральф ничего не заметил раньше времени. Его лазерная пушка смотрит прямо в главный визир.

Тэдди подался к экрану, подперев подбородок рукой, поправив верхнее крепежное кольцо скафандра — блестящий титановый ошейник — и приготовился к долгому разговору.

— Слушайте, Стивен… то есть, Ральф, вы отлично водите космолет. Это что у вас, "хобби"?

— Не совсем, дорогой Стоун. Я в молодости был военным летчиком.

— А как же Чикагский университет?

— Одно другому не мешает. Но не заговаривайте мне зубы. Пускайте торпеду! Я приготовил аппарат, чтобы запечатлеть ваш номер.

— Можете не беспокоиться. Спектакль отменяется. Герои устали. Торпеды не будет.

— А вы представляете себе финал?

— У меня есть подозрение, что финал будет одинаковым во всех случаях. Если Смитам было угодно послать меня в паре с Ральфом, то не надо быть провидцем, чтобы разгадать их намерения.

Это было очень трудно — разворачивать корабль, не глядя на приборы, и пальцы пилота, небрежно брошенные на пульт, онемели от напряжения. Он поворачивал огромную машину, способную сожрать сто тысяч миль в минуту, медленно, предельно медленно, интуитивно чувствуя каждый отвоеванный у пространства сантиметр.

— Вы догадливы, Тэдди. И храбры. Я тоже не люблю сантиментов. А потому иногда со спокойной совестью нарушаю обязательства. Вы мне нравитесь. Поэтому у вас есть шанс.

— Сомневаюсь. Если он даже и есть, то совсем не тот, о котором вы думаете…

Его выдал неосторожный взгляд — глаза непроизвольно скользнули на панель прицела. Белое пятно было точно в скрещении черных паутинок, и в следующую долю мгновения они уже смотрели в глаза друг другу — два вооруженных врага, готовые к поединку, но Ральф среагировал быстрее, и пока рука Тэдди прошла длинный путь от ручки управления к полосатой — синее с белым! — рукоятке, по глазам ударил пылающий жгут, и сначала стало черно, а потом нестерпимо больно, и Тэдди рванул рукоятку, крича от боли, и ушедшая торпеда толкнула космолет набок.

Он ничего не видел, а только почувствовал пляску красных огней на приборной доске и догадался, что лазер Ральфа пробил бак, что до взрыва корабля остались считанные секунды, и, закусив губу, ни на что не надеясь, нащупал у сиденья рычажок катапульты.

Последнее, что мелькнуло перед его глазами — большая пестрая бабочка на влажном цветке белой магнолии и тонкие смуглые пальцы, коснувшиеся сомкнутых крыльев. Бабочка дрогнула, встрепенулась, крылья слились в радужную вспышку, и среди ночи наступила ночь.

Он не очнулся даже тогда, когда прозрачную капсулу, в которой лежал он, как в сгустке янтаря, через восемнадцать часов бережно приняли тралы спецпатруля МСК.

— Как он погиб?

— Не знаю, дядя Клаус… прости, отец, но я… Я никак не привыкну…

— Не смущайся, дочка. Я понимаю. Мне тоже не легко было называть тебя "мисс Джой".

Было раннее, светлое утро, розовое, как на рекламных открытках. Оконные стекла в баре, матовые от росы, вобрали в себя зарю, и медленными широкими мазками раскрашивали стены в цвет огня. Клаус смотрел на кружку и в синевато-розовой пене ему мерещились облака.

— Я не знаю, отец. Все произошло так стремительно… Дядя Чарли поднял ружье, но не выстрелил…

— Почему? Почему он не выстрелил?

— Разве он ответит теперь? Я могу только догадываться. Солсбери без конца твердил, что магнитная черепаха в его виварии — последний экземпляр венерианской фауны.

— Ты думаешь, что из-за этой гадины…

— Не знаю. Я очнулась уже в бункере.

— А Синий Дым?

Джой катала из хлебных крошек шарики — один, три, пять, десять — и складывала их вокруг кружки дядюшки Клауса.

— Синий Дым восстанавливает тело по чертежам, заложенным в организме. Но ему нужен строительный материал. После магнитной черепахи в том, что было доктором Солсбери, не осталось ни одной молекулы железа…

За розовыми стеклами громко загудело. Клаус отставил кружку, сломав ограждение Джой.

— Это Дик. Он сдержал слово… Не волнуй Тэдди. Ему и так досталось. Ты его любишь, дочка?

— Да, папа.

— Хорошо. Врачи говорят, что ему осталось лежать не больше месяца, а потом… Ты правда любишь его, Джой?