Виктор Меньшов - Наследство, или Промежуточное состояние

Участковый:

- А я не знал, что ты вправду больной. Я думал, что ты из голубых. Привел к себе мужика за наследство. Думал, бардак здесь разводите. Совсем я сапог стал. Ты прости, мужик. Извиняй. (Сняв фуражку, уходит).

Медсестра:

- Ничего, ничего. Ты плачь, плачь. Слезы - они тяжелые. Надо плакать, а то слезы на душу давят. Душе тяжесть. Плачь, плачь. Мы сейчас укольчик. Вот так. Вот таак. Ну и хорошо. Все хорошо. Лежи, милый. Ты не стесняйся, что плачешь, что грязно у тебя. Не стесняйся. Нельзя самого себя стесняться. Каждый есть то, что есть. Ты не мучайся. Господь он все на место поставит. Всех примет. Не печалуйся так. Спи.

Понт:

- Мне так легче. Ты посиди со мной, сестричка.

Медсестра:

- Да как я могу? У меня знаешь, сколько больных? И все ждут. Извини, милый. Побегу я. Во, а к тебе кто-то идет, гость никак. Вот, посиди, немного, милый. А я побегу.

Входит Кузьмич. Медсестра убегает.

Кузьмич:

- Ну, здрав будь, Понт. Тьфу ты, прощевай Пантелеймон Евстафьевич, приучил нас Колюня твой на рынке...

Понт:

- Да ладно, Иван Кузьмич. Зови Понтом, мне даже нравится.

Кузьмич:

- Правда? Ну и славно, а то я, признаться, привык уже, сподручнее.

Понт:

- А что, ничего про Колюню не слыхать?

Кузьмич:

- На нет, совсем ничего. Как пришел невесть откуда, так три месяца назад и сгинул невесть куда. Да правильно ты его выгнал. Чего переживать? Он же - наемник. Чего у него могло за душой остаться?

Понт:

- Душа.

Кузьмич:

- Чего, чего?

Понт:

- Душа, Кузьмич, у него за душой осталась. Пускай искалеченная, пускай больная, а все-таки - душа. Да и у кого она сейчас здоровая?

Кузьмич:

- Да ладно, Понт. Ты, главное, не волновайся. Тебе силы беречь надо...

Понт:

- А для чего, Кузьмич? Помирать - дело такое, что сил не требует.

Кузьмич:

- Да чего ты все: помирать, помирать. Да если на то пошло, то сотря как помирать. Если достойно, то очень даже много сил требуется. А ну-ка, давай, вставай, лежебока, давай, давай, потихоньку, нам спешить некуда. Давай порядок наведем, что ж посреди свинарника помирать собрался? Давай, прибирай, как можешь, а я ванну приготовлю, я вот тут бельишко кое какое принес, рубашечку, брюки. Мы же с тобой одного размера. Ну вот и давай, как можешь, а я потом помогу остальное убрать. Помираю. Это, брат ты мой, тоже по-человечески надо делать...

Все чисто. Понт сидит у стены, на матрасе, чисто одетый. На полу, на газетке, Кузьмич. Перед ним и Понтом, на ящике, нехитрая закуска.

Кузьмич:

- Ну, Понт, давай по такому случаю выпьем сто грамм фронтовых. (Достает фляжку). - Много не будет, не обессудь, но после баньки еще Петр Великий завещал: "штаны пропей, а выпей". И не нам традиции дедовы нарушать. Мы их вон сколько порушили. И что имеем? Ох, беда, беда. Ну, давай, Понт.

Понт:

- Спасибо тебе, Кузьмич. Мне, конечно, от этой водки не полегчает, мне уколы хорошо помогают. Только у меня от них, от уколов, видения всякие и сны наяву. Но это все ничего. Спасибо, Кузьмич, напомнил, что умирать надо достойно. И не только тогда, когда на миру умираешь. Смерть - дело благородное, это же окончание жизни. Живи долго, Кузьмич, это хорошо, когда долго, даже если и трудно.

Кузьмич:

- Будет тебе, Понт... (Машет рукой, смахивает слезу). - Со свиданьецем!

Выпили. Сидят молча. Понт ложится.

Понт:

- Ты иди, Кузьмич. Иди. Мне отдохнуть надо. На меня укол действует. Иди, спасибо. Я полежу так немножко. Мне хорошо стало. Чисто. Спасибо, Кузьмич.

Кузьмич:

- Брось ты. Чего там. Я пойду тогда? Ты, Понт, не сомневайся, я забегу вечером. Лады?

Понт:

- Конечно, лады, Кузьмич.

Кузьмич уходит. Понт лежит, накрывается с головой. Входит Колюня.

Колюня:

- Здорово, Понт. Я знаю, ты меня простил. Вот я и пришел. Не выгонишь?

Понт:

- Конечно, нет, Колюня. А это ты мне снишься или взаправду? Как я могу тебя простить? Ты меня прости за то, что я судить тебя выдумал.

Колюня:

- Да ладно, Понт. Глупости все это.

Понт:

- А я знал, что ты вернешься. Знал. Вот, видишь? Даже завещание цело. Ты смотри, смотри, я его под подушкой держу, когда помру. Оно там будет.

Колюня:

- Это ты все про наследство, Понт? Глупости все это. У нас на этой земле одно наследство остается после нас - мы сами. Мы сами и есть наследство. Жизни наши, они же не без следа проходят. И нам стыдиться этих жизней нечего, даже если они и калечные, все одно - наши. Кто же виноват, что получше другим досталось? Нельзя же всем только радоваться. Кому-то и помучаться маленько надо.

Понт:

- А надо ли, Колюня?

Колюня:

- Ну, это мы только там узнаем.

Понт:

- Там, Колюня, это там, да? Совсем там?

Колюня:

- Чего это мы, дед, начали за здравие, а кончаем за упокой? Я же не один пришел. Я привел с собой собаченцию замечательную. Чистокровная дворняга, вся в репьях. И где только она их посреди асфальта понацепляла. Вот так, Понт. Ты понял? Мы не помирать будем. Мы жить будем. И никак иначе, Понт. И никаких возражений. И жить мы будем до тех пор, пока не умрем. Вот так. Но до тех пор мы будем жить. Ты понял, Понт? Жить будем, а не умирать.

Понт:

- Я понял, понял, Колюня. Конечно же, мы будем жить. А ты знаешь, у меня горе. Оля умерла. Мне ее так жалко, она такая несчастная...

Входит Оля.

Оля:

- Ты чего это, Понт? Я вот тебя встретила. Разве это не счастье? Пусть немножко, а полюбила. И не умерла я, Понт.

Понт:

- Как же, Оля... А окно?

Оля:

- Глупости все это, пустое. Это я так... полетала немножко. Это совсем даже не страшно, оказывается...

Понт:

- Колюня, а ты тоже...

Колюня:

- Чего тоже? Брось ты, Понт, тебе же сказали: глупости все это. Не бери в голову.

Понт:

- Дай руку, Колюня. И ты, Оля, дай руку. Я понял, это вы за мной пришли. Я готов.

Оля:

- Да не за тобой мы пришли, любимый. Я к тебе пришла. Навсегда. И Колюня тоже. К тебе.

Понт:

- Я понял, понял. Спасибо, не надо ничего объяснять.

Колюня:

- Ты ничего, Понт, ничего. Ты спи. Мы с тобой.

Оля:

- Спи, Понт. Все будет хорошо. Спи. Мы с тобой.

Все.