Кэтрин Уэллс - Нехтанит и инфорат

— О чем, позвольте узнать? — тихим голосом зловеще осведомился он. — И прежде чем отвечать, вспомните, что я — штатный преподаватель этого университета, а вы — всего лишь инфорат с испытательным сроком.

И тут я струсила.

— Хотела узнать, — проскрипела я сквозь стиснутые зубы, — не нужна ли я вам. Если нет, мне, пожалуй, стоит вернуться к исследованиям.

Глаза его загорелись еще ярче.

— Исследованиям культа нехтанитов? — промурлыкал он. — Приходите в мой офис, буду рад ответить на любой вопрос.

Я была слишком потрясена его бестактностью, чтобы ответить по достоинству. Шипнер, многозначительно подмигнув, отвернулся и покинул учебный центр.

Это уж слишком. Никто не смеет говорить со мной в подобном тоне!

Я вышла из базы данных и отыскала файл с университетскими бланками. Немедленно подам жалобу на этого нахала! Непристойное поведение, сексуальные намеки, неприличные речи в присутствии коллеги, да к тому же женщины, враждебное отношение к студентам…

Мои пальцы так и летали по клавиатуре. Я добыла данные о Шипнере из факультетской канцелярии, вставила в графы, добавила свои собственные, как истца, но на седьмом вопросе остановилась и призадумалась: «Обсуждали ли вы проступок с оскорбителем?»

Обсуждать такое с Шипнером?! Мне следует обсуждать это с Шипнером, прежде чем подавать жалобу?! Неудивительно, что моя предшественница предпочла уволиться!

Каким образом, во имя неба, я должна обсуждать это с Шипнером?!

Но таково правило. Следуй ему или заткнись.

Его следующее появление не застало меня врасплох. Я ждала наглеца и, стоило ему переступить порог центра, немедленно встала.

— Доктор Шипнер, мне нужно поговорить с вами, — прошептала я, стараясь оттеснить оппонента в угол, где наша перепалка не отвлекала бы студентов. Но оттеснить куда-либо нехтанита невозможно. Он встал в дверном проеме, как вкопанный, широко расставив босые ноги, и выжидающе таращился на меня.

— Ну? — буркнул он, видя мое замешательство.

— Не могли бы мы отойти вон туда…

— Нет.

— Мне не хотелось бы обсуждать это перед студентами.

Его губы медленно растянулись в знакомую злобную усмешку.

— Вызов всегда следует бросать в присутствии свидетелей.

Мне не казалось, что «вызов» — именно то слово, которое следует употреблять, когда имеешь дело с воином. Но все же вручила ему копию своей жалобы и без обиняков объявила:

— Я намерена подать это руководству университета.

Шипнер мельком проглядел бланк, смял в комок и вызывающе подбоченился.

— Жалоба? — оглушительно вопросил он. — Вы подаете на меня жалобу?

Мое сердце, казалось, вот-вот выскочит из груди, но я гордо стояла перед ним, полная решимости не уступить ни пяди. Сейчас он казался мне вдвое выше ростом. Бицепсы с голову ребенка! Вся грудь — сплошные стальные гребни мускулов.

— Таково мое намерение, — сухо процедила я.

— На каком основании?

Я небрежно показала на смятый бланк, который он все еще сжимал в кулаке.

— Тут все изложено.

— Я хочу услышать от вас.

Покосившись в сторону, я увидела, что взгляды всей аудитории устремлены на нас.

— Нарушение правил учебного центра, — хладнокровно бросила я. — Враждебное отношение к студентам. Непристойные речи.

Последняя фраза вышла не такой громкой, как две первых. И все это было обращено к проклятой татуировке на шее, которую он просил воспроизвести. С большим трудом я вынудила себя поднять глаза. И впервые увидела вместо обычной устрашающей гримасы нечто напоминающее снисходительную ухмылку. Да и голос непривычно смягчился:

— Нарушение правил? Враждебное отношение? Но я нехтанит, — подчеркнул он. — Если хотите знать, от меня ожидают подобных выходок.

— Только не здесь! — взорвалась я.

Презрение словно капало с его губ:

— Чего же вы ожидали, мадам инфорат?

— Что вы станете бережнее относиться к этим молодым умам! — взвизгнула я, обводя широким жестом аудиторию. — Не топтать их самолюбие!

— Топтать? — удивился он, оглядывая навостривших уши студентов. — Они кажутся вам затоптанными?

Честно говоря, не очень. Слишком увлеклись, наблюдая схватку и, вероятно, воображая меня валяющейся под копытами вражеского коня в полной отключке.

— Как, по-вашему, — спросил он, заговорщически понижая голос, — кто-то из них заорет при моем появлении? Или подпрыгнет?

Он кивком головы указал на Элиссу.

— Если я теперь задам вопрос вон той девчонке, она, по-вашему, разревется? Могу я наконец получить связный ответ?

Его чертова бровь опять насмешливо выгнулась. Несколько мгновений я просто таращилась на нахала, лишившись дара речи. Не может быть… неужели он намеренно…

— Вы специально являетесь сюда, чтобы пугать их? — выговорила я, едва ворочая языком, и поежилась: на этот раз его улыбка казалась поистине дьявольской. Как в страшном сне.

— Тот, кто не ведает страха, не познает мужества, — громко выпалил Шипнер и, отвернувшись от меня, начал свой привычный обход: руки заложены за спину, лицо искажено воинственной гримасой. Но стоило ему остановиться у стола Элиссы, как девушка глубоко вздохнула и заставила себя взглянуть ему в глаза.

— Мелвилл, — сообщила она, не дожидаясь расспросов, и капризно добавила: — Сплошное занудство.

Шипнер только усмехнулся и отошел. Но когда попытался покритиковать какую-то работу по биологии, студент только плечами пожал.

— Я, что ли, их пишу… — проворчал он, не потрудившись взглянуть на профессора. Едва тот подступил к художнику, как парнишка молча вручил ему планшет.

— Ха! — воскликнул Шипнер. — Распечатай это!

Художник вывел рисунок и вручил Шипнеру копию. Профессор отнес набросок мне. Что ж, ничего не скажешь: неумелый, но вполне узнаваемый портрет нехтанита. Рассматривая уродливую физиономию, скалившуюся на меня с листка бумаги, я должна была признать, что в безумии Шипнера присутствует некая логика. Эти детишки, все до единого, обучались по дистанционной программе. И до поступления в университет не сталкивались с преподавателями лицом к лицу. Они просто не умели общаться с другими людьми. Но постепенно учились.

— Подавайте вашу жалобу, мадам инфорат, — прошипел он. — Вы не первая и не последняя. И заодно предайте анафеме еще сорок семь факультетских работников, вот уже свыше двадцати лет в глаза не видевших своих студентов.

Он вручил мне смятый листок и добавил вполголоса:

— Поверьте, отваге учатся на наглядном примере.

Жалобу я подала на следующий день. Шипнер оказался прав, она всего лишь увеличила и без того немалый счет. Протест остался без последствий, так что мне придется терпеть этого невыносимого человека несколько следующих лет. Он считает своей обязанностью терроризировать каждый новый курс, а я делаю все возможное, чтобы поначалу, пока они еще не привыкли, его появление не слишком выбивало юнцов из колеи.