Антон Первушин - Миротворцы

Их беседу прервали вернувшиеся с поисков охранники. Один из них направился прямо к "вольво", неся в далеко отставленной руке темный матерчатый лоскут.

- Ну, сволочи! - возмутился при виде его дядя Ваня. - Говорил же, руками не трогать!

Прежде чем охранник передал лоскут дяде Ване, ему пришлось выслушать от последне-го грозную и вполне справедливую отповедь, из которой узнал много интересного: в частности, кто он есть на самом деле, откуда у него руки растут и чем занималась его матушка прежде чем познакомилась с его батюшкой. Высказавшись в таком духе, дядя Ваня осмотрел находку.

- Маска, - резюмировал он наконец.

Это действительно была маска, сделанная из вязаной шерстяной шапочки, с аккуратны-ми прорезями для глаз. Осмотрев, дядя Ваня упаковал маску в целлофановый пакет, а пакет спрятал в саквояж.

- Проверю потом в лаборатории, - пояснил он для Зимагора. - По биологии - на пот и на волосы.

- Маска... - Зимагор задумался. - Что-то она мне напоминает...

- Амуниция воинов нин-дзюцу, - предположил дядя Ваня.

- Ниндзя?.. Бред! Откуда у нас в Ветрогорске взяться ниндзя?

- Согласен, неоткуда. Только вот у ниндзя - я имею в виду настоящих ниндзя - состо-ят на вооружении весьма примечательные мечи...

- Ну, дядя Ваня! Ну!

- Вот тебе и "ну". Называется такой меч "ниндзя-то": скошенное острие, полированное лезвие шириной два сантиметра, полная длина - до метра.

- Ты хочешь сказать, что кто-то нанял ниндзя, чтобы совершить это убийство?

- Ниндзя, - сказал дядя Ваня наставительно, - настоящий ниндзя не бросил бы маску в двух шагах от трупа. Так что, это или дилетант-самоучка, но тогда бы он не справился с номером вторым, или ему было безразлично, обнаружит кто маску или нет...

- Как это так? - Зимагор искренне недоумевал. - Маска - улика. Должен же он пони-мать!

- Один вот тоже понимал-понимал, - буркнул дядя Ваня, рассерженный тупостью Зи-магора. - Версию тебе хотелось? Получи версию. Здесь произошло ритуальное убийство. То, что жертвами оказались ваши авторитеты, - чистая случайность...

- А маска? При чём тут маска?

- Ритуальные убийства обычно совершаются в состоянии аффекта. Не до улик.

- Нет, всё это полнейший бред, - заявил Зимагор, но, впрочем, без обычной для него самоуверенности. - Какой смысл в ритуальном убийстве?

- Возможно, имело место жертвоприношение...

- Кому жертвоприношение?

- Богу.

- Какому богу? - казалось, Зимагор сейчас выйдет из себя.

Дядя Ваня вздохнул и ответил философски:

- Мало ли на свете богов...

Глава третья

Отличник

1.

Когда боль в правой ступне становилась совсем уже невыносимой, Сергей Фёдорович Зак брал в руки трость с тяжёлым набалдашником и направлялся к ближайшему гастроному, где со вполне определённым намерением приобретал в винном отделе две бутылки водки. Хо-тя пенсия Сергея Фёдоровича была невелика, на водку ему хватало, тем более, что Зак был не из эстетов и умел пить всё, что горит, без различия этикеток.

Гостей-собутыльников он по такому случаю никогда не приглашал, закуски не готовил, а выпивал литр одуряющей жидкости в течении получаса, опрокидывая в себя стакан за стака-ном без перерывов и только занюхивая это дело чёрствой коркой, завалявшейся в хлебнице. После чего отключался.

Помогало. Боль на какое-то время уходила и можно было дальше изображать из себя бодренького, довольного своим положением в мире старика-пенсионера, заядлого шахматиста и непоседу. И не думать - ни в коем случае! - что если не сегодня, то завтра боль вернётся вновь.

О склонности Сергея Фёдоровича к подобному истинно "народному" способу лечения своих болячек знало немного людей. Одной из них была его родная сестра, Анастасия Фёдо-ровна, которая, как то и полагается всякой добропорядочной сестре, склонности этой не одоб-ряла, о чём при случае заявляла Сергею Фёдоровичу конкретно и во всеуслышание. Впрочем, Сергей Фёдорович и сам не одобрял своей склонности, но никакого другого средства унять боль не знал, врачам не доверял и только кивал понуро на любое замечание сестры.

Вот и в ясный день десятого августа одна тысяча девятьсот девяносто шестого года он употребил под сухую корку литр "Столичной" Ветрогорского разлива и с утра пребывал в бла-женном состоянии невменяемости, когда нет ни боли, ни страха перед её новым и скорым при-ходом. В ярком луче света, проникавшем сквозь щель между прикрытыми на окне занавесками, кружились мелкие пылинки; Заку казалось, что он способен одновременно различать и фикси-ровать каждую из их великого множества, а пол чуть покачивался в ритм неспешным ударам сердца; Зак улыбался и добродушно подмигивал своему отражению в коричневой глубине по-лированного серванта.

Анастасия Фёдоровна открыла дверь своим ключом. И сразу прошла в комнату. Улыбка на лице Зака несколько увяла; он приготовился услышать стандартный набор упрёков по пол-ному списку, начиная с дежурной фразы: "Ну что, опять напился?". Но обманулся в своих ожи-даниях.

- Серёжа! - закричала она с порога. - Серёжа, помоги!

Зак поднял голову. И не то чтобы сразу протрезвел, но из состояния медитативной со-зерцательности вышел:

- Что опять... кх-х... стряслось?

- Володю бьют!

- Садись, - приказал сестре Зак. - Садись и рассказывай.

Сбиваясь и глотая слёзы, Анастасия Фёдоровна рассказала, что в последнее время её единственный сын и родной племянник Зака, Володя, парень шестнадцати лет от роду, стал возвращаться домой в синяках. На расспросы он или говорил, что оступился где-то и упал ("Старая, как мир, байка", отметил Зак.), или ничего не говорил вообще, повергая тем самым несчастную Анастасию Фёдоровну в ещё большее расстройство. Она, конечно, не являлась настолько глупой клушей, чтобы не понять смысла происходящего, но прямых доказательств того, что Володю избивают у неё до сих пор не было, да и кто конкретно этим занимается вы-яснить до времени не удалось, но вот вчера только соседки сказали, что видели, как Володю остановили вечером трое парней из дворовой компании, шпана и оболтусы, надавали оплеух и отобрали мелочь - проходу совсем ему не дают; а до участкового не дозвониться, занятой и пропойца; ты уж помоги, Серёжа, на тебя только и надеюсь...

Сергей Фёдорович кашлянул и встал из продавленного кресла. Задел ногой пустую бу-тылку; она покатилась, звеня, в угол. Покачиваясь и помогая себе тростью, Зак направился в ванную комнату, где до упора открыл кран и, дождавшись, когда вода в хлещущей струе станет до невыносимого холодной, почти ледяной, сунул под неё голову. Потом, сопя и отхаркиваясь, высушил волосы полотенцем, окликнул сквозь дверь сестру:

- Так что Володька-то - молчит?

- Молчит, - вздохнула Анастасия Фёдоровна. - Ни словечка не выпытать.