Зубачева Татьяна - АНАЛОГИЧНЫЙ МИР – 2

Дим быстро разделся, лёг под одеяло и посмотрел на отца. Тим, как всегда, снял и повесил на спинку верхней койки свою кожаную куртку. А что сейчас? Полезет в тумбочку за мешочком с нитками и иголками или разуется и полезет наверх? Но отец медлил, и Дим, чувствуя, что сейчас опять заплачет, заговорил:

— Па-ап, посиди со мной.

Тим вздохнул и осторожно сел на край его койки. Дим откинул одеяло и полез к нему на колени, обхватил обеими руками, уткнувшись макушкой в его шею.

— Пап, я же как лучше хотел.

Тим обнял его, прижимая к себе.

— Я знаю, сынок. Только… хочешь одно, а получается другое. Так бывает.

— Ну, пап, ну, почему? — Дим всхлипнул. — Ну, почему ты не хочешь? Разве они плохие?

— Нет, наверное, — тихо ответил Тим.

— Ну, ты ведь всё равно потом поженишься. Ну, пап, давай ты с ней.

— С чего ты взял, что я женюсь? — удивился Тим.

— Ну, все так говорят, — Дим вздохнул и стал перечислять, явно кого-то копируя: — Мужику одному нельзя, в доме хозяйка должна быть, без матери дом не стоит. У нас же будет дом, пап, будет?

— Будет, — твёрдо ответил Тим.

— Ну вот. А она хорошая, добрая. И Катька хорошая. Ну, почему ты не хочешь?

— Дело не в ней, Дим, а во мне, — Тим говорил тихо и горько. — Ты просто не понимаешь. Нельзя мне.

— Ну почему?! — в голосе Дима, хотя он говорил, подражая отцу, тихо, звенели слёзы.

— Я — негр, Дим, а она — белая.

— Ну, так что? Ты меня с Горелого Поля когда забрал, ты же не смотрел, что я белый!

Тим молча зарылся лицом в мягкие волосы Дима. Говорить он не мог, а Дим, всё теснее прижимаясь к нему, совсем тихо спросил:

— Пап, ты же не откажешься от меня, раз я белый?

— Нет! — выдохнул Тим. — Нет, ты что?! Как ты мог такое, Дим?

Дим тихо плакал, и Тим чувствовал, что и у него защипало в глазах.

— Ну, что ты, ну, не надо, сынок, — шептал Тим. — Я всегда с тобой буду. У меня же нет никого, только ты, Дим…

— И у меня, — всхлипывал Дим, — только ты. А так… и сестра была бы, и мамка… И у тебя ещё дочка была бы. Моя ж сестра тебе дочка, а ты ей папка…

Тим, не отвечая, обнимал Дима, покачивался, качая его. И когда Дим немного успокоился, уложил его в постель, укрыл.

— Пап, ты не уходи, — попросил Дим.

— Нет, я здесь, с тобой посижу, — успокоил его Тим.

— Мы так с Катькой всё хорошо придумали, — вздохнул, устраиваясь под одеялом, Дим, — а вы всё испортили.

— Придумали, — усмехнулся Тим. — А получилось…

И оборвал фразу, что была уже готова. Откуда Диму знать, что это рабов вот так ставили друг против друга и говорили, приказывали стать мужем и женой, зачинать новых рабов. Диму и мысль такая в голову прийти не могла. И слава богу. Пусть и не знает этого.

Дим смотрел на него круглыми, мокро блестящими глазами, и Тим вздохнул.

— Меня ж ты не спросил.

— А что? — Дим быстро сел. — Ты уже другую нашёл? Она лучше?

Тим тихо рассмеялся и уложил его.

— Спи.

— Пап, ты поговори с ней.

— С кем?

— С Катькиной мамкой, она хорошая, — Дим закрыл глаза.

Тим сидел и смотрел, как Дим спит. Мальчику нужна мать. Ему это говорили многие. И он согласен. Мать… он никогда не видел своей. Как все рабы. А вот как забирают годовалых — это видел. И уже когда его из питомника продали в имение, знал, что и его так же отобрали. Белые отняли у него родителей, братьев и сестёр, его детей. Он никогда не видел их, даже не знает: родились ли они…

…— Ну что ж, неплохой экземпляр. Я согласен на случку.

И хозяин удовлетворённо кивает. Он стоит перед ними голый, заложив руки за голову и расставив ноги, как на сортировке, а хозяин и его гость рассматривают его. И ещё троих рабов. Решают…

…Тим вздохнул. Тогда его выбрали. На случку. Сволочи, какие же сволочи. Отняли всё, лишили всего. И неужели сейчас он тоже… лишает Дима матери? И сестры? Но… но ведь не ему решать… что он может… чёрт, разве его согласие что-то изменит? Эх, Дим… придумал, заварил кашу, и как её теперь расхлёбывать?

— Пап, ты здесь? — спросил, не открывая глаз, Дим.

— Здесь, спи, — ответил Тим.

Дим удовлетворённо вздохнул.

Расставшись с Тимом, Эркин направился к мужской курилке: больше ему, в принципе, деваться было некуда. Женя с Алисой пошла к психологу, так что… либо в курилку, либо в их отсек валяться на койке. Надоело уже. И мысли всякие дурацкие в голову лезут. Уж лучше этот бесконечный мужской трёп. А Фёдора послушаешь, так и посмеёшься. Вот мужик… всё ему нипочём.

На странно звучащие гортанные слова Эркин не обратил внимания. Но тут его сзади взяли за плечо, и он резко развернулся, сбросив чужую руку.

— Что надо?

Перед ним стояли пять индейцев. Эркин и раньше их видел, ни с одним ещё ни разу не разговаривал и даже не присматривался. А сейчас оглядел внимательнее. Рабские куртки и сапоги, стоптанные ботинки, заношенная одежда…

— Что надо? — повторил он уже по-английски.

Один из них — волосы до плеч и ремешок поперёк лба — что-то сказал. Эркин пожал плечами.

— Не понимаю. Говори по-английски или по-русски.

— Совсем язык забыл? — удивился индеец.

— Я и не знал его, — угрюмо ответил Эркин. — Чего надо, спрашиваю.

Индейцы переглянулись.

— От племени давно отбился? — спросил уже другой.

Спросил миролюбиво, и Эркин ответил уже спокойно.

— Я питомничный. С рождения раб.

Разговор шёл по-английски, и трудностей не возникало.

— Давай тогда с нами.

— Мы вон тоже… из разных.

— Решили вместе держаться.

— Смотрим, ты возле беляков всё.

— Я с ними в первом лагере, ну, промежуточном, был, — дружелюбно ответил Эркин. — Стоящие мужики.

— Ты работал где? Ну, после Свободы.

— На мужской подёнке крутился. А летом пастухом. А вы?

— Кто где. Но тоже…

— По мелочам крутились.

— Я в имении дворовым.

— А я так… по мелочи. Хреновый заработок.

— Что говорить, — согласился Эркин.

Разговор самый обычный, как и в курилке, только по-английски.

— Думаешь, в России лучше будет?

Эркин пожал плечами.

— Хуже, чем здесь, не будет, так уже хорошо.

— Думаешь? Русские — те же беляки, — возразили ему.

— Пока не так выходит.

— Пока!

— Да, жрём-пьём на халяву, а переедем…

— Да-а, за каждый кусок стребуют.

Эркин с интересом посмотрел на сказавшего. Мысли о том, что за житьё в лагере придётся расплачиваться, ему и раньше приходили в голову, но впервые кто-то другой сказал об этом вслух.

— И что предлагаешь?

— Пробиваться на Равнину. К своим.

— Да, свои прикроют, помогут.

— Одному совсем хреново.

— Я не один, — спокойно сказал Эркин.

— Да плюнь…

— Бабу везде найдёшь.

— Им только покажи, сразу набегут.

Эркин еле заметно прищурил глаза.

— А что, на Равнину только одиноких пускают? — равнодушно спросил он.

Они рассмеялись.