Аркадий Стругацкий - Том 10. С.Витицкий, С.Ярославцев

Оцепление. Совхозы, колхозы – там остались только алкаши да тунеядцы – превратились в малины и банды. Фермы – крепости, блиндажи, проволока, специально выведенные псы – БАСКЕРы. Война. Везде разъезжают на бронеавтомобилях восточные люди – меняют оружие на с/х продукцию.

Фабрика-лаборатория: выводят природу, способную противостоять напору цивилизации. Раз невозможно сохранить «природную» природу, то, может быть, можно вывести компромиссную, альтернативную, годную и для существования людей, и для существования технологической цивилизации.

Удирая, сходу влетают с грунтовой дороги на асфальт, ведущий в заросли. Сквозь шлагбаум. Вскоре обнаруживают, что заросли СМЫКАЮТСЯ за ними – они в заповеднике НОВОЙ природы. Приключения там. Там же, может быть, живут и Новые Люди (мокрецы?). Они пытаются вывезти героя на автостраду – нападение – гибель мокреца – голый одинокий герой.

Машину отбирают. Телохранитель предает. Последняя радиограмма: еду, еду, я уже на Кольцевой, дождись во что бы то ни стало. Повесть о том, что все умерло, все потеряло смысл, но вечны Дружба, Любовь (жена) и Работа. Герою 78 лет. На дворе 2011-й.

В самом начале он мчится по шоссе, не обращая внимания на голосующих. В том числе – абсолютно голый человек на коленях умоляет подобрать его – некогда, некогда, куда мне его девать... «В жопу, в жопу – летом, летом...» Скользко, страшно, метель слепит... А в конце – он, ограбленный, голый, в одних подштанниках выбирается на шоссе, и мимо мчат лимузины, возвращающиеся в Москву от места аварии – некогда, некогда, не до тебя... И метель, и холод, и смерть...

В районе – колония для дефективных людей и детей. Жуткие типы окружают машину – остров доктора Моро. Чудовищный урод с гнойным плевком вместо левого глаза доверительно сообщает герою: «Нынешнее поколение будет жить при коммунизме!»

Идея: на шоссе – Америка, XXI век; в сельской местности – жуть, мрак и бредовая антиутопия – чужая планета...»

И так далее. Легко видеть, многое из придуманного здесь вошло впоследствии в «Поиск предназначения», но сам этот роман начал формироваться заметно позже: в моем компьютерном архиве заготовки к нему находятся в файле SUDBA.T:

«...Человек обнаруживает (заподозривает), что некая сила ведет его по жизни, оберегая от опасностей и направляя в некоем (непонятном) направлении.

1941, август. «Взорвался» следователь, который вел дело Амалии Михайловны – хотел ее засадить, а ее судьба – спасти мальчика. С этого эпизода и начинается расследование.

1942, январь. «Счастливый мальчик». Людоед разорван в клочки – все думают, что от прямого попадания, но мальчик-то знает, что ни снаряда, ни осколка не было. Эта история прошла мимо следствия, но послужила толчком для понимания ситуации мальчиком.

1950, август. Поступление на физфак. Единственный преподаватель, который настаивал (и настоял бы!) на приеме, вдруг – у окна – разлетается на куски. Всех потом посадили за теракт. Но герой в атомщики не попал, и, следовательно, уцелел.

1958, ноябрь. Страшно и непонятно («словно бомбу проглотил») погиб писатель Каманин (значительная фигура в Ленинграде), пришедший в восторг от его рукописи. И герой не стал писателем. На писателя и рукопись выходят через редакцию журнала «Красная заря», куда герой отнес рукопись. Рукопись – роман-воспоминание на тему «Как, собственно, удалось мне уцелеть?» Эпизоды см. ниже.

1965, декабрь. То же произошло с ученым, которому передал шеф героя по матинституту его работу. Ученый, побеседовав, решил двигать героя на международные конференции и «взорвался»...»

И т. д., и т. п., и пр. По сути, это уже законченный план будущего романа. Последняя дата входа в этот файл – 27.12.92, 12:55р, – после чего я, видимо, уже начал работать собственно над текстом.

Писался роман трудно и долго. Черновик закончен был в августе 1994-го и потом правился еще неоднократно в течение примерно полугода. Ко мне все время приставали (да и сейчас пристают время от времени) интервьюеры с вопросом, как мне пишется в одиночку. Ответы «трудно», «дьявольски трудно», «медленно и мучительно» вопрошающих не удовлетворяют. Я придумал несколько сравнений, вот самое точное из них: представьте, что много лет подряд вы с напарником пилите двуручной пилой огромное бревно; теперь напарник ушел, вы остались в одиночестве, а бревно и пила никуда не делись, надо пилить дальше... Те, кому приходилось пилить толстые стволы двуручной пилой в одиночку, меня понимают.

Еще меня не раз спрашивали, а зачем, собственно, вообще понадобился Б. Стругацкому псевдоним? Предостерегали: псевдоним помешает коммерческому прохождению романа. Просили (издатели): нельзя ли где-нибудь, на той же обложке, где «С. Витицкий», поставить хотя бы и петитом «Б. Стругацкий»... Мне все эти разговоры были вполне понятны (время такое: продаются не столько книги, сколько имена), всем своим советчикам и просителям я искренне сочувствовал, но я не мог позволить себе действовать по-другому.

Много-много лет назад мы с АН договорились, что каждый из нас, если случится публиковать что-либо серьезное в одиночку, будет делать это только под псевдонимом. АН следовал этому правилу неукоснительно, как же могу я позволить себе нарушить старый договор? И в то же время делать из своего псевдонима мрачную тайну я тоже отнюдь не собираюсь: каждый, кто хотел узнать истину, мог и может это сделать без каких-либо трудностей и хлопот.

Я очень рад, что С. Витицкому удалось не только начать, но и закончить свою работу. Ниоткуда не следовало, что это получится вообще, и уж совсем непонятно было, удастся ли, даже доведя свою работу до конца, сохранить приличный уровень. Кажется, удалось. Слава богу. Но бревно никуда не делось – вот оно, всегда передо мной. И пила на месте. Надо пилить дальше. Однако, противу некоторых ожиданий, второй роман осилить в одиночку еще труднее, чем первый. Если подумать, ничего странного или удивительного здесь нет: типичный для начинающего писателя «синдром второго романа». Второй роман всегда писать на порядок труднее, чем первый. И если первый свой роман С. Витицкий писал – словно груженый воз перед собою толкал, то теперь это выглядит в точности так же, но только воз этот приходится толкать уже в гору.