Андрей Саломатов - Танатос

- Да оставайся ты, - попросил он, поймав Алтухова за карман. - На пиво у меня есть.

- Ой, нет, нет, не могу, - отмахнулся Алтухов. - На душе что-то... противно. Не хочу.

- Водки или портвешка возьмем, - знающе искушал Фролов, но Алтухов вымучено улыбнулся и, не глядя на него, ответил:

- Не могу. Честное слово. - Затем он как-то воровато огляделся и добавил. - Ну что, ты не найдешь кому налить?

- Да кому здесь наливать? - брезгливо поморщился Фролов. - У них один разговор: кто сколько выжрал вчера.

- Вот, вот, - усмехнулся Алтухов, - теплее.

- Сволочь ты, Сашка, - обиделся Фролов. - Иди, иди, в следующий раз ни глотка не получишь.

Махнув рукой, Алтухов пересек пивнушку и вышел на улицу. Здесь он выдохнул из себя прокуренный воздух, провентилировал легкие несколькими глубокими вдохами и пошел к автобусной остановке. В голове у него все время вертелось это обидное слово: "теплее", и он подумал: "Ни хрена не теплее. Холод собачий".

Алтухов снова вспомнил о Паше и даже зажмурился от ужаса. "Да не теплее, а горячо. Куда теперь? Домой? Сидеть в четырех стенах? Ну, сегодня, допустим, посижу, а завтра что? Идти в кружкомои? Ничего, - сам себе ответил Алтухов. - И завтра буду сидеть. И послезавтра. И послепослезавтра".

От этих мыслей внутри у Алтухова сделалось так же холодно, как и на улице. "Все, - лихорадочно размышлял он. - Странно. Оказывается, от ЭТОГО меня удерживал только Паша. Вот уж не предполагал. Но ведь так? Так? Дома-то у меня нет. Я с таким же успехом мог бы ночевать на чердаке, и в подвале. Дома-то мне совершенно нечего делать!"

Алтухов все больше и больше впадал в панику. Впервые он так явственно почувствовал, что подошел к самому краю своего земного существования. Впереди, как он ни всматривался, не было видно ничего, кроме заколдованного маршрута: дом - пивная - дом. Жизнь с пугающей быстротой теряла последний смысл, и Алтухову вдруг открылось нечто такое, чего он никогда не испытывал и не ощущал: Алтухов обнаружил себя не в городе, где он все это время обитал, и не на улице среди людей, в нескольких остановках от своего дома, а в совершенно незнакомом ему континиуме, холодном и непригодном для существования. В этом пространстве все было враждебным, чужим, и это чужое выталкивало его из себя, пугало нагромождением гигантских железо-бетонных конструкций, грозило раздавить, распылить, смешать с шевелящейся чужеродной массой, которая текла мимо в виде шапок и темных одинаковых лиц под ними.

Алтухов проскочил мимо своей остановки, шарахнулся от пьяного громилы и бросился вниз по почти безлюдному переулку. Здесь с ним произошла ещё одна метаморфоза. Алтухов как будто обрел нечеловеческий слух, и на него тут же со всех сторон обрушилась уличная какофония. Шум, на который он совсем недавно не обращал внимания, вдруг распался на отдельные звуки, и Алтухову почудилось, будто он оказался в ночных джунглях, где за каждым кустом, за каждым деревом таится смертельная опасность.

С улицы сюда неслось рычание моторов и шуршание шин. С верхних этажей в переулок падала дребезжащая электромузыка, от которой у Алтухова во рту появился привкус железа. Где-то рядом хлопнула дверь, и раздался громкий девичий смех. Затем мимо Алтухова прошла компания молодых людей. С хохотом и матершиной они свернули за угол, и тут из темноты перед Алтуховым образовался человек в сером пальто, кроличьей шапке и сигаретой в зубах.

- Спички есть? - сипло спросил незнакомец.

- Нет, - шарахнулся от него Алтухов. - Нет у меня ничего. - Он перебежал на другую сторону переулка, оглянулся, но незнакомец уже шагнул назад и тут же сделался невидимым в абсолютно черной тени дома.

"Боже мой! - думал Алтухов. - Что происходит? Когда же все это кончится? Что я здесь делаю?" - Он выскочил из переулка на улицу, чуть не сбил с ног женщину с двумя сумками и под её возмущенные возгласы побежал через дорогу. И сразу же послышался визг тормозов, кто-то вскрикнул на тротуаре, а где-то впереди засвистел милицейский свисток. Алтухов увидел лишь, как слева от него волчком крутануло легковушку, и она свободно заскользила по вымороженному асфальту, пока не ударилась о стоящий грузовик.

Не задерживаясь, Алтухов врезался в поток пешеходов на противоположной стороне улицы, некоторое время он бежал вдоль домов и при первой возможности свернул в темный переулок.

Уже давно стихли и свистки, и шум автомобилей, а Алтухов все мчался дальше и дальше, боясь остановиться. Иногда он хватался за сердце, пытался глубоко вздохнуть, но прокуренные легкие хрипели и не принимали воздуха больше, чем обычно.

Алтухов бежал с раскрытым ртом, не сознавая, куда и зачем он торопится. Темные переулки сменялись один за другим, на его пути часто возникала знакомая фигура в сером пальто и старой кроличьей шапке. Этот самый преследователь оказывался то впереди, то сбоку, то почему-то обгонял свою жертву, и тогда Алтухов удивлялся: "зачем он это делает? Зачем обгоняет? Почему не останавливает его? - И сам же отвечал: - Жертву обгоняют только для того, чтобы подставить ногу".

Алтухов давно уже исчерпал свои силы. Он еле-еле плелся, стараясь лишь удерживать равновесие, чтобы не упасть. У него сильно дрожали колени, саднило в груди, а мысли, перемешанные в этой странной гонке, проявляли себя лишь едва-едва в виде неясных образов. Они вспыхивали и гасли, рассеивались по ветру, пока, наконец, Алтухов не остановился и не сказал:

- Все. Хватит.

Он добрался до дверей восемнадцатиэтажной башни, ввалился в теплый, бесхозно пахнущий подъезд и, помогая себе руками, преодолел несколько ступенек, ведущих к лифту.

- Хватит, - повторил Алтухов, и это слово ещё долго и многократно возникало у него в мозгу. Оно шипело, как масло на раскаленной сковороде, протяжно акало, вспыхивало в глазах световой газетой до тех пор, пока Алтухов не потряс головой.

Лифт уже нес его на самый верх многоэтажной громадины, и пока ехал, Алтухов успел немного отдышаться и собраться с мыслями. "Хватит, - думал он. - В конце концов, моя жизнь принадлежит только мне. А я её уже всю прожил. Зачем ждать, когда это произойдет само собой?"

Алтухов вышел из лифта, поднялся ещё на пролет и дернул на себя дверцу, ведущую на крышу. Дверца легко отворилась. "Вот и все, - холодея, подумал он. - Черт, как же это просто. В жизнь выскочить - раз плюнуть, а помереть ещё проще. Что я здесь делал? Непонятно!"

Он ступил наконец на заснеженную крышу дома и посмотрел на небо. Эта черная бездонная пропасть подействовала на него ошеломляюще. Алтухов смотрел на звезды, и они казались ему такими же затерянными и случайными, как и он сам. Их жалкие потуги заполонить собою пространство выглядели убого - точки оставались точками. И Алтухов вдруг с ужасом подумал, что видит лишь темное вокруг, но не сами звезды. Что не свет царит во Вселенной, а отсутствие его. Что это день приходит и уходит, а ночь - она всегда и везде. Что это мрак - единственная субстанция, страдающая от невозможности изгнать из себя все временное и малое, потому что изгонять некуда.