Игорь Ткаченко - Путники

— Жить спокойно! А разве я этого не хочу?! — Пальцы Гунайха, вцепившиеся в толстую столешницу, побелели.

— Он говорил, что клан нужно разделить. Пусть те, кто хочет строить крепость, останутся здесь, а другие возьмут один или два корабля и поплывут вдоль берега, чтобы найти новое место и жить так, как им хочется. Он сказал, что в совете есть те, кто думает так же…

— Неправда! Мальчишка лжет! — взвизгнул неповоротливый, тучный Вимудхах. — Кто докажет, что он все это слышал, а не придумал только что?

— А разве нужны еще доказательства? — медленно проговорил Гунайх.

Вимудхах поперхнулся, заерзал на месте, обернулся по сторонам, ища поддержки, но мудрые старцы, глядя в пол, уже потихоньку отодвигались от него.

И тогда Вимудхах испугался.

— Этого не может быть! — просипел он. — Я не верю, что кто-нибудь в совете думает о разделе клана. Балиа — безумец и отступник. Никто не думает так, как он. Он предатель!

Вот слово и прозвучало. Гунайх ухмыльнулся в усы.

— А Данда… Данда согласился уйти на кораблях? — медленно спросил он, тоном подсказывая ответ.

Мальчик, пряча глаза, залепетал:

— Данда… да… Нет! Нет, нет… Это все Балиа. Он уговаривал, грозил… Он посмел грозить старику! Балиа предатель!

Вимудхах вкрадчиво спросил:

— Да или нет? Совет должен знать правду.

— Я не расслышал, — тихо прошептал Гауранга, стараясь ни с кем не встречаться взглядом. Щеки у него пылали, и комок горечи застрял в горле. Предчувствие потери сжало ему сердце, он сожалел о сказанном.

— Только не изгоняйте его, — губы мальчика задрожали, он вскочил и выбежал за дверь.

— Все ясно, — чувствуя близкое прощение, сказал Вимудхах. — Все ясно. Они оба предатели, а, согласно древним обычаям наших предков…

— Все ли так думают? — спросил Гунайх. — Все согласны? Все были согласны.

Балиа замолчал, поднял голову, прислушиваясь, и на всякий случай пододвинул к себе меч.

Он не успел обнажить его. Дверь, сорванная с ременных петель мощным пинком, грохнула о стену, и в хижину с топором в руке ворвался Гунайх.

— Совет назвал тебя предателем и по древнему обычаю наших предков приговорил тебя к смерти! — прорычал он. — Завтра я сам покажу твою голову клану!

Он взмахнул топором, но Балиа успел уклониться, и блеснувшее в пламени светильника широкое лезвие рассекло пустоту.

Гунайх был опытным бойцом. Тяжелый топор казался игрушкой в его руках. Удар следовал за ударом, но Балиа чудом удавалось всякий раз избегать смерти. Короткий меч был сейчас бесполезен, и ему приходилось рассчитывать только на свою ловкость.

Перебрасывая топор из руки в руку, быстро передвигаясь на коротких крепких ногах, Гунайх атаковал со всех сторон сразу, постепенно отжимая брата в угол. Развязка была близка и неминуема, оба это понимали. С начала схватки ни один не проронил ни слова, в хижине раздавалось лишь тяжелое хриплое дыхание Гунайха, короткое, с присвистом сквозь сжатые зубы — Балиа да шарканье ног по земляному полу.

Ни звука не издал и хромой Данда, сидящий, как и сидел до появления Гунайха, в дальнем углу и полностью, казалось, безучастный к происходящему. Не было ни страха, ни ненависти в его глазах, только безмерное сожаление, когда он переводил взгляд с огромного, похожего на разъяренного кабана Гунайха на гибкого и стремительного Балиа. И будто устав смотреть на братьев, таких разных внешне и таких схожих в стремлениях, старик прикрыл глаза и словно бы даже задремал. Больше всего ему хотелось сейчас оказаться на пустынном берегу и слушать шорох волн, бегущих из дальних-дальних краев, где нет злости, ненависти и невежества. Должны же быть такие края!

Схватка между тем продолжалась. Зажатый в угол Балиа неуловимо быстрым движением метнул свой меч в Гунайха. Тот на мгновение растерялся, успев, однако, отбить удар, но и этой задержки оказалось достаточно. Балиа двумя руками подхватил скамью и обрушил ее на брата. Схватившись за голову, Гунайх грузно осел на пол. Балиа сверху бросился на него, но получил сильный удар в живот и отлетел к стене. В следующий миг Гунайх был уже на ногах. Он поудобнее перехватил топор и с коротким хэканьем нанес последний удар.

Потом он наклонился, подобрал с пола меч Балиа и повернулся к Данда. Залитое кровью лицо вождя было страшно. Выставив вперед руку с мечом, он медленно подошел к старику.

— Вот этого ты и добивался, — хрипло проговорил Гунайх. — Чтоб мы вцепились друг другу в глотки, чтоб клан разделился, а уж потом ты бы прибрал к рукам этого мальчишку, — он кивнул в сторону брата. — Раздела не будет, ты ошибся, старик. Но ты еще многое должен мне сказать.

— Мне нечего тебе сказать, — ровным голосом отвечал Данда.

— Ты колдун!

— Я человек. Такой же, как и ты.

— Ты привел клан сюда, чтобы здесь разделить, а потом позвать тех, кто перебьет нас поодиночке. Или же ты хотел сам стать вождем и начать войну со мной после Раздела?

— Ни то, ни другое. Вас перебили бы всех еще там, — старик махнул рукой в сторону моря. — Для этого не было нужды вести клан сюда. Я привел, чтобы спасти вас. Никто, кроме меня, не знает дороги в эту землю.

— Ты околдовал нас. Ты позвал, и мы пошли. Никто не верил, что есть эта земля, но мы пошли.

— Потому что хотели жить.

— Зачем тебе это? Чего ты хочешь? Ты притягиваешь людей, и они слушают тебя. Чего ты хочешь, старик? Отвечай!

— Я учу людей тому, что знаю сам.

— Ты колдун, звезды указывают тебе путь.

— Они укажут путь любому, кто смотрит на небо не только затем, чтоб подстрелить там птицу.

— У тебя есть тайное знание, старик. Дай мне его, и я не убью тебя.

— У меня нет тайного знания. Тайным знание делает корысть. У меня нет корысти.

— Ты лжешь. У тебя есть тайное знание, ты не приказываешь, но люди слушают тебя. Я ведь не глуп, я заподозрил неладное еще там, на берегу, когда птица села тебе на плечо.

— Она прилетела на корабль, еще когда мы плыли сюда. Я лечил ей крыло и прятал от всех, иначе ты первый съел бы ее.

— Ложь! Ты все лжешь! Ты так и не просил у меня награды, теперь я сам предлагаю ее тебе: твоя жизнь вместо тайного знания. Ну!

Данда вздохнул и тихо засмеялся.

— Я не хотел никакой награды. Я стар, и сил у меня немного. Однажды я был уже здесь, мальчишкой. На обратном пути корабль разбился, и спасся я один. Всю жизнь я мечтал еще раз вернуться в эту землю. Я хотел лишь одного: позвать с собой людей, перейти через горы и пустыню за ними и посмотреть, что там, за пустыней…

— Опять ложь! Ты только что это придумал, но я заставлю тебя говорить!

Он ткнул мечом в грудь Данда, и на одежде старика проступило и стало расплываться темное пятно. Хромой Данда молчал. И чем дольше он молчал, тем в большее неистовство приходил Гунайх, осыпая его проклятиями и угрозами. А чем больше, неистовствовал Гунайх, тем непоколебимей становилось молчание старика.