Клайв Баркер - Жизнь смерти

- Вы... Вы разглядели, кто был этот безбилетный пассажир? - последовал вопрос.

Мейбьюри помрачнел, догадываясь, что его рассказ будет воспринят с недоверием.

- Так кто же это был? - не унимался репортер.

- Не знаю, - ответил Мейбьюри. - Наверное, Смерть.

- Но вы ведь, в конце концов, вернулись на яхту.

- Конечно.

- И никаких следов?

Мейбьюри посмотрел на репортера, в его взгляде было презрение.

- Но ведь я пережил это, не так ли?

Репортер пробормотал, что это ему не вполне понятно.

- Я не тонул, - сказал Мейбьюри. - Я мог бы умереть, если бы захотел. Отвязал бы трос, и утонул.

- Но вы этого не сделали. А на следующий день...

- На следующий день поднялся ветер.

- Это необычайная история, - сказал репортер, довольный, что самая душещипательная часть интервью позади. - Вы должно быть, уже предвкушаете встречу со своей семьей, как раз под Рождество...

Элейн не слышала заключительного обмена остротами. Мысленно она была привязана тонким тросом к своей комнате, её пальцы перебирали узел. Если Смерть может найти лодку в пустыне Тихого Океана, то почему не может найти её. Сидеть рядом с ней, когда она спит. Подстерегать её, когда она предается своему горю. Она встала и выключила телевизор. Квартира мгновенно погрузилась в безмолвие. Срывающимся голосом она крикнула в тишину, но никто не ответил. Вслушиваясь, она ощутила соленый вкус во рту. Океан.

Выйдя из клиники, она получила сразу несколько приглашений отдохнуть и оправиться после болезни. Отец предлагал ей поехать в Абердин, сестра Рейчел звала на несколько недель в Букингемшир, наконец, был жалостливый звонок от Митча - приглашал провести отпуск вместе. Она отказала им всем, сказав, что ей, мол, нужно как можно скорее восстановить привычный ритм жизни: вернуться к работе, к коллегам и друзьям. На самом деле причины были глубже. Она боялась их сострадания, боялась, что слишком к ним привяжется и станет во всем полагаться на них. Природная склонность к независимости, которая в свое время привела её в этот неприветливый город, вылилась в осмысленный вызов всеподавляющему инстинкту самосохранения. Она знала, что если уступит нежности их призывов, то наверняка пустит корни в отеческую землю и ничего не увидит вокруг ещё целый год. И кто знает, какие события пройдут мимо нее!

Итак, достаточно оправившись, она вернулась к работе, рассчитывая, что это поможет ей восстановить нормальную жизнь. Но какие-то её навыки были утеряны. Каждые несколько дней что-нибудь да происходило - она могла прослушать какую-нибудь реплику, или поймать на себе взгляд, которого не ожидала, - и это заставило её понять, что к ней относятся с какой-то настороженной предупредительностью. Ей хотелось плюнуть в лицо своим подозрениям, сказать, что она и её матка - вовсе не одно и то же, и что удаление последней не так уж трагично.

Но сегодня по дороге в офис она не была уверена, что они так уж ошибаются. Элейн казалось, что она не спала уже неделю, хотя в действительности она спала долго и глубоко каждую ночь. Из-за огромной усталости её глаза слипались, и все в тот день виделось ей как-то отдаленно, словно она отплывает все дальше и дальше от своего рабочего стола, от своих ощущений, от своих мыслей. Дважды в то утро она обнаруживала, что говорит сама с собой, а потом удивлялась, кто же это говорил. Это, конечно, была не она: она слишком внимательно слушала.

А потом, после обеда, все пошло как нельзя хуже. Ее вызвали в офис управляющего и предложили сесть.

- Ну, как дела, Элейн? - спросил мистер Чаймз.

- Все в порядке, - ответила она.

- Тут небольшое дело...

- Что за дело?

Чаймз, казалось, был в затруднении.

- Ваше поведение, - наконец сказал он. - Ради Бога, Элейн, не подумайте, что я вмешиваюсь в чужие дела. Просто вам, видимо, нужно ещё время, чтобы окончательно восстановить силы.

- Я в полном порядке.

- Но ваши рыдания...

- Что?

- То, как вы сегодня целый день плачете. Это беспокоит нас.

- Я плачу? - удивилась она. - Я не плачу.

Управляющий был озадачен.

- Но вы плачете уже целый день. Вы и сейчас плачете.

Элейн судорожно поднесла руку к щеке. Да, так и есть, она действительно плакала. Ее щеки были мокрыми. Она встала, потрясенная своим собственным поведением.

- Я... Я не знала, - проговорила она. Хотя слова звучали нелепо, они были правдой. Она действительно не знала. Только сейчас, поставленная перед фактом, она ощутила соленый вкус в горле: и с этим вкусом пришло воспоминание, что все это началось прошлым вечером перед телевизором.

- Почему бы вам не отдохнуть денек?

- Да, конечно.

- Отдохните неделю, если хотите, - сказал Чаймз. - Вы полноправный член нашего коллектива, Элейн, в этом нет никаких сомнений. Мы не хотим, чтобы вы как-то пострадали.

Последняя фраза больно ударила её. Неужели они думают, что она склонна к самоубийству? Не потому ли они с ней так заботливы? Бог свидетель, это были всего лишь слезы, к которым она была настолько безразлична, что даже не замечала их.

- Я пойду домой, - сказала она. - Спасибо за вашу... за ваше участие.

Управляющий посмотрел на неё сочувственно.

- Должно быть, вам пришлось многое пережить, - сказал он. - Мы все это понимаем, хорошо понимаем. Если у вас возникнет потребность поговорить об этом, то в любое время...

Ей хотелось поговорить, но она поблагодарила его ещё раз и вышла.

Перед зеркалом в уборной она поняла, наконец, что и в самом деле ужасно выглядит. Кожа горела, глаза опухли. Она сделала, что могла, чтобы скрыть следы этого недомогания, надела пальто и пошла домой. Но, добравшись до подземки, она осознала, что возвращение в пустую квартиру - не очень правильный шаг. Она снова будет терзаться своими мыслями, снова будет спать (она и так очень много спала эти дни, и совершенно без сновидений), но так и не обретет душевного равновесия. Колокол с часовни Святого Иннокентия, разливая звон чистому и ясному дню, напомнил ей о дыме, сквере и мистере Каванаге. Она решила, что это как раз подходящее место, чтобы прогуляться и развеяться. Наслаждаться солнцем и думать. Не исключено, что она встретит там своего ухажера.

Она довольно быстро нашла дорогу к Церкви Всех Святых, но там её ждало разочарование. Рабочая площадка была окружена кордоном, там находилось несколько полицейских постов, между ними находилось красное флуоресцирующее заграждение. Площадку охраняло не менее четырех полицейских, которые направляли прохожих в обход сквера. Рабочие со своими кувалдами были изгнаны из-под сени Всех Святых, и теперь в зоне за ограждением находилось множество людей в форме и штатских, одни что-то глубокомысленно обсуждали, другие стояли среди мусора и разглядывали несчастную церковь. Южный неф и большая площадь вокруг него были скрыты от глаз любопытных брезентом и черным пластиковым покрытием. Время от времени кто-нибудь высовывался из-за этой завесы и переговаривался со стоящими на площадке. Все они, как она заметила, были в перчатках; на некоторых были также и маски. Это выглядело так, как будто они делают какую-то необычную хирургическую операцию под защитным экраном. Может, у Всех Святых тоже опухоль в кишках?