Гай Смит - Остров

Она жива! - завопил Зок. - Мертвая ожила!

Мари и Мэри закричали, но было ясно, что старый лодочник сказал правду. Может быть, это была просто оптическая иллюзия, созданная пляшущим пламенем, но ведь они слышали крики Элизабет, ее вопли от ужаса и боли, когда огонь начал пожирать ее.

- Мама, сестры, что вы сделали со мной? Вы бросили меня в пламя ада!

Лицо ее почернело, растаяло, словно сало свечи, пока не превратилось в бесформенную жидкую массу. Труп все еще стоял, извиваясь, издавая мучительные крики, а ветер выл и все сильнее раздувал пламя костра.

Зок лежал лицом вниз, он стонал. Мари попыталась броситься к костру, но жар пламени оттолкнул ее.

- Дитя мое, дитя мое, прости нас за то, что мы сделали с тобой!

- Она жива! - истерически закричала Мэри. - Она не умерла, она только заснула, а мы сожгли ее заживо!

Только Идис молчала, отступив от жаркого пламени адского в темноту, безмолвная фигура, для которой это был последний час детства. Она смотрела на происходящее с бесстрастным лицом, она не показывала ни горя, ни ужаса. Ее небольшое тело оставалось прямым, потому что она отрицала покорность и презирала остальных. Она одна понимала и ждала.

Наступило утро, снова полил дождь, зашипев на раскаленных угольях; он начал тушить остатки погребального костра. Куча пепла разлетелась по ветру и стала частью природы.

Идис смотрела на остальных, они начали шевелиться; Зок украдкой посматривал сквозь пальцы, Мэри отряхивалась, словно собака, только что переплывшая реку. А ее мать была карикатурой на когда-то гордую леди Альвер она с трудом поднималась на ноги. Тело ее ослабло, но душа еще была сильна и непокорна. Она отбросила назад голову и широко раскинула руки.

- Слушайте меня, - прокаркала Мари, обратившись к серым небесам, - ибо это остров смерти, и да будут все те, кто ходит по этой земле, прокляты, как прокляты мы. Никто не покинет этого места, и пусть же они страдают от мук, как мы, обреченные на вечные страдания!

Над их головами прогрохотал гром, и темное небо на мгновение разорвал огненный зигзаг молнии. Это был отсвет темных сил, а потом облака вновь поплыли.

И даже Идис бросилась на землю и спрятала лицо, дрожа вместе с остальными.

* * *

Зок опять отправился на охоту - бесполезная затея, потому что он ничего не добудет. Всего лишь предлог, чтобы побыть одному, они это знали, но были рады избавиться от него.

Огонь тлел в камине. Стало невозможно как следует высушивать куски дерева на топливо, чтобы получить согревающее пламя. Мари закашлялась, и когда она повернулась к дочерям, они впервые увидели в ее глазах поражение. Их мать больше не в силах была скрыть свое чувство безысходности.

- Я была не права, - прошептала она. - Я предала Элизабет огню, но он не очистил, не разрушил - ибо это был огонь ада! Он прибрал ее точно так же, как Сатана прибрал Маргарет. Скоро они возьмут всех нас.

- Мы умираем, потому что нам нечего есть! - возразила Идис, и в голосе девушки прозвучала жестокость, заставившая других отпрянуть. - Другой причины нет. Мы не воспользовались пищей, которая поддержала бы в нас жизнь.

- О чем ты говоришь, дитя? - Мари уже догадалась и пожалела, что задала этот вопрос Идис.

- Элизабет была мертва. Ей ее тело было ни к чему, и все же ты настояла на сожжении, уничтожении его огнем, - упрекнула она мать, презрительно скривив губы. - Но что сделано, то сделано, прах ее приняла природа, - она вздохнула.

- Нет, - прошептала Мари. - Мы же не могли...

- Мы могли, и мы были должны, - Идис сжала губы, ее глаза злобно сузились. - Мы должны были съесть человеческое мясо, которое мы поджарили, а не сжигать его зря!

Мари задохнулась от ужаса; Мэри прикрыла рот ладонью. Широко раскрытыми глазами они смотрели на Идис, друг на друга, затем погрузились в скорбное молчание.

Прошло много времени, прежде чем Мари снова заговорила, не в силах встретиться с пытливым, проницательным взглядом своей младшей дочери.

- Ты права, Идис. Мы просто отдали Элизабет им, ибо древние боги - это темные силы. Мы обрекли ее на адов огонь, сожгли ее плоть, которая могла бы дать нам силы жить дальше. Она бы сама хотела, чтобы мы съели ее тело, я в этом уверена, точно так же, как я отдам вам все оставшееся мясо, когда умру. Этого недолго ждать.

Они посмотрели друг на друга голодными глазами, каждая мысленно бросая жребий, каждая молясь, чтобы она пережила остальных. Трусость соперничала с голодом, их желудки напряглись, сведенные судорогой.

- Это необязательно должен быть кто-то и нас, - Идис пошевелила в огне палкой, и слабое пламя стало лизать мокрое дерево.

- Что... что ты хочешь сказать, Идис? - голос Мари был еле слышен. И вновь они не хотели, чтобы их подозрения подтвердились - но одной из них пришлось облечь эту ужасную мысль в слова.

- Зок, конечно же! - ее смех заставил мать и сестру вздрогнуть от отвращения.

- Нет!

- Да! - Идис поднялась, и в этот момент Мари смирилась, что она утратила материнскую власть над своими оставшимися в живых дочерьми. Они обе будут слушаться этого ребенка, девочку, повзрослевшую за ночь.

- Это должен быть Зок, если мы хотим жить. Он старый и костлявый, но его мясо даст нам жизнь и силу.

Они вновь погрузились в молчание и сидели, глядя на дверь, думая, скоро ли возвратится старый лодочник.

22

- Она умрет, да, Фрэнк? - спросила Саманта, желая, чтобы он подтвердил ее наихудшие опасения.

Почти рассвело. Ночь ускользала так же быстро, как и тающая жизнь Джанет. Они все по очереди смачивали лоб больной девушки холодной водой и поддерживали огонь в печи. Все, кроме Эллен. Девочка все еще спала.

- Да, - ответил Фрэнк Ингрэм. Не было смысла отрицать это. Врач с современными лекарствами мог бы спасти ее. Без лекарств, на отдаленном острове - надежды было мало. - Мы можем лишь надеяться. И молиться.

- Я не религиозна! - резко ответила она, и ярость, прозвучавшая в ее тоне, озадачила его. - По крайней мере, скажем так: я не христианка.

- Я тоже не христианин, - он подбросил еще одно полено в печь. - Когда-то был, но не после...

- Не после смерти вашей жены? - она странно улыбнулась.

- Да. Я считал, что это было... так жестоко, так ненужно. Если бы Бог существовал, Он бы, конечно, не стал... - Его голос затих, перед глазами поплыл туман. Он не имел права говорить о своем горе сейчас. Саманта потеряла одну дочь вчера; сегодня она вот-вот лишится второй.

- Бога нет, - в ее глазах застыло странное, пугающее выражение. Почти фанатичное. - Я знаю.

- Если бы нам только удалось сохранить Джанет живой до прихода парома, он знал, что надежды не было, - тогда она могла бы получить врачебную помощь через пару часов.

- Паром не придет, Фрэнк. Вы знаете это так же хорошо, как и я!

От этих холодных слов по его телу побежали мурашки. Ему вдруг захотелось бежать из этого дома, бежать, не разбирая пути, к Котлу, броситься со скалы в море. Как и поступили в свое время Гринвуды! Потому что эта женщина говорила правду; малообъяснимые, но верные слова. Почему же паром не придет? Море довольно спокойное, даже если они отстали от расписания, они нагонят за два дня.