Павел Комарницкий - День ангела

Я вылез из ванны, неловко прикрываясь руками. Чертовски неудобно стоять нагишом перед детишками. Впрочем, чего я? Какие они, к лешему, детишки?! Ну тем более, неудобно стоять нагишом перед представителями инопланетной цивилизации. Или самого Господа Бога?

Они опять засмеялись. Действительно мысли читают, что ли?

— Действительно читаем. Это ты глухой, как и большинство людей. Пойдём же!

Мы покинули зал витализаторов — впереди девочка, затем я, мальчик шёл сзади. Я вовсю глазел на своих провожатых. Сложенные крылья с бело-радужными, длинными перьями плотно и как-то очень естественно лежали на их спинах, прикрывая спины от плеч до ягодиц. Я вновь вспомнил ночное происшествие, как наш Михалыч аккуратно сворачивал эти невероятные крылышки, так не похожие на птичьи. Интересно, а в размахе? Метра три, не меньше…

Я не успел закончить свои научные размышления. Ангелы (про себя я называл их теперь так) прошли через люк не нагибаясь, небрежно и привычно перешагнув высокий порог, я же снова ударился макушкой, зашипев от боли. Зачем они внутри-то двери поменяли, оставили бы человечьи!

Я уже догадался, что данная постройка сооружена не ангелами. Заброшенный скит, вот что это. Захваченный межпланетными агрессорами для своих шпионских целей.

Они снова засмеялись.

— Догадка верная, но не совсем, — это мальчик, — здесь действительно скит, только не совсем заброшенный. И не захвачен. И уж точно мы не агрессоры.

Как жить, если все твои мысли буквально на ладони? Подумать свободно не дают. Вот подумаешь что-нибудь не то…

Снова смех.

— А ты думай то, — это уже девчонка.

Смеются они весело, открыто. Нет, невозможно так смеяться и быть злобным межпланетным агрессором.

А наши-то, эти, как их, уфологи — «маленькие зелёные человечки»…

Они остановились так внезапно, что я чуть не налетел на мою провожатую. Девочка обернулась, и глаза у неё были твёрдые, цепко-внимательные. Заглядывающие в самые недра души.

— Что ты знаешь о маленьких зелёных человечках?

Я растерянно моргал. Чего пристали, ну? Да ничего не знаю, я-то не уфолог. И даже книжек таких не читаю!

Она расслабилась, и глаза опять стали прежними — мягкими, недетски мудрыми, успокаивающе добрыми, и в то же время где-то в глубине плавали озорные огоньки.

— Правда, ничего не знаешь. И желаю тебе, чтобы и дальше не знал. Идём!

Ну ни хрена себе! У них тут что, ещё и такие есть?

Короткий смешок.

— Здесь, разумеется, нет и не будет.

В просторной комнате, куда мы вошли, можно было с первого взгляда угадать монастырскую трапезную. Длинные широкие лавки располагались по обе стороны общего стола, причём одна лавка была ниже, а вторая выше. В четыре высоких стрельчатых окна, забранных частыми переплётами с цветными стёклами — ба, да это же настоящие витражи! — лился яркий солнечный свет.

На мне красовалась теперь новенькая светлая рубашка и вылинявшие джинсы. Слава богу, нашли-таки человеческую одежду. Я в душе опасался, что домой мне придётся ехать голым, в лучшем случае — завёрнутым в какую-нибудь серебристую космическую тряпку. Или у них нашёлся бы скафандр на мой размер?

На низкой лавке за столом, спиной к свету, сидели люди — высокий старик с бородой, по виду типичный селянин, молодой человек в современных маленьких золотых очках, в отлично сшитом костюме — вылитый дипломат — и бритоголовый здоровенный парень в чёрной кожаной куртке — явный рэкетир. Рядом с ними сидели члены нашего славного экипажа, радостно приветствовавшие меня беспорядочными и не совсем членораздельными возгласами.

Напротив них сидели ангелы, две девочки и два мальчика. Они были похожи, как близнецы. Стало быть, вместе с моими конвоирами, ангелов шесть штук. Такой, значит, расклад. Плюс наша пострадавшая. А может, и ещё имеются?

— Больше никого. И так здесь много лишнего народу. Но я ещё должна сказать спасибо.

Ближняя ко мне девочка-ангел встала, подошла ко мне вплотную, серьёзно глядя снизу вверх своими огромными глазами — теперь ярко-голубыми, сияющими — и поманила пальчиком. Я наклонился, погружаясь в затягивающую сияющую бездну этих глаз, и почувствовал на своих губах лёгкий, как птичье пёрышко, поцелуй маленьких губ.

В голове в меня гудело.

— Стало быть, тебе… вам лучше? — идиотским голосом спросил я.

— Заметно лучше, — она засмеялась, разрушая наваждение своей неземной красоты, и кто-то из наших хихикнул.

— Садитесь, гостюшки дорогие, хоть и незваные. Сперва позавтракаем, потом будем думать, как жить дальше, — подал вдруг голос старик. Голосище будь здоров, дьяконом ему быть.

— Верно, — отозвался сидевший поодаль ангел-мальчик. Если бы я не видел, кто говорит, поклялся бы, что говорит девушка, такой переливчато-серебряный голосок. Да что же у них всё не как у людей?!

— А так лучше? — утробным басом спросил тот же мальчик. И, глядя на мою вконец обалдевшую, вытянутую физиономию, дружно засмеялись все.

Завтракала наша разношёрстная компания в дружном молчании.

На столе красовалась небогатая монастырская трапеза: варёная картошка с постным маслом, тыквенная каша, квашеная капуста, охапка зелени на разделочной доске, огурцы — солёные и свеженькие, с грядки. В плетёной широкой корзине горой лежали ломти свежего ржаного хлеба и настоящие деревенские шаньги с творогом. Посреди стола красовался ведёрный самовар, вроде как электрический, в окружении полутора десятков разномастных чайных чашек. Дополняли сервировку пара здоровенных крынок с молоком, мёд в деревянной миске и две большие вазы с фруктами. Впрочем, гостям предложили миски с ухой. Кроме нас, уху хлебал лишь бритый парень. Дед равномерно двигал челюстями, тщательно пережёвывая тыквенную кашу. Молодой человек в костюме дипломата аккуратно вкушал картошку, как будто на приёме у английской королевы. Ангелочки же с непередаваемым изяществом уплетали шаньги, обильно запивая их молоком из высоких стеклянных стаканов.

Наш славный экипаж, оробев, не решался на расспросы. Кто знает, может быть, согласно межзвёздному этикету, говорить во время трапезы неприлично?

Тут я заметил, что молчание наших хозяев довольно условно. Складывалось впечатление, что за столом ведётся оживлённая дискуссия. Лица ангелов быстро меняли выражения, они перебрасывались взглядами между собой и тремя сидящими напротив людьми. Троица ещё и дополняла мимику жестами. Вот бритый парень со стуком положил ложку на стол, для верности прихлопнул ладонью. «Дипломат» отрицательно покачал головой. Дед крякнул и развёл руками.

— Простите, — вдруг нарушил молчание «дипломат», — я полагаю, что к обсуждению данного вопроса следует привлечь наших гостей — всё-таки решается и их судьба. Посему предлагаю перейти на звук.