Октавия Батлер - Дикое племя

Некоторое время после смерти Маргарет Энинву чувствовала слабость, которую она никак не могла отогнать от себя. Это было горе. Потерять двух детей, и почти одного за другим. Так или иначе, но она не привыкла терять детей, особенно молодых, которые, казалось, и были рядом с ней всего несколько мгновений. Сколько же она похоронила их? Во время похорон два маленьких мальчика, которых привел с собой Доро, увидев как она плачет, подошли к ней, взяли ее за руки и стояли рядом с ней с серьезным выражением на лицах. Казалось, что они воспринимают ее как мать, а Луизу как бабушку. Они на удивленье быстро привыкли, но Энинву частенько думала о том, как долго это будет продолжаться. - Отправляйся к морю, - сказала ей Луиза, когда она почти перестала есть и стала чересчур апатичной. - Море вернет тебя к жизни. Я уже видела это. Иди и побудь некоторое время рыбой. - Со мной все в порядке, - как заведеный автомат отвечала Энинву. Луиза явно недоверяла ее словам. - С тобой как раз не все в порядке! Ты поступаешь как ребенок, которым по-видимому хочешь казаться! Отправляйся отсюда на время. Отдохни, и дай всем нам отдохнуть от тебя. Эти слова вывели Энинву из апатии. - Отдохнуть от меня? - Те из нас, которые чувствуют твою боль так же как ты сама, нуждаются в отдыхе от тебя. Энинву чуть прикрыла глаза. Ее разум находился где-то еще, но только не с ней. Разумеется, что люди, получающие удобства от ее стремления защитить их, люди, которые разделяют свою радость вместе с ее радостью, будут точно так же страдать от боли, когда страдает она. - Я отправлюсь, - сказала она Луизе. Старуха улыбнулась. - Так будет только лучше для тебя. Энинву послала приглашение одной из своих белых дочерей навестить ее вместе с мужем и детьми. У них не было ни нужды, ни желания управлять плантацией, и они сами очень хорошо знали это. Вот почему Энинву доверяла им свое хозяйство на некоторое время. Они как нельзя лучше подходили для этой роли, так как ничего не переделали бы здесь на свой манер. У них были свои собственные странности. Женщина, которую звали Лиа, была почти точной копией Денис, своей матери. Она воспринимала дома, предметы мебели, камни, деревья, человеческое тело и получала от всего этого своеобразные впечатдения, а кроме того, она видела призраков событий, которые произошли в прошлом. Энинву предупредила ее, что ей следовало держаться подальше от бани. Передний фасад дома, где погиб Стивен, и так был слишком тяжел для нее. Она очень быстро выяснила, где она не должна ходить, до чего не должна дотрагиваться, если не хочет увидеть своего брата залезающим на перила и прыгающим вниз головой. Ее муж, Кейн, обладал достаточной чувствительностью, чтобы время от времени заглядывать в мысли своей жены, и вполне определенно знал, что она не сумасшедшая, или во всяком случае не более сумасшедшая, чем он сам. Он был квартерон, сыном мулатки и белого. Его отец заботился о нем, выучил его, но, к несчастью, умер, так и не успев освободить его. Кейн остался в руках жены его отца. Затем он сбежал, перед носом работорговца, покинул Техас и оказался в Луизиане, где совершенно спокойно мог использовать все, чему научил его отец, чтобы быть похожим на молодого белого, с хорошим происхождением. Он ничего не рассказывал о своем прошлом до тех пор, пока не начал понимать, какой странной была семья его жены, однако до конца так этого и не понял. Но он любил Лиа. С ней он мог быть самим собой, нисколько не беспокоясь за нее. С ней ему было очень удобно. И чтобы это удобство сохранить, он принимал ее без дальнейших поисков и открытий. Он мог в любое время бывать и даже жить на плантации, которая управлялась сама по себе без его надзора, и получать удовольствие от компании, которую там собрала Энинву из людей, плохо приспособленных к окружаеющей обстановке. Там он чувствовал себя как дома. - А что с вашим путешествием к морю? - спросил он Энинву. Он хорошо ладил с ней, пока она носила облик Веррика. Иначе она заставляла его нервничать. Он не мог смириться мыслью, что отец его жены может стать женщиной, да фактически был рожден женщиной. Для него Энинву носила облик пожилого худощавого Веррика. - Да, мне нужно уехать отсюда на некоторое время, - сказала она. - И куда же вы отправляетесь на этот раз? - Хочу отыскать ближайшую стаю дельфинов. Она улыбнулась ему. Сама мысль о новом путешествии к морю сделала ее способной даже на улыбку. Вынужденная скрываться в течение долгих лет, она принимала не только облик большой черной собаки или птицы, но она часто оставляла дом, чтобы поплавать на свободе как дельфин. Она сделала это первый раз чтобы ускользнуть от Доро, затем, чтобы раздобыть золото и купить землю, и, наконец, чтобы получить удовольствие. Свобода, которую она обретала в море уменьшала тревоги, давала ей время собраться с мыслями, освободиться от замешательства и развеять скуку. Она частенько интересовалась тем, а что делает Доро, когда его охватывает скука? Убивает? - И вы будете лететь, чтобы добраться до этой воды? - спросил Кейн. - Лететь и бежать. Иногда лететь даже безопасней, чем бежать. - Господи! - пробормотал он. - Думаю, что мне остается только завидовать вам. Она продолжала есть, пока он говорил. Эта еда была вероятнее всего последней приготовленной в домашних условиях пищей на долгое время. Рис и тушеное мясо, разваристый батат, пшеничный хлеб, крепкий кофе, вино и фрукты. Ее дети считали, что она ест как бедная неимущая женщина, но она не обращала на них внимания. Она была удовлетворена. Теперь она вновь взглянула на Кейна своими белоголубыми мужскими глазами. - Если ты не будешь бояться, - сказала она, - то после возвращения я попробую поделиться с тобой этим опытом. Он покачал головой. - Я не могу управлять собой. Стивен обычно был способен делиться многим со мной...мы работали с ним вместе, но я ...в одиночку... Он пожал плечами. Наступила неприятная тишина, и тут Энинву поднялась из-за стола. - Я покидаю вас прямо сейчас, - резко сказала она. Затем поднялась в свою спальню, разделась, открыла дверь на верхнюю галерею, преобразилась в птицу и улетела.

Прошло больше месяца, когда она вернулась назад в облике орла, который был явно больше всех известных орлов. Она была полна свежестью моря и воздуха и ужасно голодной, потому что в своем стремлении быстрее увидеть родной дом, она не делала частых остановок для охоты. Прежде всего, она сделала круг, чтобы убедиться, что на плантации нет посетителей: незнакомцы могли не удержаться и подстрелить ее. За время этого путешествия она была подстрелена три раза, и с нее было достаточно. Когда же она убедилась, что кругом не было никакой опасности, она опустилась на заросшее травой открытое пространство, отгороженное домом от остальных построек и бараков, где жили ее люди. Двое маленьких детей увидели ее и побежали на кухню. Через несколько секунд они вернулись назад и притащили с собой за обе руки Риту. Рита подошла к Энинву, взглянула на нее и сказала без тени сомнения в голосе: - Я полагаю, ты проголодалась. Энинву лишь захлопала крыльями. Рита рассмеялась. - Ты сделала красивую ручную птицу. Интересно, как бы ты смотрелась на общем обеденном столе. Рита всегда отличалась несколко странным чувством юмора. Энинву еще раз нетерпеливо хлопнула крыльями, и Рита отправилась на кухню. Оттуда она принесла двух кроликов, уже разделанных для готовки. Энинву вцепилась в них когтями и начала рвать своим клювом, благодарная Рите за то, что та не успела зажарить их. Пока она ела, из дома вышел чернокожий человек, и рядом с ним была Элен. Человек был незнаком ей. Скорее, это какой-нибудь из освободившихся местных, или даже из беглых рабов. Энинву всегда делала все, что могла для беглых рабов: или кормила их, или давала одежду, отправляя их в путь более подготовленными для выживания, или же, в тех редких случаях, когда ей казалось, что человек годился для ее дома, покупала его. Это был невысокий, ростом с Энинву, ладно скроенный черный. Она подняла голову и с интересом посмотрела на него. Если бы он имел разум, соответствующий его телу, она все равно купила бы его, если бы даже он и не пригодился на плантации. Ведь так много времени прошло с тех пор, как у нее был муж. Случайные любовники перестали удовлетворять ее уже некоторое время. Она вернулась к своему занятию и продолжала сосредоточенно рвать кроликов, в то время как ее дочь и незнакомец наблюдали за ней. Когда же она закончила, то вытерла свой клюв о траву, бросила последний взгляд на красивого незнакомца, и тяжело полетела вокруг дома к верхней галерее, где была ее спальня. Там она некоторое время дремала, перевариваривая пищу, что было особенно приятно для ее тела. В конце концов, она вновь стала сама собой, маленькой, чернокожей молодой женщиной. Кейн очень не любил это, но сейчас это не имело значения. Незнакомцу это должно было очень понравиться. Она надела одно из самых лучших своих платьев, добавив к этому наряду несколько красивых дорогих камней, которые украсили блестящую шапку ее новых волос, и спустилась вниз. Ужин почти уже закончился без нее. Ее люди никогда не дожидались ее, если знали, что она находится в облике того или иного животного. Они прекрасно знали ее привычки не спешить с превращениями. И теперь несколько ее взрослых детей, Кейн и Лиа, а с ними и чернокожий незнакомец, сидели за столом, щелкали орехи, ели изюм, пили вино и вели негромкую беседу. Они освободили для нее место, прервав разговор для приветствий и приглашений. Один из сыновей подал ей стакан и наполнил его ее любимой мадерой. Она сделала из него лишь один приятный глоток, как незнакомец сказал: - Море делает тебя только лучше. Ты правильно сделала, что отправилась туда. Ее плечи слегка опустились, хотя она старалась не показывать вида. Это мог быть только Доро. Он поймал ее взгляд и улыбнулся. Она поняла, что он заметил охватившее ее замешательство, граничащее с разочарованием, и, что не оставляло никаких сомнений, он заранее спланировал его. Она умудрилась не обратить внимания на него, оглядела стол, чтобы еще раз убедиться, кто из ее людей присутствует здесь. - А где Луиза? - спросила она. Старая женщина очень часто ужинала вместе с ее семьей: покормив приемных детей, она приходила сюда, как она сама говорила, чтобы поучиться взрослым разговорам. Но сейчас, при упоминании ее имени, все затихли. Сидевший ближе всех к Энинву ее сын, Джулиен, тихо сказал: - Она умерла, мама. Энинву повернулась, чтобы взглянуть на него, желто-коричневого и мало привлекательного с виду, за исключением его глаз, таких же чистых как и ее собственные. Несколько лет назад, когда понравившаяся ему женщина наотрез отказалась иметь с ним дело, он отправился к Луизе, чтобы поведать ей о своей печали и найти у нее утешение. Луиза рассказала об этом Энинву, и та была очень удивлена, обнаружив, что не чувствует никакой обиды к старой женщине за то, что ее сын рассказал о своих переживаниях постороннему человеку. Благодаря своей чуткости, Луиза перестала считаться чужой в первый же день своего появления на плантации. - Как она умерла? - спросила наконец Энинву. - Во сне, - сказал Джулиен. - Она легла спать, а на следующее утро дети не смогли разбудить ее. - Это случилось две недели назад, - сказала Лиа. - Мы пригласили священника, зная о том, что она хотела этого, и устроили ей пышные похороны. Лиа замолкла, будто от нерешительности. - Она...она не испытала никакой боли. Я даже прилегла на ее постель, чтобы убедиться в этом, и знаю, что она ушла так легко, словно.... Энинву поднялась и вышла из-за стола. Она ушла из комнаты, чтобы на минуту забыть о тех умерших, кого она любила, и о любимых ею живых, чья быстро наступающая старость напоминала ей, что и они лишь временно находятся около нее. Лиа было всего лишь тридцать пять, а как много седых прядей можно было увидеть в ее невьющихся черных волосах. Энинву прошла в библиотеку и закрыла за собой дверь. Закрытая дверь в ее доме была не менее уважаема, чем и сама хозяйка. Там она села за свой стол и опустила голову. Луизе было семьдесят.... семьдесят восемь лет. Это был срок ее жизни. Как глупо горевать по поводу этой старой женщины, которая прожила на свете такую долгую, для обычного человека, жизнь. Энинву выпрямилась и покачала головой. Столько, сколько она могла помнить, она всегда наблюдала одно и то же: как вырастали и умирали ее родственники и друзья. Так почему же сейчас это так ударило ее, будто случилось что-то новое? Стивен, Маргарет, Луиза... Затем будут и другие. Всегда будут другие, они всегда будут неожиданно появляться, а затем так же неожиданно уходить. Оставаться будет только лишь она. И будто в опровержение ее мыслей дверь открылась и в комнату вошел Доро. Она с раздражением взглянула в его сторону. Каждый живущий в этом доме уважал как сам факт, ее закрытую дверь, но Доро...он вообще не уважал ничего. - Чего ты хочешь? - спросила она. - Ничего. Он пододвинул кресло поближе к ее столу и уселся в него. - Так что, на этот раз ты больше не привел детей для воспитания? - с горечью спросила она. - И никаких малоподходящих пар для моих детей у тебя тоже нет? Ничего нет? - Я привел беременную женщину с двумя детьми, а в банке НьюОрленана я открыл счет для их содержания. Хотя к тебе я пришел не для того, чтобы обсуждать эти дела. Энинву отвернулась от него, даже не интересуясь, зачем именно он пришел к ней на этот раз. Она хотела только одного, чтобы он оставил ее. - Видишь, люди продолжают умирать, - сказал он. - Тебя это не должно беспокоить. - Но, тем не менее, это беспокоит. Когда умирают мои дети, самые лучшие из моих детей. - И что же ты делаешь? - Стараюсь перенести это. Что же остается делать, как не переносить? Когда-нибудь, мы будем иметь других, которые не умрут. - Ты еще продолжаешь жить этой мечтой? - А что я могу поделать, Энинву, если я сам сотворил ее? Она промолчала. - Я тоже привыкла верить в нее, - сказала она. - Когда ты забрал меня с моей родины, от моих людей, я верила в нее. Почти пятьдесят лет я заставляла себя поверить в нее. Возможно...возможно, что временами, я все еще в нее верю. - Но ты никогда не вела себя так, будто верила в это. - Я верила! Я позволяла тебе проделывать со мной все, что ты делал со мной и с другими, и оставалась с тобой до тех пор, пока ты не решил убить меня. Он лишь глубоко вздохнул. - Это решение было ошибкой, - сказал он. - Я принял его исходя из своей привычки считать, что ты была всего лишь еще одной женщиной из дикого племени, не поддающейся никакому управлению, и единственной заботой для которой было получить свою долю детей. Многовековая привычка в таком случае подсказывала мне, что от такой женщины следует осовободиться. - А каковы же твои взгляды сейчас? - спросила она. - Сечас они изменились, если ты хочешь знать. Он взглянул на нее, затем перевел взгляд куда-то в сторону. - Я хочу, чтобы ты жила столько, сколько можешь прожить. Ты даже не знаешь, как мне пришлось бороться с самим собой, чтобы прийти к этому. Ее почти не интересовала его борьба. - Я пытался из всех сил заставить себя разделаться с тобой, - сказал он. - Это было бы гораздо проще, чем заставить тебя измениться. Она лишь пожала плечами. Он поднялся со своего места и, взяв ее за руки, попытался заставить встать. Она встала, безвольно, почти без сопротивления, отчетливо осознавая, что если она позволит ему вести себя подобным образом, то вскоре они оба окажутся на софе. Он хотел ее, и его не заботило, что она только что пережила потерю друга, и ей хотелось побыть одной. - Тебе нравится это тело? - спросил он. - Это мой подарок тебе. Она поинтересовалась, кому же это пришлось умереть, чтобы он мог вручить ей вот такой "подарок". - Энинву! Он очень мягко и осторожно встряхнул ее, так что она взглянула на него. Теперь ей не нужно было поднимать свои глаза вверх. - Ты по-прежнему все та же маленькая лесная дикарка, норовящая забраться на поручни корабля и уплыть назад, в Африку, - сказал он. - Ты все еще хочешь того, чего нельзя получить. Эта старая женщина умерла. И вновь она только пожала плечами. - Они все умирают, все, кроме меня, - продолжил он. - Благодаря мне ты не была одинокой на этом корабле. И поэтому, благодаря мне, ты никогда не будешь одинокой. Наконец, он отвел ее к софе, раздел ее и они занялись любовью. Ей показалось, что она слегка потеряла рассудок. Его настойчивость расслабила ее, и когда все закончилось, она незаметно уснула. Прошло не так много времени, как он разбудил ее. Солнечный свет и длинные тени подсказали ей, что это был все еще вечер. И ей стало интересно, почему он все еще не покинул ее. Он получил то, что хотел, и намеренно или нет, но он дал ей умиротворение. Оно будет длиться еще некоторое время, если только сейчас он оставит ее. Энинву взглянула на него полуодетого, все еще без рубашки сидевшего рядом с ней. Они скорее всего просто не уместились бы на этой софе, если бы он, как обычно, носил достаточно крупное тело. И почему то она в очередной раз подумала об истинном хозяине его прекрасного необычного нового тела, но удержалась от вопросов. Ей не хотелось услышать, что это был один из ее потомков. Он молча ласкал ее еще некоторое время, и она подумала, что он хочет возобновить их занятия. Вздохнув, она решила, что это не имеет большого значения. Сейчас ей многое казалось бессмысленным. - Я собираюсь попробовать кое-что с тобой, - сказал он. - Я уже много лет собирался проделать это. Еще до твоего побега я думал, что однажды я сделаю это. И вот сейчас....сейчас все изменилось, но я всетаки хочу попытаться, хоть до какой-то степени. - До степени чего? - слабо спросила она. - О чем ты говоришь? - Я не могу объяснить этого, - сказал он. - Но....Взгляни на меня, Энинву. Только взгляни! Она повернулась на бок и посмотрела на него. - Я не причиню тебе вреда, - сказал он. - Все, что ты видишь и слышишь поможет тебе понять, что я абсолютно честен с тобой. Я не причиню тебе зла. Ты будешь в опасности лишь только в том случае, если не послушаешься меня. Мое теперешнее тело сильное, молодое и совсем новое для меня. Я прекрасно управляю им. Только слушайся меня, и ты будешь в безопасности. Она вновь легла на спину. - Скажи мне, что ты хочешь, Доро. Что еще теперь я должна сделать для тебя? К ее удивлению он улыбнулся и поцеловал ее. - Только лежи спокойно и доверяй мне. Поверь, что я не причиню тебе зла. Она поверила ему, хотя в этот самый момент она едва заботилась о происходящем. Какая ирония заключалась в том, что именно сейчас он начал проявлять заботу о ней, начал видеть в ней не только лишь очередное животное, предназначенное для разведения породы. Она кивнула и почувствовала на себе его руки. Неожиданно она оказалась в темноте, и продолжала падать и падать сквозь эту темноту к отдаленному свету. Она ощущала как она корчится и задыхается в поисках какой-нибудь поддержки. Она вскрикнула от непроизвольного ужаса и не смогла услышать собственного голоса. Но в одно мгновенье темнота вокруг нее исчезла. Она вновь была на софе, а рядом с ней тяжело дышал Доро. На его груди были кровавые следы от ее ногтей, а он массировал рукой свое горло, как будто оно было повреждено. Она была чем-то обеспокоена, не смотря на свое состояние. - Доро, я повредила твое горло? Он сделал глубокий неровный вдох. - Не так сильно. Я был готов к твоей реакции, или по крайней мере думал, что был готов. - Что такое ты сделал? Это было похоже на сон, после которого дети с криком просыпаются. - Измени свои руки, - сказал он. - Что? - Слушайся меня. Сделай когти на своих руках. Недоумевая, она сформировала мощные когти леопарда. - Это хорошо, - сказал Доро. - Мне даже не удалось ослабить тебя. Мое управление достаточно устойчиво, как я и ожидал. А теперь убери все эти изменения. Он чуть дотрнулся пальцами до своего горла. - Мне бы не хотелось, если бы ты продолжила это теми когтями. И опять она подчинилась. Она вела себя как одна из ее дочерей, без всяких вопросов делала непонятные ей вещи, лишь только потому, что он командовал ей. Вот эта мысль заставила ее задать вопрос. - Доро, а что, собственно, мы делаем? - Разве ты не видишь, - сказал он, - что это...это самое, что ты ощутила, не причинило тебе так или иначе никакого вреда? - Но что же это? - Подожди, Энинву. Поверь мне. Все, что я смогу, я объясню позже, обещаю тебе. А теперь, расслабься. Я собираюсь повторить это вновь. - Нет! - Это не причинит тебе вреда. Все будет так, словно ты висишь в воздухе, и Исаак управляет этим. Ведь он никогда не причинял тебе никакого вреда. И я не причиню тоже. Он начал вновь ласкать ее, видимо пытаясь успокоить, и так продолжал. Во всяком случае, она никак не пострадала. - Успокойся, - прошептал он. - Позволь мне сделать это, Энинву. - И это будет....доставлять тебе какое-то удовлетворение, как будто мы занимаемся любовью? - Даже больше. - Ну, хорошо. Ей было интересно, на что же такое она согласилась. Это не имело ничего общего с тем, что она ощущала, когда Исаак подбрасывал ее в воздух и ловил, пользуясь своими удивительными способностями. Это же напоминало ночной кошмар, в котором она осуществляла бесконечное и беспомощное падение. Но это ей только казалось. Здесь не было ничего реального. Она не упала, и даже ничего не повредила. Наконец-то Доро захотел от нее чего-то такого, что не причиняло никому никакого вреда. Возможно, если она даст это ему, и при этом выживет, она сравняется с ним по силе и сможет лучше защищать своих людей от него, что позволит им спокойно прожить их короткие жизни. - Только не сопротивляйся мне на этот раз, - сказал он. - Я не могу сравниться с тобой в физической силе. И ты прекрасно знаешь это. Теперь ты знаешь, что тебе следует ожидать, и ты должна быть спокойной и дать этому произойти. Верь мне. Она неподвижно лежала, наблюдая за ним, и ждала. - Хорошо, - повторила она. Тогда он приблизился к ней, обнял ее рукой, так что ее голова лежала на ней как на подушке. - Мне нравится ощущать близость, - сказал он, ничего не объясняя этой фразой. - Это никогда не бывает так хорошо, без необходимой близости. Она взглянула на него и лишь устроилась поудобней, чтобы оба их тела касались друг друга по всей их длине. - Сейчас, - тихо сказал он. И вновь появилась темнота и ощущение падения. Но уже через мгновенье это стало напоминать ей медленное паренье. Только паренье. Теперь она не боялась. Она чувствовала тепло, покой, и у нее не было ощущения одиночества. Вряд ли это можно было воспринять как одиночество. Впереди нее был виден свет, но кроме этого, не было ничего и никого. Она медленно плыла к этому свету, наблюдая, как он рос по мере ее приближения. На первый взгляд это была отдаленная звезда, слабая и мерцающая. Скорее всего, это была утренняя звезда, сопровождавшая ее на пустом небе. Постепенно, свет превратился в солнечный, заполнив небо таким ярким светом, что она едва не ослепла. Но она не ослепла и не испытала каких либо других нудобств. Она чувствовала Доро рядом с собой, хотя она больше уже не осознавал ни его тела, ни своего собственного, лежавшего на софе. Это была новая форма осознания, которая не имела слов, которые могли бы описать ее. Это было хорошо и приятно. Он все время был с нею. И вот если бы его не было, то тогда она была бы по настоящему одинока. Что он такое сказал перед тем, как она расслабилась и погрузилась в легкий сон? Что благодаря ему, она никогда не будет одинокой. В тот момент эти слова никак не тронули ее, но зато они успокоили ее сейчас. Солнечный свет обволакивал ее, и темнота отступила. Сейчас, на самом деле она чувствовала, что ослепла. Вокруг не было ничего, кроме слепящего яркого света. Но по-прежнму, она не ощущала неудобства. И рядом с ней был Доро, касающийся ее так, как никто не касался ее раньше. Это было похоже на то, как он касался бы ее души, растворяя ее внутри себя, и распространяя ощущения от этих прикосновений во все части ее тела. Она начала ощущать его голод по отношению к себе, голод в буквальном смысле, но вместо страха в ней возникала необычная симпатия к нему. Но она чувствовала не только его голод, но и его сдержанность, и его одиночество. Ощущение одиночества рождало некое чувство родства между ними. Ведь столько времени он был одинок. И одинок так безнадежно. Ее собственное одиночество и ее собственная долгая жизнь казались незначительными перед этим. Рядом с ним она была как ребенок. Но ребенок, или нет, он нуждался в ее присутствии. Он нуждался в ней, как еще ни разу не нуждался в ком-то еще. Она подвинулась, чтобы коснуться его, поддержать его, облегчить это его долгое-долгое одиночество. Или ей только казалось, что она смогла сделать это. Она не знала, что делал он, так же как не знала, что же на самом деле делал она, но это было поразительно хорошо. Это было слияние, которое длилось и длилось, единенье, которым, как ей казалось, она управляла сама. Но только до тех пор пока она не расслабилась в приятном утомлении, и начала понимать, что теряет контроль над собой. Казалось, что его сдержанность постепенно отступает. Того единенья, которым они только что так наслаждались, было уже недостаточным для него. Он казалось впитывал ее, забирал в себя, стараясь сделать своей частью. Он был как огромный свет, как огонь, который втягивал ее. Теперь он убивал ее, мало-помалу, переваривая ее часть за частью. Не смотря на все его разговоры, он уничтожил ее. Не смотря на всю испытанную ими радость, он не смог отказаться от убийства. Не смотря на то новое более высокое предназначение, которое он пытался возложить на нее, размножение и убийство оставались по-прежнему единственным, что имело для него хоть какое-то значение. Хорошо, значит так тому и быть. Так и быть. Она так устала.