Александр Смолян - Во время бурана

Все эти вопросы еще не были разрешены, когда Саня сказала:

— Здравствуй.

— Здравствуй. А почему ты переоделась?

«Ты» возникло само собой, непреднамеренно. Миша был к этому почти непричастен.

— Ишь ты, какой любопытный! Захотела — и переоделась. А что? Разве в комбинезоне лучше?

— Нет… Так тоже очень хорошо.

Этот чистосердечный комплимент заставил Саню бросить шутливый тон и ответить по существу:

— Комбинезон я вчера вечером постирала и сушить повесила. А кроме того, в ситцевом платье работать легче, не так жарко. Вчера я комбинезон надела, потому что полсмены надо было работать на разгрузке машин. Эти металлические леса таскать — хуже нет! Знаешь, как в ржавчине извозишься! Сразу платье загубишь.

— А я проснулся, смотрю — чьи-то ноги на подмостях. Я даже сначала подумал, что это не ты. Что сегодня вместо тебя другую прислали.

— Ну и что ж? — спросила Саня, возвращаясь к прежнему тону. — Другая — так другая. Разве тебе не все равно? Может, другая аккуратней меня работает.

— Нет, лучше, чтоб ты.

Так состоялось это объяснение. Оно было прервано мамой.

— Выспался, Мишутка? — спросила она, выходя на балкон. — Иди скорей мыться, и будем завтракать. Мне нужно уходить.

Умываясь, Миша снова стал думать об опасности, подстерегающей Саню. И в голове его зародился новый план спасения.

Все зависит от того, на что человек падает — на твердое или на мягкое. Олежка рассказывал, что прошлым летом, в деревне, он прыгал в сено с крыши высоченного сарая. И другие мальчики тоже прыгали вместе с ним. А если бы не на сено, так обязательно сломал бы ногу. Он сам это говорил. Значит, если Саня упадет, — главное, чтоб она попала на что-нибудь мягкое. Правда, сена здесь не найдешь, но ведь подушка, например, еще мягче!

За завтраком мама сказала, что торопится к открытию универмага — может быть, будут летние туфли для папы. В командировке папа, наверно, окончательно изорвет ботинки, она знает, что такое карельские леспромхозы. К тому же папа вечно лезет в такие места, где и дорог-то никаких нет. Вернется из командировки — ему даже переобуться не во что, прошлогодние туфли совсем уже неприличные… Может быть, Миша пойдет вместе с ней в универмаг? Пусть тогда ест побыстрее, если хочет пойти.

— Нет, я лучше поиграю во дворе, — ответил он.

Мама ушла, сказав, что вернется часа через два. Миша с трудом подождал еще пять минут — время, в течение которого она должна была, по его расчетам, спуститься с лестницы. Затем он схватил с кровати подушку и бросился к выходу. Из передней вернулся, схватил еще одну подушку и выбежал на лестничную площадку. Здесь он остановился, подумал, снова вернулся и стал торопливо стаскивать с подушек наволочки: стоять во дворе с подушками в наволочках было бы неудобно, а так он сможет сказать, что несет их из магазина.

На одной из наволочек оборвалась пуговица, которую он не отстегнул, но он даже не поднял ее с пола, выбежал, захлопнул дверь и пустился вниз по лестнице.

Скорей, скорей! Мише пришло вдруг в голову, что если бы мама не согласилась отложить переезд, то сегодня они уже уехали бы на дачу. Страшно подумать — кто бы тогда выручил Саню?

Заторопившись, Миша споткнулся и со всего размаху шлепнулся на одной из лестничных площадок. Хорошо, что шлепнулся на подушку, не то наверняка расквасил бы себе нос. Миша увидел в этом прекрасное подтверждение своей идеи: если падаешь на подушку, так совсем не больно! Он поднялся, подобрал подушки и снова побежал вниз.

Однако на середине пути ему пришлось резко затормозить: мама все еще была здесь, она спускалась двумя этажами ниже. Она вела под руку Марию Францевну — старушку, жившую на шестом этаже. И поэтому шла очень медленно.

Нетерпение овладело Мишей. Он боялся, что Саня упадет именно сейчас, в эту самую минуту, когда он ничем не может ей помочь. Снизу доносились беззаботные голоса мамы и старушки. Но Миша не прислушивался к их разговору, ему было не до того. Он еле сдерживался, спускаясь со ступеньки на ступеньку, прижимая к себе подушки и стараясь не подходить к перилам, чтобы его не было видно снизу.

Наконец мама и старушка вышли на улицу, за ними хлопнула парадная дверь. Миша стремглав вылетел во двор. К счастью, ничего еще не случилось с бедной Саней. Подняв голову, Миша разглядел ее наверху. Она спокойно продолжала работу.

Здесь, во дворе, Мише сразу стало ясно, что план его далеко не безупречен. Во-первых, не так-то легко будет точно определить место, на которое упадет Саня, и вовремя подложить подушки именно туда. Во-вторых, при падении с такой высоты можно, пожалуй, разбиться, хоть и на подушки попадешь. «Но все-таки, — утешал себя Миша, — немножко-то все-таки мягче будет». Во всяком случае в сравнении с картинами, которые рисовались его воображению ночью, теперешний план выглядел довольно реальным. За неимением лучшего Миша решил не отказываться пока что от этого плана.

Трудности подстерегали его на каждом шагу. То и дело к нему подходили незнакомые женщины и спрашивали, где дают подушки. «Не знаю, — отвечал он. — Это мама где-то купила». Но каждый раз приходилось отводить глаза от Сани — ведь нельзя же стоять отвернувшись и задрав голову, когда разговариваешь с людьми! А что, если как раз в это время Саня упадет?

Кроме того, не прошло и десяти минут, как нестерпимо заныла шея. Конечно, если смотреть с противоположной стороны двора, то можно не так сильно задирать голову. Но оттуда в нужный момент и добежать, пожалуй, не успеешь. А если стоять там, где нужно, и все время следить за Саней, то кажется, что шея вот-вот переломится. Просто пытка!

Но главным препятствием к осуществлению Мишиного плана было то, что Саня вовсе не собиралась падать с высоты седьмого этажа. Миша никогда не признался бы в этом даже самому себе, но где-то в глубине сознания копошилось чувство, чуточку похожее на разочарование. Немножко все-таки неприятно, когда все твои приготовления к подвигу оказываются, в сущности, совершенно излишними.

Вахта продолжалась уже больше получаса, когда какой-то женский голос снова осведомился о том, где продают подушки. Но на этот раз Мишу назвали не просто «мальчиком», а по имени. Это была Олежкина мама, тетя Надя.

— Не знаю, — снова ответил он, не преступая пределов истины. — Это мама где-то купила.

— А почему ты стоишь с ними здесь?

— Мама велела подождать… Она в булочную зашла.

Теперь Миша соврал. А врать он не любил. Он почти всегда попадался.

— Ты тут Олежки не видал? — спросила тетя Надя.

— Нет.

— А давно ты во дворе?

— Давно. Целый час, наверно.

— Куда ж этот мальчишка запропастился!

«Вот и вышло глупо! — подумал он. — Ведь не могла же мама зайти в булочную на целый час». И он тут же стал мысленно выпутываться: «Сначала я просто так играл во дворе, а потом, уже совсем недавно, пришла мама и велела подержать подушки, пока она за хлебом сходит…» Но тетя Надя ушла, ни о чем больше не спросив. Миша печально посмотрел ей вслед.