Ватутин Алексеевич - Знак Змееносца

Их стальные конечности уверенно шагали по асфальту.

-- Просьба всем электорам покинуть зону пикета! Повторяю! Всем электорам покинуть зону пикета!

-- Назад! -- крикнул мне Луций, и, схватив меня за плечо, повалил в ближайшие кусты.

-- Оманепадмехум! Оманепадмехум! -- продолжали скандировать люди.

-- Немедленно разойдитесь! -- раздалось из полицейских шагающих машин, которые останавливались, образуя полукруг.

-- Оманепадмехум! -- вдруг от толпы отделился сверкающий шар, который, потрескивая в каплях дождя, полетел в сторону ближайшей машины.

И вдруг, раздался истошный свист -- это включились излучатели "гуманитарных орудий".

Луций, с искажённым лицом, выхватил из сумки наушники, и, нахлобучив их себе на уши, обхватил мою голову своими крупными ладонями.

У меня закружилась голова и в глазах, потемнело. Казалось, что капли дождя, падающие на мою кожу, сверлят её, словно раскалённые иглы.

Люди, стоящие в толпе, начали падать на землю. У некоторых из ушей текла кровь. Они совершали конвульсивные движения, а голографические баннеры начали таять...

Я очнулся в какой-то горячке: мы с Луцием бежали по узким улицам, покрытым мусором и осколками кирпича.

-- Уууууууууууу...

Я пошатнулся, голова пошла кругом, а в глазах стояли красные круги.

-- Хор! Не падай! -- крикнул он.

Я не упал, хотя было скользко, и мои ноги, от осознания, происходящего со мной, чуть не споткнулись, потеряв ритм бега.

-- Луций, какого пениса... -- я закашлялся: холодные капли секли по лицу.

-- Не разговаривай, -- опять крикнул он.

Внезапно, по пути нашего следования, возникла мусорная куча. Обойти её можно было только справа. Вдруг из кучи поднялся человек, одетый в лохмотья. Лицо его было вспухшим, и грязным. Один глаз заплыл бельмом. Он напоминал утопленника...

-- О! Привет! -- крикнул он сиплым голосом, и в его руках появился пистолет.

Луций выставил вперёд локоть, и попытался прикрыть меня своим тяжёлым корпусом.

Утопленник, поднял оружие, и, внезапно, приставив ствол к виску, выстрелил...

Кровавая крошка смешалась с водяной пылью, его серый язык вывалился изо рта, и он опрокинулся навзничь, обратно, в ту же кучу мусора, рядом с перевёрнутыми оцинкованными баками. Багровая лужа смешалась с ручьями на мостовой.

-- Сука, -- сплюнул на асфальт Луций, достаточно бесцеремонно протаскивая меня между кучей, и стеной дома.

Я схватил его за плечо, и согнувшись пополам проблевался на мостовую, чуть не захлебнувшись кислотными парами в носоглотке...

-- Велес! Отставить! -- Луций почти срывался на истерический крик, схватив меня за шею, и толкая вперёд, от чего я чуть не поскользнулся на собственной блевотине, размываемой дождём.

Я выпучил глаза, и глубоко вздохнул.

Мы опять побежали...

Красивые клумбы, грязные подворотни, люди, машины... всё мелькает, слышаться выстрелы...

-- Уууууууууууу... гудит вдалеке белёсый столб...

Я и забыл про него, просто идёт постоянный гул... вой... далёкий тихий и тоскливый... как стиль этой жизни... воют стены домов, воет тротуары и мостовые... воет небо, деревья... ступени... но... так тихонько... где-то там...

Сердце бешено колотится, в глазах темно, в рожу дождь... сука... когда это кончится...

-- Эй... -- задыхаясь, хриплю я, -- Луций, я заёц, так бегать?... Ты...

Луций неожиданно останавливается, рядом с небольшой площадью, прижимая меня правым боком, к силовой установке, над которой висит восьмиугольный рекламный короб.

-- А... и не надо бегать, Велес... -- тяжело произносит он, -- лежи тут, как кал, в подворотне, убейся, чибис...

Он явно злится на меня.

-- Что тут происходит, в том месте, куда ты меня так долго волок...? Ради чего мы тут?

-- Чтоб тебе, дураку, лучше стало... Всё... больше не бежим...

Рядом с нами, у стены дома, небольшая подвальная лестница. Разрисована голографическими надписями -- минимальное, но прикрытие.

Теперь я просто кашляю -- блевать уже нечем. Я встал на колени и начал отхаркивать на тротуар. Лёгкие свистят...

-- Вниз... -- шипит Луций.

Мы ползём по ступенькам -- мне уже просто всё равно... и, всё же я вижу...

В небольшом сквере стоит маленький дом, из грубого пластика, почти сарай.

Свист сервоприводов был слышен заранее. Почему мы должны скрываться, мать моя мишура ... Боги!

Я, почему-то чувствовал, что сейчас будет что-то нехорошее... раньше, насколько я помню (уже смешно), такого не было...

Холодком как-то прошло в груди, даже не пульс... что-то в сосудах, в мошонке, что-то подобралось. Я даже спрятался за бортиком, хотя в этом не было необходимости.

-- Именем Древнейших! Всем электорам выйти из дома! -- раздался голос, искажённый усилителем, -- предлагаем вам сдаться. Вы переедите в комфортабельные эмиграционные поселения...

-- Нет! -- крикнул какой-то мужчина, картавя.

-- Убирайтесь! -- вторил ему визгливый женский голос.

-- Мы не причиним вам насилия... -- раздалось из бронированной машины.

Дверь с тихим скрипом открылась, и, оттуда вышел старик.

Он был в кожаной куртке, со сморщенным красным лицом. В руках его была пластиковая ёмкость, с широким раструбом.

-- Положите ёмкость на землю! -- последовал приказ.

-- Да идите вы на... -- он хрипло засмеялся, -- мы знаем, что нужно, и знаем, зачем... Боги с нами!

Не знаю, почему он сделал это..... он ухмылялся своим острым ртом с редкими зубами... Он облил из канистры на стены дома, а потом кинул её на невысокую крышу... Почему его не подстрелили?

-- Боги с нами! -- После, он вновь недобро усмехнулся, отряхнул руки, и, чиркнув зажигалкой, бросил ее в лужу мутной жидкости, натёкшей на тротуар. Стены дома вспыхнули ярким пламенем, а он вошёл внутрь и запер дверь. И через какое-то время... боже мой... я услышал: кричали люди... захлёбываясь дымом и кашляя... и они сгорели там... заживо... даже не попытавшись выбраться...

Я зажмурился и заткнул уши, чувствуя противный приторный запах коптящего дыма...

Потом раздался зудящий звук, и "Стальные Кентавры" ушли...

Некоторое время, мы с Луцием ещё сидели в своём убежище.

Я приоткрыл глаза: над сгоревшим домом пролетал призрачный силуэт табуна вороных жеребцов, с развивающимися гривами...

Всё же странный я человек: смотреть на смерть мне было не приятно, слышать крики -- больно и страшно... А вот на душе, кроме опустошённости, и некоего паршивого настроения -- никакой скорби: наплевать...

В голову пришла фраза, моя фраза, только не помню, к чему я её говорил раньше. Но сейчас было в самый раз: "Планета Психопатов"... А кто такой псих? Тот кто опасен, и поведение которого выбивается из общих норм и принципов? Больной на голову человек? Так ведь это же я! Это я здесь "белая ворона"...

Гула в небе я уже не слышал. Дождь почти перестал, но небо оставалось серым.

С крыши посыпались осколки кирпичей, и куски цемента. Я задрал голову, и увидел металлический манипулятор, с зазубренным кончиком, который, свесившись с крыши шестого этажа, впился в стену дома. Завыли сервоприводы...