Роальд Даль - Вкус

— Это меня радует, дорогой, — вставила миссис Скофилд.

— Я отвечу любой ставкой, — объявил Пратт. — Своим домом, например. Подойдет ли вам мой дом?

— Какой? — спросил Майк, в шутку, конечно.

— Загородный.

— А почему бы и не другой впридачу?

— Ну, хорошо, тогда, значит, оба моих дома.

Тут я увидел, что Майк колеблется. Он сделал шаг вперед и аккуратно поставил корзину с вином на стол. Он отодвинул в сторону солонку, перечницу, потом взял в руку нож, задумчиво посмотрел на клинок и снова положил его на место. Его дочь тоже заметила, что он не может решиться.

— Папа! — вскричала она. — Что это за глупости? Я не позволю так спорить на меня.

— Ты совершенно права, доченька, — пришла ей на помощь мать. — Немедленно прекрати, Майк. Садись и ешь.

Майк не обратил на нее внимания. Он посмотрел через весь стол на свою дочь и улыбнулся ей — легкой, отеческой, успокаивающей улыбкой. Но в его глазах светился небольшой огонек триумфа.

— Знаешь, — сказал он, не переставая улыбаться, — знаешь, Луиза, нам, пожалуй, стоит подумать над предложением мистера Пратта.

— Все, замолчи, папа! Хватит с меня! Такого идиотизма я еще не видела!

— Успокойся, моя ласточка. Послушай сперва, что я скажу.

— Я не хочу ничего слушать.

— Луиза, прошу тебя! Ситуация такова: Ричард предложил нам пари с серьезной ставкой. И настаивает на ней он, а не я. И если он проиграет, то в твои руки перейдет значительное состояние. Нет, подожди секунду, дитя мое, не перебивай меня. Сейчас самое главное: он никак не может выиграть.

— Но, похоже, он верит в это.

— Выслушай же меня. Твой отец знает, о чем говорит. Специалист, пробующий французское красное вино — если это только не вино какого-нибудь очень известного сорта как, например, лафит или латур, — не в состоянии дать точных сведений о месте его происхождения. Он, конечно, может сказать тебе, в какой местности Бордо изготовлено это вино: в Сент-Эмильоне, Помероле, Граве или Медоке. Но в каждой местности имеется много коммун, а в каждой коммуне есть много, много маленьких виноградников. И различить их по одному только вкусу и запаху просто невозможно. Даже если я скажу, что вино, которое я сейчас принес, родом из маленького виноградника, находящегося посреди множества других маленьких виноградников, Ричарду ни за что не отгадать названия. Ни за что на свете.

— Ты не можешь знать этого наверняка, — возразила Луиза.

— О, еще как могу, дорогая, еще как. Не хочу хвалить сам себя, но что касается вин, то тут я довольно хорошо подкован. И потом не забывай, дитя мое, что я твой отец. Неужели ты думаешь, что я вовлеку тебя во что-нибудь, чего ты сама не хочешь? Я просто пытаюсь раздобыть для тебя немного деньжат.

— Майк! — резко воскликнула его жена. — Прекрати, Майк, прошу тебя!

Он опять не обратил на нее никакого внимания.

— Если этому пари суждено будет состояться, — сказал он своей дочери, — то через десять минут ты станешь владелицей двух больших домов.

— Но мне не нужны никакие два дома, папа.

— Тогда продай их. Тут же продай их ему обратно. Я это для тебя устрою. И тогда, представь себе только, моя ласточка, тогда ты будешь богата! Независима на всю жизнь!

— Папа, мне это не нравится. Это легкомыслие какое-то.

— Я тоже так считаю, — энергично заявила мать и закивала при этом головой, как курица, стучащая клювом. — Как тебе не стыдно предлагать такое, Майкл! И к тому же собственной дочери!

Майк даже не удостоил ее взглядом.

— Соглашайся! — настаивал он, в упор глядя на дочь. — Не тяни, соглашайся! Я гарантирую тебе, что ты не проиграешь.

— Но мне все это не нравится, папа.

— Давай же, хорошая моя, соглашайся!

Майк вовсю напирал на свою дочь. Он нагнулся к ней через стол, неотступно буравил ее своими строгими, светлыми глазами, и Луизе было нелегко сопротивляться ему.

— А что, если я проиграю?

— Пойми же наконец, что ты не можешь проиграть. Ручаюсь тебе.

— Ах, папа…

— У тебя будет целое состояние. Ну, давай. Ты согласна, Луиза? Да?

Последнее колебание. Потом она беспомощно повела плечами.

— Ну, хорошо. Но только, если ты клянешься, что я ни в коем случае не проиграю.

— Отлично! — воскликнул Майк. — Тогда все в порядке. Наше пари в силе.

— Да, — подтвердил Ричард Пратт и посмотрел на девушку. — Пари состоялось.

Тотчас же Майк схватил бутылку с вином, налил чуть-чуть в свой фужер и возбужденно стал перебегать от одного к другому, наполняя бокалы. Мы все наблюдали теперь за Ричардом Праттом, с напряжением всматривались в его лицо, когда он медленно протянул правую руку к бокалу. Этому человеку было около пятидесяти, и у него было не очень приятное лицо. Казалось, оно состояло только из одного рта, одного рта и губ — мясистых, влажных губ профессионального гурмана. Нижняя губа слегка отвисала вниз, мягкая, выдающаяся вперед губа дегустатора, которая, похоже, только и ждала момента, чтобы прикоснуться к краю бокала или к какому-нибудь лакомству. Как замочная скважина, подумал я, разглядывая его; его рот похож на огромную замочную скважину.

Он медленно поднес бокал к носу. Кончик носа опустился в бокал и, принюхиваясь, стал кружить над поверхностью вина. Пратт слегка взболтал его, чтобы дать подняться букету. Глаза он закрыл. Он весь сосредоточился. Верхняя часть его тела, голова, шея и грудь, казалось, превратилась в большую, чувствительную нюхательную машину, которая ловила, фильтровала и анализировала послание, передаваемое сопящим носом.

Майк, как я заметил, удобно откинулся назад и напустил на себя безучастный вид, хотя внимательно за всем наблюдал. Миссис Скофилд, вся застыв, сидела за другим концом стола и неодобрительно смотрела прямо перед собой. Луиза чуть повернула стул так, что сидела теперь лицом к гурману и, как и ее отец, не сводила с него глаз.

Нюхательная проба продолжалась не менее минуты; потом Пратт, не открывая глаз и не двигая головой, опустил бокал и опрокинул в рот почти половину его содержимого. Он сидел со ртом, полным вина, и ловил первое вкусовое впечатление. После этого он, сглотнув, отправил немного вина в горло, и я увидел, как при этом двинулся его кадык. Однако большую часть он оставил во рту. И теперь, не сглатывая еще раз, он втянул в себя губами немного воздуха, который смешался в полости рта с ароматом вина и проник в легкие. Через какое-то время он выпустил воздух через нос и начал перекатывать и «пережевывать» вино под языком. Он буквально разжевывал его зубами, точно кусок хлеба.

Это был церемониальный, впечатляющий номер, и, я должен сказать, гурман делал свое дело хорошо.

— Гм, — произнес он, поставив бокал на стол и облизав губы своим розовым языком. — Гм, да… Весьма интересное винишко, мягкое и приятное, с почти женственным привкусом.