Анджей Зимняк - Письмо из Дюны

Однако постепенно мной овладела холодная, упрямая ярость - я мог приниматься за дело. Я убивал их, пока из перекрученных черных трупов не образовались завалы, покрытые паутиной перепутанных мохнатых конечностей. Расправившись с пауками внутри городка, я продолжил бойню на утопающих в мраке полях, затем наслал тихую смерть на хищников, оставшихся в лесу. Только нескольким из них удалось спастись, но я не думаю, чтобы они осмелились вернуться вскоре в окрестности Дюны. Целую неделю после той страшной ночи мужчины вывозили и закапывали в лесу смердящие трупы чудовищ.

Я высвободил свое сознание из тисков коллективного гипноза и обессиленно повис на балюстраде. Восходящее солнце наполняло теплыми лучами чистый простор неба, окрашивало в оранжевый цвет крыши освободившегося от ужаса городка. Я чувствовал огромное облегчение, но вместе с тем боль стискивала мою грудь. Спотыкаясь, я спустился по ступеням, протиснулся сквозь кордон приходящих в себя людей, ногами разбросал тлеющие еще головешки. Обходя скрюченные трупы пауков, я пошел к себе и упал в кровать. Мое сердце стучало словно молот, глухой пульс разрывал виски. Я считал секунды и минуты - знал, что если через четверть часа никто не придет, мое предчувствие окажется правдой. Страшной правдой, с которой я никогда не смогу смириться.

Она тихо вошла, села на кровать и погладила меня по голове. Я чувствовал, как с моей груди спадают камни, сдирается каменный панцирь. Значит, все же не она! Эмма была рядом со мной и тоже плакала. Погиб сынишка Хуаны. Когда мы несли его тельце на кладбище, я поклялся, что выясню причину этих трагических смертей. Дальше так продолжаться не может!

Я уже писал о том, что я думаю об абсолютной истине. Но мне кажется, что я уже немного знаю Дюну, ее жителей и их необычный способ обороны. Поверь мне, Артур, это мощное оружие. Еще одно из грозного арсенала супероружия. Но здесь и сейчас это бритва в руках ребенка. Я еще больше убеждаюсь в том, что это не я был причиной трагедии, хотя ничего нельзя исключить полностью. Я целиком контролирую ситуацию до конца... это значит, до момента, когда я сам выхожу из транса. Они же еще несколько секунд остаются в состоянии летаргии, обладая при этом страшной, убийственной для всего живого силой. Не отдающие себе отчета, без тормозов, могущественные... Теперь ты понимаешь? Людская зависть, дремлющая в каждом из нас, оборачивается всегда против лучших из лучших. Мы не можем вынести, что мы не такие, как они. Эти злые, недружелюбные мысли мы никогда не высказываем, да мы стыдились бы их. Но здесь... Они не контролируют свои чувства, не отдают себе отчета. Понимаешь? Журналист, который погружается а недоступный иным лучший мир... Всегда спокойный старик-портной... Единственный в Дюне ребенок, всегда веселый, на руках у счастливой матери...

Теперь ты понимаешь, что я не могу уехать отсюда. Я не могу их бросить. Я им нужен. Впервые я чувствую себя нужным в особом смысле. Можно сказать, что я незаменим. Это не значит, что я незаменим вообще, таких не бывает. Но меня нельзя заменить сейчас, завтра, через неделю. Ты давно знаешь это чувство, ведь ты счастлив в браке. Я познаю его впервые. Я должен остаться и продолжить. Я понимаю всю громадность задачи. Это превышает силы любого человека, и это на всю жизнь, я знаю. Моя цель значительно скромнее: на площади у ратуши не должно быть больше жертв. Я не знаю еще, как я этого добьюсь, но уже вскоре напишу тебе об этом.

Преданный тебе Франк.