Алексей Доронин - Чёрный день

Чем ближе Данилов подходил к родному городу, тем сильнее становилось его волнение. Когда до цели оставалось три часа пути, он буквально заставил себя посмотреть на счётчик, и его показания заставили парня воспрянуть духом. Двадцать пять миллирентгенов в час. Даже ниже среднего, и никакой выжженной земли, никакого марсианского ландшафта. Белый и пушистый снежок. Идти легко и даже приятно.

С удвоенной энергией он впрягся в лямку санок, изрядно полегчавших за две недели, и прошёл за следующие полчаса двойную норму. Санки, казалось, ничего не весили, а он сам и подавно. Перед небольшим подъёмом он остановился, вытер разгоряченное лицо и снова посмотрел на радиометр.

Двадцать восемь. Ничего страшного. Это колебания в пределах нормы. Роза ветров… Влияние рельефа…

Он думал, что быстрее некуда, но оказалось — можно. Саша не замечал усталости, как будто принял допинг.

Тридцать один. Снег под ногами уступил место жёсткой ледяной коросте. Появились проклятые овраги, как будто землю рванули в стороны, и она порвалась, как прогнившая ткань. Нет, это ещё ничего не значит.

Сорок шесть, пятьдесят два.

На сороковой день после падения бомб Александр вернулся домой. Вернее, на то место, где когда-то стоял его дом. Это была новая бомба, с иголочки. Чистенькая, нейтронная или литиевая — кто теперь ответит? Даже странно, что её не пожалели на такую цель. Наверно, достойных к тому моменту не осталось.

Александр ждал подобного, но то, что открылось его глазам, было слишком даже для его нервов. В посёлках и деревнях, покинутых людьми, дома стояли как «живые». В самом Новосибирске в них можно было узнать прежние очертания, как бы ни были здания искорёжены взрывной волной и пламенем. Тут всё оказалось иначе. Не было ни сиротливо стоящих зданий, в которые не вернутся жильцы, ни поля руин со шлаковым «катком» посредине. Ничего.

Кромешная тьма не помешала Саше увидеть если не всё, то многое. Рельсы впереди внезапно оборвались, земля вздыбилась, ровная насыпь превратилась в горный серпантин. А потом произошло невероятное. Данилов остановился как вкопанный — дальше дороги не было. Если бы только дороги — не было земли!

Это было похоже на бред. Перед ним в двадцати шагах расстилался во всем своём инфернальном величии Провал. Огромная яма с рваной осыпающейся кромкой, бездонная пропасть, противоположный край которой он не разглядел бы и при свете дня.

Александр не сразу осознал его размеры. Он долго шёл по спёкшейся выжженной земле, чуть присыпанной чёрным снегом, достаточно твёрдым, чтобы выдержать его вес, но чуть похрустывавшим под ногами. Мимо сосен, чудом сумевших устоять в складках местности, мимо поваленных бетонных столбов и перевёрнутых товарных вагонов. По одну руку тянулись постройки, разбросанные по кирпичику или раскинутые по брёвнышку, а по другую… Он старался туда не смотреть. Только изредка, чтобы, не дай боже, случайно не сократить расстояние.

Уцелевший человек обходил новоявленный каньон по периметру, пытаясь найти хоть полоску «суши» посреди безбрежного океана. Он надеялся, что ошибся, но напрасно. Судя по карте, Провал имел форму почти идеального круга, его очертания почти соответствовали границам центрального района. Обрыв был крутым, стенки — почти отвесными. Всего в паре мест склон выглядел достаточно пологим, чтоб попробовать спуститься, но такая мысль не посетила бы парня и в страшном сне. Саша даже не рисковал подобраться к краю ближе, чем на десять метров. Под снегом мог скрываться лёд, а скоростной спуск по каменистом склону вряд ли оставил бы в человеческом теле много целых костей. Сорваться с кручи и долго-долго лететь до столкновения с каменной породой ему тоже не хотелось, несмотря на драматизм положения.

Мощность этой бомбы могла быть невелика в абсолютном исчислении, но точка приложения оказалась верной. Зев пропасти раскинулся там, где располагался старый центр города. Там были жилые дома, в одном из которых он обитал целую вечность назад, школы, в одной из которых он когда-то, будто в прошлой жизни, получал ненужные, бесполезные знания. Отмахиваться топором от врагов и грабить магазины там не учили. Был стадион, на который он никогда не ходил, потому что не выносил скоплений людей, аллеи и скверы, где никогда не гулял по вечерам, предпочитая тишину и мертвящий покой четырёх стен да морок старых книг, написанных такими же сдвинутыми затворниками. Место, где он надеялся и верил, мечтал… О чём?

Пропади оно пропадом. Чтоб оно всё провалилось. Катись оно всё…

Там был его дом.

Бойтесь, бойтесь желать, ибо ваши желания могут сбыться.

Теперь всё это в прошлом, а прошлое похоронено в этой яме.

Когда-то он трусливо бежал из этого города, думая, что сможет измениться, начать «новую жизнь». Он ушёл, бросив себя прежнего, прокляв его и всех тех, кто был рядом, обвинив их в своих неудачах. Но порвать с прошлым не удалось, он так и не нашёл новой жизни, не нашёл вообще ничего, кроме разочарования.

Теперь, после всеобщей гибели, он возвращается на пепелище. «И дым отечества нам сладок и приятен». Но здесь не пахло дымом. Здесь не было запаха жирной гари, который витал месяц назад над сгоревшими развалинами Новосибирска и посёлков, попавших в зону поражения, не было густой копоти на стенах. Если они и были, то давно выветрились, унесённые ураганами, трепавшими истерзанную плоть земли. А родные стены… их тут осталось немного.

Теперь это место было лишено звуков, запахов, всего. Даже ненавистный ветер и тот исчез. Провал скрывался в темноте, как разверстая пасть голодной могилы, поджидающая новую жертву. Он выглядел в точности как в том сне.

Что почувствует неосторожный человек, если буран занесёт его в эти края, и он обнаружит пропасть, только ступив в пустоту? Даже остановившись как вкопанный и отшатнувшись, он не спасётся. Взгляд вслед за лучом фонаря упадёт вниз и не встретит преграды, тело в рефлекторном движении качнётся вперёд. Совсем немного, но достаточно для того, чтобы потерять равновесие. А ветер тут как тут. Он подтолкнёт падающего в спину, и душу засосёт в бездну, а внизу, на острых камнях, останется лежать лишь изломанная, пустая, как змеиная кожа, оболочка.

Провал поражал воображение, настолько он не походил ни на один из земных ландшафтов. Куда больше он напоминал кусок марсианской поверхности, перенесённый на Землю дьявольской силой. Наверное, такими представляли древние греки ворота в царство Аида. Границу между миром живых и миром мёртвых. Ворота, открывающиеся в одну сторону.

Он был глубок. Аккумуляторный фонарь, которым Данилов разжился совсем недавно, не помог ему разглядеть дна. Больше пятидесяти метров. Александр вспомнил, что на такой глубине вроде бы начинались скальные породы. Геолог, пожалуй, мог бы объяснить научно, а чего ждать от филолога? Саша мог представить, как это было, только приблизительно. Он знал, что подошва холмов, на которых стоял город, напоминала червивое яблоко. Под ним располагался лабиринт шахтных выработок, часть из которых после ликвидации предприятий была затоплена, часть просто брошена. Они со всех сторон окружали нетронутые целики, над которыми располагались жилые районы. Лет пятьдесят назад был случай — подработали несколько улиц, и людей пришлось спешно выселить, если не сказать «эвакуировать». На том месте образовался уголок лунного ландшафта с озёрами из дождевой воды.